Как Николай Угодник аэродинамическую силу поднимал.
Рассказывает полковник армейской авиации Владимир Алексеевич Господ (какая оригинальная фамилия!).
Краткая биографическая справка.
Закончил Сызранское ВВАУ (1979) и военно-политическую академию им. Ленина (1992). С 1984 по 1986 гг. в составе 40-й армии находился в Афганистане, был командиром вертолёта Ми-8 и командиром звена, а также секретарём парткома эскадрильи. Участвовал в ликвидации чернобыльской аварии. В 1995 году командовал сводным транспортно-боевым вертолётным полком в Чечне. Лётчик-снайпер. 699 боевых вылетов в Афганистане и 327 в Чечне, 32 захода на аварийный реактор в Чернобыле. С 2004 по 2008 гг. занимал должность начальника отдела боевой подготовки и боевого применения армейской авиации 6-й армии ВВС и ПВО.
Перед отправкой в Афганистан его бабушка настояла на том, чтобы он, коммунист и атеист, взял с собою иконочку Николая Чудотворца, зашив её в воротник. А также научила его незатейливой молитве угоднику Божию - если окажется в трудной ситуации. Вот выдержка из рассказа (из книги "Из смерти в жизнь". Сост. Сергей Галицкий. - СПб., 2018. Стр. 60-64). Господ полетел на вертолёте с самым слабым движком и при том имел на борту на одного десантника больше, чем у других.
"Подходим к вершине горы, там маленькое плато. "Духи" поняли, что мы собираемся высаживать десант, и начали по нам работать. Я захожу первый, подгашиваю скорость и... вертолёт начинает проваливаться, не тянет. Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и ухожу на повторный круг, говорю: "У меня не тянет, заходите, высаживайте." Все четверо зашли и сели с первого раза. Я делаю повторный заход - опять не тянет, ещё один заход - всё равно не тянет... А у нас такой порядок: мы все вместе пришли, вместе должны уйти. Не может быть, чтобы они ушли, а я один остался. А тут ещё идёт активное противодействие с земли, "духи" бьют. Мои мне говорят: "Четыреста тридцать девятый, ну когда ты наконец-то сядешь?" Отвечаю: "Мужики, сейчас я сяду."
И тут я понял, что сесть я не смогу, потому что это против всех законов аэродинамики. По идее, я должен был дать команду: "Четыреста тридцать девять, посадку произвести не могу. Вертолёт перегружен, ухожу на точку." И мы все уходим, оставив на горе десант без командира.
Теперь представьте себе: все мои подчинённые сели, а я, только что назначенный командир звена, один не сел. И я возвращаюсь в Кундуз с командиром десанта на борту. Тут я понял, что не уйду, потому что просто этого не переживу. Ведь надо будет на аэродроме прямо у вертолёта пускать себе пулю в лоб от позора. Ещё я понял, что и сесть я тоже не могу. Вот тут я и вспомнил бабушку. Взялся рукой за воротник, где была зашита иконка, и сказал: "Николай Угодник, божий помощник, спаси и помоги!" К тому времени я выполнял уже то ли четвёртый, то ли пятый заход (ещё удивлялся, как это до сих пор меня не сшибли!). И неожиданно у вертолёта появилась какая-то дополнительная аэродинамическая сила - божественная. Я сел, мы высадили десант, и он выполнил задачу. Именно тогда в Бога я и поверил. И лично для меня стала очевидной простая истина: среди тех, кто был на войне, атеистов нет.
Был ещё один случай, когда Николай Угодник мне помог так явно, что не увидеть этого было нельзя. Мне с ведомым надо было эвакуировать группу спецназа после выполнения задачи. Спецназовцы на пупке горы (высота была около двух тысяч метров) зажгли оранжевые дымы - обозначили место посадки. Я подсел. Подходит командир группы, старший лейтенант, и говорит: "Командир, у меня солдат сорвался в пропасть." И показывает на котлован у склона горы. Ширина этого котлована в этом месте метров сто. Когда спецназовцы на гору поднимались, один боец упал вниз и поломался. Лежит он на глубине от вершины горы метров семьдесят-восемьдесят. Кричит, стонет, ему больно, хотя и укол промедола он сам себе уже сделал.
Меня старлей просит: "Сядь туда, забери бойца." Я: "Я туда не сяду, потому что потом оттуда я не взлечу. Доставайте его сами." Он: "Да пока мы альпинистское снаряжение наладим, пока будем спускаться, пока будем с ним подниматься... Это очень долго". А тут ещё начало темнеть, солнце садится.
В 1984-85 годах мы ночью в горах не летали. Оставаться ночью на площадке мы тоже не можем, потому что кругом - "духовский" район. Спецназ, пока пешком ходил, себя не обнаружил, и вышел к месту эвакуации скрытно. Но когда они зажгли дымы, и ещё вдобавок прилетела пара вертолётов, "духам" стало ясно, что к чему; потому их можно было ожидать в любой момент.
Тут надо объяснить, почему вертолёт вообще летает. За счёт вращения винтов он воздух сверху нагнетает вниз и создаёт под собой область более высокого давления, чем сверху. Так происходит, когда вокруг воздух, как говорят вертолётчики, "спокойный". Если же лопасти прогоняют через несущий винт воздух возмущённый, "плохой", то необходимой разницы давления не получается. А при посадке в этот котлован вертолёт гонял бы тот воздух, который отражался бы от земли и сторон котлована. То есть после посадки машина очутилась бы в окружении возмущённого воздуха. Взлететь в таких условиях нельзя.
Поэтому говорю старшему лейтенанту: "Я туда не сяду, потому что я там и останусь. Доставайте его сами." Они начали готовить снаряжение. Вниз полез сам старлей. Но солнце садилось, все торопились, и снаряжение готовили в спешке, так что срывается и падает в яму уже сам командир. Теперь их там лежат уже двое. Правда старлей себе только ногу поломал. А у солдата, как потом оказалось, травма была очень серьёзная - сломан позвоночник.
Сесть на этом пупке больше негде. Мой ведомый ходит по кругу над нами и заодно смотрит, чтобы "духи" незаметно не подошли. Я, хоть и с тяжёлым сердцем, говорю бойцам: "Садитесь в вертолёт, уходим. Иначе все здесь останемся." Они: "Мы без командира не полетим." И я хорошо понимаю, что по-человечески они правы!.. С одной стороны, я не могу их здесь оставить, потому что мы их уже засветили своими вертолётами. Но, с другой стороны, если мы уйдём без них, то и этим на горе крышка, и тем, которые внизу, тоже. Их потом просто забросают гранатами.
Другого выхода не оставалось: и я опустился в эту яму. Борт-техник с "праваком" затащили в кабину старлея с солдатом. Но, как я и предполагал, вертолёт вверх не летит... (недаром практическую аэродинамику мне в училище преподавал сам полковник Ромасевич, легенда аэродинамики, автор практически всех учебников по этой так до конца и не понятой курсантами науке). Беру "шаг" - вертолёт дёргается, но не отрывается от земли. И тут я опять вспомнил про икону - и взлетел!..
Потом я двенадцать лет командовал вертолётным полком. И все двенадцать лет я на первых занятиях по аэродинамике говорил молодым лётчикам: "Есть законы аэродинамики. Но есть ещё высшие, Божьи законы. Хотите верьте, хотите - нет. Но только они объясняют те ситуации, когда при абсолютной безнадёжности с точки зрения физики человек всё равно выходит из безвыходного положения."
Краткая биографическая справка.
Закончил Сызранское ВВАУ (1979) и военно-политическую академию им. Ленина (1992). С 1984 по 1986 гг. в составе 40-й армии находился в Афганистане, был командиром вертолёта Ми-8 и командиром звена, а также секретарём парткома эскадрильи. Участвовал в ликвидации чернобыльской аварии. В 1995 году командовал сводным транспортно-боевым вертолётным полком в Чечне. Лётчик-снайпер. 699 боевых вылетов в Афганистане и 327 в Чечне, 32 захода на аварийный реактор в Чернобыле. С 2004 по 2008 гг. занимал должность начальника отдела боевой подготовки и боевого применения армейской авиации 6-й армии ВВС и ПВО.
Перед отправкой в Афганистан его бабушка настояла на том, чтобы он, коммунист и атеист, взял с собою иконочку Николая Чудотворца, зашив её в воротник. А также научила его незатейливой молитве угоднику Божию - если окажется в трудной ситуации. Вот выдержка из рассказа (из книги "Из смерти в жизнь". Сост. Сергей Галицкий. - СПб., 2018. Стр. 60-64). Господ полетел на вертолёте с самым слабым движком и при том имел на борту на одного десантника больше, чем у других.
"Подходим к вершине горы, там маленькое плато. "Духи" поняли, что мы собираемся высаживать десант, и начали по нам работать. Я захожу первый, подгашиваю скорость и... вертолёт начинает проваливаться, не тянет. Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и ухожу на повторный круг, говорю: "У меня не тянет, заходите, высаживайте." Все четверо зашли и сели с первого раза. Я делаю повторный заход - опять не тянет, ещё один заход - всё равно не тянет... А у нас такой порядок: мы все вместе пришли, вместе должны уйти. Не может быть, чтобы они ушли, а я один остался. А тут ещё идёт активное противодействие с земли, "духи" бьют. Мои мне говорят: "Четыреста тридцать девятый, ну когда ты наконец-то сядешь?" Отвечаю: "Мужики, сейчас я сяду."
И тут я понял, что сесть я не смогу, потому что это против всех законов аэродинамики. По идее, я должен был дать команду: "Четыреста тридцать девять, посадку произвести не могу. Вертолёт перегружен, ухожу на точку." И мы все уходим, оставив на горе десант без командира.
Теперь представьте себе: все мои подчинённые сели, а я, только что назначенный командир звена, один не сел. И я возвращаюсь в Кундуз с командиром десанта на борту. Тут я понял, что не уйду, потому что просто этого не переживу. Ведь надо будет на аэродроме прямо у вертолёта пускать себе пулю в лоб от позора. Ещё я понял, что и сесть я тоже не могу. Вот тут я и вспомнил бабушку. Взялся рукой за воротник, где была зашита иконка, и сказал: "Николай Угодник, божий помощник, спаси и помоги!" К тому времени я выполнял уже то ли четвёртый, то ли пятый заход (ещё удивлялся, как это до сих пор меня не сшибли!). И неожиданно у вертолёта появилась какая-то дополнительная аэродинамическая сила - божественная. Я сел, мы высадили десант, и он выполнил задачу. Именно тогда в Бога я и поверил. И лично для меня стала очевидной простая истина: среди тех, кто был на войне, атеистов нет.
Был ещё один случай, когда Николай Угодник мне помог так явно, что не увидеть этого было нельзя. Мне с ведомым надо было эвакуировать группу спецназа после выполнения задачи. Спецназовцы на пупке горы (высота была около двух тысяч метров) зажгли оранжевые дымы - обозначили место посадки. Я подсел. Подходит командир группы, старший лейтенант, и говорит: "Командир, у меня солдат сорвался в пропасть." И показывает на котлован у склона горы. Ширина этого котлована в этом месте метров сто. Когда спецназовцы на гору поднимались, один боец упал вниз и поломался. Лежит он на глубине от вершины горы метров семьдесят-восемьдесят. Кричит, стонет, ему больно, хотя и укол промедола он сам себе уже сделал.
Меня старлей просит: "Сядь туда, забери бойца." Я: "Я туда не сяду, потому что потом оттуда я не взлечу. Доставайте его сами." Он: "Да пока мы альпинистское снаряжение наладим, пока будем спускаться, пока будем с ним подниматься... Это очень долго". А тут ещё начало темнеть, солнце садится.
В 1984-85 годах мы ночью в горах не летали. Оставаться ночью на площадке мы тоже не можем, потому что кругом - "духовский" район. Спецназ, пока пешком ходил, себя не обнаружил, и вышел к месту эвакуации скрытно. Но когда они зажгли дымы, и ещё вдобавок прилетела пара вертолётов, "духам" стало ясно, что к чему; потому их можно было ожидать в любой момент.
Тут надо объяснить, почему вертолёт вообще летает. За счёт вращения винтов он воздух сверху нагнетает вниз и создаёт под собой область более высокого давления, чем сверху. Так происходит, когда вокруг воздух, как говорят вертолётчики, "спокойный". Если же лопасти прогоняют через несущий винт воздух возмущённый, "плохой", то необходимой разницы давления не получается. А при посадке в этот котлован вертолёт гонял бы тот воздух, который отражался бы от земли и сторон котлована. То есть после посадки машина очутилась бы в окружении возмущённого воздуха. Взлететь в таких условиях нельзя.
Поэтому говорю старшему лейтенанту: "Я туда не сяду, потому что я там и останусь. Доставайте его сами." Они начали готовить снаряжение. Вниз полез сам старлей. Но солнце садилось, все торопились, и снаряжение готовили в спешке, так что срывается и падает в яму уже сам командир. Теперь их там лежат уже двое. Правда старлей себе только ногу поломал. А у солдата, как потом оказалось, травма была очень серьёзная - сломан позвоночник.
Сесть на этом пупке больше негде. Мой ведомый ходит по кругу над нами и заодно смотрит, чтобы "духи" незаметно не подошли. Я, хоть и с тяжёлым сердцем, говорю бойцам: "Садитесь в вертолёт, уходим. Иначе все здесь останемся." Они: "Мы без командира не полетим." И я хорошо понимаю, что по-человечески они правы!.. С одной стороны, я не могу их здесь оставить, потому что мы их уже засветили своими вертолётами. Но, с другой стороны, если мы уйдём без них, то и этим на горе крышка, и тем, которые внизу, тоже. Их потом просто забросают гранатами.
Другого выхода не оставалось: и я опустился в эту яму. Борт-техник с "праваком" затащили в кабину старлея с солдатом. Но, как я и предполагал, вертолёт вверх не летит... (недаром практическую аэродинамику мне в училище преподавал сам полковник Ромасевич, легенда аэродинамики, автор практически всех учебников по этой так до конца и не понятой курсантами науке). Беру "шаг" - вертолёт дёргается, но не отрывается от земли. И тут я опять вспомнил про икону - и взлетел!..
Потом я двенадцать лет командовал вертолётным полком. И все двенадцать лет я на первых занятиях по аэродинамике говорил молодым лётчикам: "Есть законы аэродинамики. Но есть ещё высшие, Божьи законы. Хотите верьте, хотите - нет. Но только они объясняют те ситуации, когда при абсолютной безнадёжности с точки зрения физики человек всё равно выходит из безвыходного положения."