Моё прочтение Фаулза
Фаулз гениален. Ну или книга попалась мне в самое подходящее время, когда я более всего нуждалась в ней.
Я говорю про "Любовницу французского лейтенанта" (в оригинале она зовется куда менее броско:"The French Lieutenant's Woman"), других его книг еще не читала, но потом - обязательно.
Причем первую половину книги я читала невыносимо долго (первые три дня этой недели) и мучительно, изнывая от своих собственных переживаний, которые так далеки от фаулзского викторианского мира.
Конечно, образ Сары с самого начала зацепил меня.
Вот первое описание этой "сумасшедшей" глазами Чарльза:
"Это было лицо незабываемое, трагическое. Скорбь изливалась из него так же естественно, незамутненно и бесконечно, как вода из лесного родника. В нем не было ни фальши, ни лицемерия, ни истеричности, ни притворства, а главное - ни малейшего признака безумия. Безумие было в пустом море, в пустом горизонте, в этой беспричинной скорби, словно родник сам по себе был чем-то вполне естественным, а неестественным было лишь то, что он изливался в пустыне".
Порядочная, образованная - и самым подлым образом брошенная девушка, которая, тем не менее, с завидным постоянством приходит и всматривается в морские волны, за которым находится Франция - родина предавшего её человека...
Прекрасно, не правда ли?..
Но, признаюсь, мне было тошно читать об её упорствовании в страдании. Уж не знаю, кто из нас является пародией друг на друга - я (реальный человек) или она (литературный персонаж), но подобное сходство не приближало меня к ней, а отбрасывало в мою ситуацию. Наверное, этим можно объяснить моё полудепрессивное состояние на этой неделе, когда я то и дело возвращалась к этой книге.
С момента отъезда Чарльза в в Лондон в моей (читательской) душе произошёл резкий перелом - я вдруг поняла Чарльза и стала ему сочувствовать. До этого я воспринимала его исключительно как очередного тургеневского героя, вроде Рудина, господина N из "Аси" или того же Базарова - хорошего, умного, порядочного человека, тем не менее, своей слабостью рушащего жизнь другого любящего его человека.
Но в Лондоне, когда он впервые так близко предстал перед выбором: партнерство в крупной торговой фирме (и кабализм денег) или не требующие от него ничего внешнего, наносного занятия палеонтологией (свобода духа) - я, наконец, признала его. Это очень понятные мне сомнения, колебания.
И кое-что ещё.
В этой же или следующей главе Фаулз неожиданно примирил меня с П.
"Быть может, вы не сразу уловите связь между Чарльзом образца 1267 года с его новомодными, заимствованными у французов понятиями о целомудрии и хождениями за святыми Граалями, Чарльзом 1867 года с его ненавистью к коммерции и Чарльзом наших дней - ученым-кибернетиком, который остается глух к возмущенным воплям гуманитариев, этих тонко организованных натур, начинающих сознавать собственную ненужность. Но связь существует: все они отвергали - или продолжают отвергать - идею обладания как жизненной цели, независимо от того, что является вожделенным объектом: женщина, прибыль любой ценой или право диктовать скорость прогресса".
Вот оно объяснение. Вот оно оправдание.
Прочитав эти строки, я внезапно поняла, что мне незачем обижаться на П. - мы с ним коллеги. Мы с ним звенья одной цепи (чьи названия - научная и творческая интеллигенция), расходящиеся далее в полярно разные стороны. И оба мы видим целью своего пути - Мораль?, понимаемую, увы, столь по-разному.
Следующим ключевым для меня эпизодом было нахождение дарвиниста, агностика Чарльза в церкви.
"Снять с креста того, кто распят!
Внезапное озарение открыло Чарльзу глаза на истинную сущность христианства: не прославлять это варварское изображение, не простираться перед ним корысти ради, рассчитывая заработать искупление грехов; но по стараться изменить мир, во имя которого Спаситель принял смерть на кресте; сделать так, чтобы он мог предстать всем живущим на земле людям, мужчинам и женщинам, не с искаженным предсмертной мукой лицом, а с умиротворенной улыбкой, торжествуя вместе с ними победу, свершенную ими и свершившуюся в них самих.
Стоя перед распятием, он впервые до конца осознал, что его время - вся эта беспокойная жизнь, железные истины и косные условности, подавленные эмоции и спасительный юмор, робкая наука и самонадеянная религия, продажная политика и традиционная кастовость - и есть его подлинный враг, тайный противник всех его сокровенных желаний. Именно время обмануло его, заманило в ловушку... время, которому чуждо было само понятие любви, свободы... но оно действовало бездумно, ненамеренно, без злого умысла - просто потому, что обман коренился в самой природе этой бесчеловечной, бездушной машины. Он попал в порочный круг; это и есть его беда, несостоятельность, неизлечимая болезнь, врожденное уродство, все, что ввергло его в полное ничтожество, когда реальность подменилась иллюзией, слова - немотой, а действие - оцепенелостью... Да еще эти окаменелости!"
Выражаясь современным языком, я бы дала этому фрагменту (в своей душе) 5 баллов.
Всё остальное, пожалуй, оставлю без комментариев, если кому-то будет интересно - спросите сами.
После посещения Чарльзом Эксетера, меня, наконец, затянуло в эту книгу. Теперь мне в самом деле было интересно, чем всё-таки закончится эта история, сердце забилось быстрее.
Оставшиеся листы я прочитала, кажется, за день - с большими перерывами на пары, магазины и приход моих подруг.
Ближе к финалу я уже просто молилась автору - скажи, как ты решишь их судьбы? как мне самой жить?
Долгожданная встреча главных героев напомнила мне мои собственные приезды в Питер в начала 2010 и 2012 годов. Обвинения, споры, ссоры, слёзы, неоднократные попытки уйти, драматические взгляды и жесты - и неожиданные, но очень органичные примирения.
И Фаулз дал мне ответ на мои вопросы. Целых два. Противоположных.
И я понимаю, почему это так сделано.
И главное, я чувствую более верный, более естественный разворот событий.
И порой мне кажется, что я вижу даже дальше Фаулза - я знаю, что ожидает Чарльза после того, как тот начал осознавать, что:
"...жизнь (как бы удивительно ни подходила Сара к роли сфинкса) всё же не символ, не одна-единственная загадка и не одна-единственная попытка её разгадать, что она не должна воплощаться в одном конкретном человеческом лице, что нельзя, один раз неудачно метнув кости, выбывать из игры; что жизнь нужно - из последних сил, с опустошенною душой и без надежды уцелеть в железном сердце города - претерпевать. И снова выходить - в слепой, соленый, темный океан".
И, наверное, я иду сейчас рядом с ним.
Либо - с улыбкой смотрю, как пришедший так поздно Чарльз держит на коленях нашего ребенка.
А что? Это тоже вполне возможный вариант.
Спасибо Фаулзу за это понимание.
Я говорю про "Любовницу французского лейтенанта" (в оригинале она зовется куда менее броско:"The French Lieutenant's Woman"), других его книг еще не читала, но потом - обязательно.
Причем первую половину книги я читала невыносимо долго (первые три дня этой недели) и мучительно, изнывая от своих собственных переживаний, которые так далеки от фаулзского викторианского мира.
Конечно, образ Сары с самого начала зацепил меня.
Вот первое описание этой "сумасшедшей" глазами Чарльза:
"Это было лицо незабываемое, трагическое. Скорбь изливалась из него так же естественно, незамутненно и бесконечно, как вода из лесного родника. В нем не было ни фальши, ни лицемерия, ни истеричности, ни притворства, а главное - ни малейшего признака безумия. Безумие было в пустом море, в пустом горизонте, в этой беспричинной скорби, словно родник сам по себе был чем-то вполне естественным, а неестественным было лишь то, что он изливался в пустыне".
Порядочная, образованная - и самым подлым образом брошенная девушка, которая, тем не менее, с завидным постоянством приходит и всматривается в морские волны, за которым находится Франция - родина предавшего её человека...
Прекрасно, не правда ли?..
Но, признаюсь, мне было тошно читать об её упорствовании в страдании. Уж не знаю, кто из нас является пародией друг на друга - я (реальный человек) или она (литературный персонаж), но подобное сходство не приближало меня к ней, а отбрасывало в мою ситуацию. Наверное, этим можно объяснить моё полудепрессивное состояние на этой неделе, когда я то и дело возвращалась к этой книге.
С момента отъезда Чарльза в в Лондон в моей (читательской) душе произошёл резкий перелом - я вдруг поняла Чарльза и стала ему сочувствовать. До этого я воспринимала его исключительно как очередного тургеневского героя, вроде Рудина, господина N из "Аси" или того же Базарова - хорошего, умного, порядочного человека, тем не менее, своей слабостью рушащего жизнь другого любящего его человека.
Но в Лондоне, когда он впервые так близко предстал перед выбором: партнерство в крупной торговой фирме (и кабализм денег) или не требующие от него ничего внешнего, наносного занятия палеонтологией (свобода духа) - я, наконец, признала его. Это очень понятные мне сомнения, колебания.
И кое-что ещё.
В этой же или следующей главе Фаулз неожиданно примирил меня с П.
"Быть может, вы не сразу уловите связь между Чарльзом образца 1267 года с его новомодными, заимствованными у французов понятиями о целомудрии и хождениями за святыми Граалями, Чарльзом 1867 года с его ненавистью к коммерции и Чарльзом наших дней - ученым-кибернетиком, который остается глух к возмущенным воплям гуманитариев, этих тонко организованных натур, начинающих сознавать собственную ненужность. Но связь существует: все они отвергали - или продолжают отвергать - идею обладания как жизненной цели, независимо от того, что является вожделенным объектом: женщина, прибыль любой ценой или право диктовать скорость прогресса".
Вот оно объяснение. Вот оно оправдание.
Прочитав эти строки, я внезапно поняла, что мне незачем обижаться на П. - мы с ним коллеги. Мы с ним звенья одной цепи (чьи названия - научная и творческая интеллигенция), расходящиеся далее в полярно разные стороны. И оба мы видим целью своего пути - Мораль?, понимаемую, увы, столь по-разному.
Следующим ключевым для меня эпизодом было нахождение дарвиниста, агностика Чарльза в церкви.
"Снять с креста того, кто распят!
Внезапное озарение открыло Чарльзу глаза на истинную сущность христианства: не прославлять это варварское изображение, не простираться перед ним корысти ради, рассчитывая заработать искупление грехов; но по стараться изменить мир, во имя которого Спаситель принял смерть на кресте; сделать так, чтобы он мог предстать всем живущим на земле людям, мужчинам и женщинам, не с искаженным предсмертной мукой лицом, а с умиротворенной улыбкой, торжествуя вместе с ними победу, свершенную ими и свершившуюся в них самих.
Стоя перед распятием, он впервые до конца осознал, что его время - вся эта беспокойная жизнь, железные истины и косные условности, подавленные эмоции и спасительный юмор, робкая наука и самонадеянная религия, продажная политика и традиционная кастовость - и есть его подлинный враг, тайный противник всех его сокровенных желаний. Именно время обмануло его, заманило в ловушку... время, которому чуждо было само понятие любви, свободы... но оно действовало бездумно, ненамеренно, без злого умысла - просто потому, что обман коренился в самой природе этой бесчеловечной, бездушной машины. Он попал в порочный круг; это и есть его беда, несостоятельность, неизлечимая болезнь, врожденное уродство, все, что ввергло его в полное ничтожество, когда реальность подменилась иллюзией, слова - немотой, а действие - оцепенелостью... Да еще эти окаменелости!"
Выражаясь современным языком, я бы дала этому фрагменту (в своей душе) 5 баллов.
Всё остальное, пожалуй, оставлю без комментариев, если кому-то будет интересно - спросите сами.
После посещения Чарльзом Эксетера, меня, наконец, затянуло в эту книгу. Теперь мне в самом деле было интересно, чем всё-таки закончится эта история, сердце забилось быстрее.
Оставшиеся листы я прочитала, кажется, за день - с большими перерывами на пары, магазины и приход моих подруг.
Ближе к финалу я уже просто молилась автору - скажи, как ты решишь их судьбы? как мне самой жить?
Долгожданная встреча главных героев напомнила мне мои собственные приезды в Питер в начала 2010 и 2012 годов. Обвинения, споры, ссоры, слёзы, неоднократные попытки уйти, драматические взгляды и жесты - и неожиданные, но очень органичные примирения.
И Фаулз дал мне ответ на мои вопросы. Целых два. Противоположных.
И я понимаю, почему это так сделано.
И главное, я чувствую более верный, более естественный разворот событий.
И порой мне кажется, что я вижу даже дальше Фаулза - я знаю, что ожидает Чарльза после того, как тот начал осознавать, что:
"...жизнь (как бы удивительно ни подходила Сара к роли сфинкса) всё же не символ, не одна-единственная загадка и не одна-единственная попытка её разгадать, что она не должна воплощаться в одном конкретном человеческом лице, что нельзя, один раз неудачно метнув кости, выбывать из игры; что жизнь нужно - из последних сил, с опустошенною душой и без надежды уцелеть в железном сердце города - претерпевать. И снова выходить - в слепой, соленый, темный океан".
И, наверное, я иду сейчас рядом с ним.
Либо - с улыбкой смотрю, как пришедший так поздно Чарльз держит на коленях нашего ребенка.
А что? Это тоже вполне возможный вариант.
Спасибо Фаулзу за это понимание.