Закончился очередной археологический сезон в Великом Новгороде. Главный предмет поисков - конечно, берестяные грамоты. Это бесценные документы бытового письма в основном XII -XIV веков. В 2024 году сезон вновь был урожайным, есть кое-что интересное. Помимо прочего моё внимание на себя обратила берестяная грамота №1192.
Неделю назад состоялась лекция выдающегося лингвиста Гиппиуса А.А., специалиста по новгородским грамотам, где он разбирал в том числе и эту находку текущего года. Однако, к окончательной версии трактовки дешифрованного текста так и не пришёл. Он в раздумьях и советуется с аудиторией. Я предложил в комментариях свою версию. А именно, что это по сути поминальная записка о здравии, составленная в форме просьбы помянуть ряд живых людей.
Click to view
https://youtu.be/DPCJP8cj6pY Текст такой (разумеется, средствами современного редактора): "Луге человека Иевана Федора Гюрьяка Петра Лазоря Феклу Катери Вару Ирини Марье Овъдогии Яна".
Во-первых, бросается в глаза ряд имён, стоящих чаще в винительном падеже (помянуть - кого?), хотя к концу текста падеж не выдержан.
Во-вторых, сначала идут мужские имена, потом женские. Что также является известным правилом.
В-третьих. Этой 12-й век. В ту пору имена, данные в крещении из святцев, только начинали приобретать бытовое употребление. Греческие, латинские, еврейские имена начали вытеснять собственно древне-русские, однако, в быту людей пока ещё чаще звали старинными, привычными русскому уху древне-русскими именами, от которых мы начисто теперь отвыкли и не помним уже их почти ни одного. Берестяные грамоты 11-го, 12-го и 13-го веков дают нам замечательный ряд чисто русских имён, носимых некогда нашими прямыми предками. Например: Братила, Волос, Гостил, Радонег, Сновид, Хотислав, Пустята, Шестак, Перенег - это мужские; Субботка, Жирочка, Перешка, Рощена и др. - женские. И множество, множество других, коих здесь не перечислить. Большое разнообразие. Только наши русские фамилии нередко ещё сохраняют нам эти вышедшие из употребления имена... Так вот, русские имена о ту пору были в ходу больше, чем нерусские крестильные, хотя приближались уже к паритету. А то, что в данной записке не встречается ни одного русского имени, говорит о том, что применены исключительно крестильные имена, т.е. для церковного поминовения, ни для чего иного. Имена эти пусть несколько искажены русским языком (Гюрьяк, т.е. Георгий или скорее Кириак, чаще произносимый как Кюрьяк, поскольку там ижица) или прописаны не полностью (Катери, Вару), что вполне объяснимо, но тем не менее.
В-четвёртых. Все берестяные грамоты (почти исключительно) первым словом указывают адресата или отправителя. Здесь - кому? - Луке (с озвучкой глухого согласного). Очевидно, священнику Луке.
В-пятых. В ту эпоху человеком мог быть назван только живой. Мертвецы - не люди. Это прах. Прах к праху. И поэтому, если была просьба помянуть живого, т.е. о здравии, писали "человека" такого-то. Как в данной записке.
И, наконец, в-шестых. Автор записки трижды озвучил глухой звук "к", чем обнаружил особенность личной фонетики при начертании букв. Эта его фонетика позволяет с уверенностью распознать в "Луге" Луку, в "Гюрьяке" Кюрьяка (Кириака), в "Овдогии" Евдокию.
Итак, перевод её в моей версии будет звучать так (пояснительные слова даю в квадратных скобках): "[Отцу] Луке [помянуть] человека [т.е. о здравии] Иоанна, Феодора, Кириака, Петра, Лазаря, Феклу, Екатерину, Варвару, Ирину, Марию, Евдокию, Иоанну".