Рюрик Ивнев. Богема
Хозяин кабинета - молодой красивый большевик, известный в рядах партии как один из организаторов Красной армии, получивший мандат из рук Владимира Ильича Ленина, сидел у письменного стола, положив локти на столешницу. Одним глазом он смотрел на лежавшую перед ним коричневую папку, а другим - на вошедших поэтов. Первым выступил Есенин:
- Здравствуйте, товарищ Троцкий, вы меня не узнаете? Я Есенин, а это мои товарищи, тоже поэты. Вы, конечно, слышали их имена: Рюрик Ивнев, Анатолий Мариенгоф, Матвей Ройзман.
- Садитесь, - сухо произнес Лев Давидович.
- Вот, товарищ Троцкий, - продолжал Есенин, - мы имеем маленькое издательство, выпускаем журнал, ведем культурную работу, и, так как для издания альманахов и сборников нужны средства, мы открыли кафе.
- Кафе? - переспросил Троцкий, занятый, очевидно, своими мыслями.
- Да, кафе-клуб, где наши нуждающиеся товарищи-поэты получают бесплатные обеды. - И при клубе организованы библиотека, шахматный и марксистский кружки, - выпалил Ройзман.
Мариенгоф наступил ему на ногу и тихо прошептал: «Не лезь».
- И вот, - распевал Есенин, - всей этой большой культурной работе грозит разрушение.
- Я не совсем вас понимаю, - устало произнес Троцкий, - причем же тут я, и потом… нельзя ли покороче… у меня тут дела и… заседание.
- Товарищ Троцкий, - взмолился Есенин, - мы понимаем, что вы - человек дела, и если решились посягнуть на ваше время, то…
- Дело в том, - перебил его Ройзман, - что наше кафе помещается в двух этажах, так вот, нижний этаж захлопнули.
- Захлопнули?
- Ну да, закрыли.
- Ничего не понимаю. Кто закрыл?
- Адмотдел Моссовета.
- Как это можно одни этаж закрыть, а другой - не закрыть?
- Вот мы и не понимаем этого… Мы пришли к вам… у нас приготовлена бумага… вот, товарищ Троцкий, подпишите ее… нам тогда откроют.
С этими словами Ройзман вытащил из кармана заранее заготовленную бумагу и выложил ее перед изумленным партийцем. Лев Давидович прочел вслух: «В Адмотдел Моссовета. Прошу оказать содействие правлению „Ассоциации поэтов, художников и музыкантов” в деле полного функционирования их клуба „Парнас”».
- Что значит «полного функционирования»? А потом, товарищи, я не имею никакого отношения к Адмотделу…
- Но вас там так уважают, - сказал Ройзман.
- Товарищ Троцкий, выручите нас, - взмолился Есенин.
Мы с Мариенгофом сидели молча, не могли выдавить из себя ни единого слова…
- Я не могу ничего предписывать Адмотделу и не могу подписывать таких бумаг. Самое большое, что я могу сделать, это позвонить. Он взялся за телефонную трубку. Есенин переглянулся с Ройзманом, неистово крутившим прядь волос у виска.
- Кабинет начальника Адмотдела… Да… Спасибо… Саша, ты? Говорит Троцкий… Здорово… Послушай, в чем дело? Тут пришли поэты… из «Парнаса»… клуб-кафе… Их прихлопнули. Что? Не прихлопывали? Закрыли только отдельные кабинеты? Очаг проституции? Понимаю. Да, да. Овечками. Ха-ха-ха. Ну, будь здоров! - он опустил голову, похожую на миниатюрную гильотину.
- Все кончено, - шепнул Есенин Мариенгофу.
Троцкий молча посмотрел на Есенина и Ройзмана. Мы с Мариенгофом отвели глаза в сторону.
- Ну, - вздохнул Есенин, - мы пойдем.
- Не задерживаю, - буркнул Троцкий, причем нельзя было разобрать, смеется он или сердится.