Шекспировский Король Ли... Лев
Драматургия далека от мультипликации, но, работая с общечеловеческими мотивами и характерами, она то и дело подкидывает аниматорам и сценаристам новые идеи, расширяя горизонты видений законов людской и звериной жизни. Дисней никак не ожидал такого успеха от своего 32-ого по счёту мультфильма, но тот, что был, затмил успех всех остальных. А не потому ли, что был построен на находках ренессансного Шекспира?
Внешние сходства "Короля-льва" с трагедией «Гамлет» разглядеть не составляет труда. В самом деле, кому, как не Симбе (лев, суахили) быть тем наследником короны, будущим королём Прайда, принцем датским? Кому как не лживому и лицемерному Скару быть Клавдием, убийцей датского короля, который, в свою очередь, имеет свой анимированный аналог в виде Муфасы. Сараби (мираж, суах.), жена Муфасы, мать Симбы, чем-то похожа на мать Гамлета - Гертруду. Ей тоже приходится после смерти мужа-короля направить свои преференции в сторону нового правителя (по аналогии - Скара). Поэтому не вызывает сомнения факт обращения диснеевских сценаристов к произведениям литературы периода Ренессанса. Но какова внутренняя сторона сценария мультфильма и пьесы драматурга?
Творчество Шекспира имело свои чётко установленные формы выражения. В основе его мировоззрения лежало пифагорейско-платоновское учение о мировой гармонии. И душа, таким образом, уподоблялась маленькой Вселенной, в которой дисгармонии возникнуть не должно. Но эпоха Возрождения пришлась как раз на время утраты связи времён, распада ещё мифологической или эпической системы мира. Новое сознание было уже историческим, его герои проецировали себя в абсолютное будущее, меж тем, как герои мира старого продолжали жить в наполненном традиционностью мире абсолютного прошлого. Борьба этих начал реализовалась в амбивалентной соотнесённости двух драматических жанров, когда комедии переходила в трагедию и наоборот. Комедия возникает тогда, когда попытки новых исторических характеров хотят поколебать старую систему мира. Но трагичны усилия мифологических характеров восстановить «всеопоясывающую цепь бытия» в новой формации, и комично их непонимание необратимости временного потока.
Симба, несмотря на своё сходство с Гамлетом, всё же, персонаж мифологический. Но он не был таким с рождения, а потерпел в своё время крах и перерождение. В начале мультфильма отец Муфаса рассказывает сыну о круговороте жизни в природе; он говорит, что нужно поддерживать баланс пищевых цепочек, которыми опоясано всё живое. Птица-советник Зазу вторит словам монарха и рассказывает Симбе и его подруге Ноле (подарок, суах.), о традиции брака между членами Прайда. Зазу и Муфаса - типичные представители традиционного мышления, апологеты монархии. Но Симба с Нолой не очень-то поддерживают Зазу и говорят, что когда они вырастут, внесут изменения в существующий порядок. Их мировоззрение - историческое.
Мечта маленького Симбы состоит в становлении, занятии места своего отца, но усилия его тщетны, так как даже гиен смешит его детский рык. Период его становления в лоне устоявшихся традиций Прайда совпадает с периодом злобных козней Скара нарушить стабильный миропорядок и обманом закрепиться на троне. Только со второго раза коварный план срабатывает: в грозной сече, спасая Симбу от антилоп, погибает его отец, Муфаса; погибает, конечно же, не без помощи Скара. Устроитель гибели монарха, дядя, внушает Симбе вину за смерть отца, и она начинает тяготить его сознание, превращаясь в перманентное чувство вины. Чудом он спасается от гиен, вскоре под палящем солнцем его находят антропоморфный сурикат Тимон и бородавочник Пумба (простак, суах.).
Невозможно не отметить то, что в характере Тимона отразился тот самый шекспировский Тимон Афинянин из одноимённой пьесы, тоже, кстати сказать, представитель нового, исторического сознания. Старый мифологический мир его тяготил, ведь в нём надо было постоянно делать выбор между долгом и чувством, полОженностью и желанием, сдержанностью и раскрепощённостью.
Создатели мультфильма вложили в его уста фразу Джульетты «Что в имени моём» («What's in a name»). Его друг, Пумба, был несколько более послушен прежней системе ценностей (когда он узнаёт, что Симба - король, то целует монарху лапы), но и ему приходилось стыдиться своей, чётко отведённой природой, ролью вонючего бородавочника. Поэтому выходом из внутреннего кризиса стало вот что: Hakuna matata (никаких проблем, суах.). Это как бы моральное право уйти от долга и рассеять конфликт между природой, в которую ты по тем или иным причинам не вписываешься, идеальное средство для абстрагирования от тяготящего чувства вины (с успехом, применённое впоследствии Симбой). Акуна матата - это настоящая гуманистическая ценность как раз в духе Ренессанса. (Оно чем-то соотносится с раблезианской главной заповедью монахов-телемитов - «делай, что хочешь»)
Для Шекспира «весь мир - театр», так как в новой системе ценностей, человек больше не принадлежал самому себе и ему приходилось играть навязанные обществом непосильные роли. Вот и кризис Гамлета заключался в том, что он не мог даже сыграть свою роль или даже сделать выбор: « Быть или не быть - вот в чём вопрос». Наследница абсолютного прошлого Нола (Офелия) с её традиционным пониманием мира встречает Симбу и говорит, что он - настоящий король и его место - в ныне разорённой стране отца. Но Симба до поры до времени не может принять такое положение дел. Во-первых, нанесённая Скаром детская психологическая травма заставила перенести внутренний конфликт в область львиного бессознательного, где стало чувством вины. А признать своё прошлое - значит пробовать совладать с этим неприятным чувством. Во-вторых, система ценностей Акуны Мататы не позволяет восстановить в сознании эпическую картину мира. Конфликт между долгом и чувством рискует завершиться в победе чувства. Но на помощь приходит обезьяна-шаман Рафики (друг, суах.), духовный наставник Симбы. Его роль - вынести из бессознательного спрятанную проблему, в которой же содержится и решение. Он подзывает духа отца Гамлета Симбы.
Но сначала, он показывает ему, где находится утраченная мечта, стать таким же, как отец. Отражение на воде - это как бы его ментальная проекция в будущее. Симба понимает, что цепь разорвалась на нём. Призрак отца, посланец из абсолютного прошлого, помогает дополнительному осознанию своей роли и взывает вспомнить (то есть вынести из бессознательного), стать архетипом сына, со «священно знакомым прообразом» (Т. Манн): «Remember…Помни, Симба, помни…» Но последний урок даёт, всё же, Рафики; он показывает на простом примере (бьёт его палкой), насколько инволюционная изменчивость мира обуславливается втянутостью событий во временной поток, что даёт Симбе понять, как его характер должен действовать в предложенных судьбой обстоятельствах (закон драматургии).
В отличие от Гамлета, когда Симба переходит из мира рефлексий в мир поступков, это не оборачивается для него крахом уже всей системы. В этом и состоит хэппи энд картины. Но почему? Трагедия Гамлета родилась в невозможности не просто в «необыкновенной нерешимости» (Шопенгауэр), но и в том, что он не может сыграть роль даже мстителя, он не может быть, но и не может казаться. Месть разрушает его внутренний баланс. Симба не был мстителем, хотя бы потому что призрак отца не сказал о виновности Скара. Поэтому Симбой движет не слепое подчинение обстоятельствам, но вера в себя. Он, наконец, стал тем, кто он есть. Он обрёл Самость.
Скар, устроил революцию в царстве свергнутого Муфасы, и нарушил пищевую цепь, подозвав гиен. Но даже если смотреть поверх природной стороны, он нарушил «закон вечного возвращения» (М. Элиаде) и мировую гармонию. При встрече со Скаром, где присутствуют также львицы Прайда и мать Симбы, Сараби, Скар прилюдно спрашивает Симбу, кто же повинен в смерти отца. Не зная правды, но, имея свою картину мира, Симба отвечает, что он. В этом эпизоде он безумно похож на Гамлета, когда тот выкладывает всё начистоту перед Гертрудой, в момент, когда Полоний подслушивает за ковром. В скорости Клавдий, пользуясь случаем удалить опасного претендента на престол, предлагает Гамлету скрыться в Англии - скрыться, как преступнику (Скар: «Беги, Симба, и никогда не возвращайся»).
Фактически, Симба сам убивает Скара, сбрасывая его к подножью, кишащему голодными гиенами. Момент завершения переворотов в львином королевстве и восстановления прежней цепи бытия совпадает с моментом окончания становления Симбы - он поднимается на скалистый уступ и, как его отец, рёвом взывает львиц Прайда к своей воле.
Воля к жизни маленького Симбы, когда он чудом спасся от приспешников Скара, гиен, теперь становится «Волей к воле» (Ницше), что и восстанавливает «всеопоясывающую цепь бытия». Священный дождь смывает прошлое и тушит огонь страстей, в львином контексте - построенных по всем законам драматургии и шекспировской ренессансной драмы. Такие дела.
