Лидер московских интеллектуалов из провинции
По-настоящему великим личностям всегда сопутствуют легенды. Они помогают почувствовать дух эпохи, в которую жили и работали эти герои, понять значимость их трудов, что не всегда легко сделать, обращая внимание лишь на результаты научной деятельности. Сегодня я представляю историю о знаменитом математике Израиле Гельфанде, одном из гениев, благодаря чьим трудам меняется повседневность.
В энциклопедическом словаре об Израиле Гельфанде говорится: "…математик, основные труды по функциональному анализу, математической физике и прикладной математике". Однако мне и широкому кругу советских и российских ученых он был знаком прежде всего как организатор московских семинаров по математике и экспериментальной биологии, которые в течение многих лет определяли пульс научной мысли в нашей стране.
Израиль Гельфанд (1913-2009) - один из величайших математиков XX века, автор множества теоретических работ и прикладных исследований с применением математического метода в области физики, сейсмологии, биологии, нейрофизиологии, медицины. Родился в украинской деревне Окны. Окончив всего девять классов школы, не получив высшее образование, поступил в аспирантуру механико-математического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова и уже в двадцать семь лет стал доктором наук, а в сорок - членом-корреспондентом Академии наук СССР. Гельфанд - лауреат многочисленных отечественных и международных премий; почетный доктор семи иностранных университетов, включая Гарвард и Оксфорд; почетный иностранный член Американской академии искусств и наук.
Слева направо: действительный член АН СССР Израиль Гельфанд, вице-президент академии Владимир Кудрявцев, академик Андрей Сахаров. Фото: "Кот Шрёдингера"
Легенда о Золушке: университетский вариант
Когда Израиль Гельфанд окончил девятый класс школы в небольшом местечке под Одессой, учитель математики сказал ему: "Изя, дорогой, я больше ничему тебя не смогу научить. Езжай в Москву, найди там МГУ, а в МГУ - мехмат. Учись дальше, и ты станешь великим математиком!"
На механико-математическом факультете МГУ девятиклассник дошел только до секретаря деканата.
- Молодой человек, где ваш диплом об окончании средней школы? - возмутился секретарь. - Ах, у вас его еще нет! Тогда езжайте к себе назад на Украину и приходите через год, с дипломом!
Но вернуться домой Гельфанд уже не мог - так запали в душу слова учителя о великом будущем. Он решил остаться в Москве, и чтобы заработать на жизнь, устроился гардеробщиком в Ленинскую библиотеку - все как-то ближе к книгам.
Однажды его заметил там за чтением монографии по высшей математике молодой, но уже знаменитый математик Андрей Николаевич Колмогоров.
Андрей Колмогоров (1903-1987) - советский математик, академик, почетный член нескольких западных академий наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, один из создателей современной теории вероятностей. Написал ряд важных работ по истории и философии математики. Был научным руководителем Израиля Гельфанда и не раз говорил про своего ученика: "Общаясь с Гельфандом, я ощущал присутствие высшего разума".
- Мальчик! Зачем ты держишь в руках эту книгу? - спросил ученый. - Ведь ты не понимаешь в ней ни строчки.
- Я извиняюсь, товарищ профессор, но вы не правы! - парировал Израиль.
- Не прав? Тогда вот тебе три задачки - попробуй решить хотя бы одну до моего возвращения. У тебя есть два часа!
Колмогоров пробыл в библиотеке дольше, чем рассчитывал, и, вернувшись за пальто, отдал номерок другому гардеробщику, совершенно забыв о поручении юному Гельфанду. Уже на выходе из вестибюля он услышал позади робкий оклик:
- Товарищ профессор! Я их решил...
Андрей Николаевич вернулся, взял у Гельфанда исписанные торопливым почерком листки, выдранные из школьной тетради, и с изумлением обнаружил, что все задачи решены, причем последняя, самая трудная - необычайно изящным и неизвестным ему способом.
- Тебе кто-то помог? - не мог поверить профессор.
- Я извиняюсь, но я решил все сам!
- Ты сделал это сам?!! Тогда вот тебе еще три задачки. Если решишь две из них, возьму на мехмат к себе в аспирантуру. У тебя на все про все четыре дня.
На пятые сутки Колмогоров появился в гардеробе Ленинки и направился прямиком к тому сектору, который обслуживал Израиль Гельфанд.
- Ну как дела? - полюбопытствовал профессор.
- Мне кажется, я их решил... - мальчик протянул математику листы с задачами.
Колмогоров погрузился в чтение. Изучив листки, ученый поднял голову, внимательно посмотрел Изе в глаза и сказал:
- Извините меня, пожалуйста, за сомнения в авторстве решений тех первых задач. Теперь я вижу, что вам никто не помогал. Дело в том, что ни в этой библиотеке, ни за ее пределами вам никто не мог подсказать решение нынешней третьей задачи: до сегодняшнего дня математики считали ее неразрешимой! Одевайтесь, я познакомлю вас с ректором МГУ.
Они застали ректора в его кабинете на Моховой. Тот сидел за столом, заваленным бумагами, и что-то напряженно писал. Ректор лишь мельком взглянул на вошедших:
- Андрей Николаевич! Мне надо срочно дописать документ, а вы врываетесь ко мне с каким-то мальчишкой!
- Простите великодушно, но это не мальчишка, а Израиль Моисеевич Гельфанд, гениальный математик, - уверенно представил Изю ректору первого университета страны Колмогоров. - Он любезно согласился пойти ко мне в аспирантуру. Прошу вас распорядиться.
Вот почему так случилось, что академик Гельфанд никогда не учился в 10-м классе и никогда не был студентом.
Математические и биологические семинары Гельфанда в течение многих лет направляли научную мысль в стране. Фото: "Кот Шрёдингера"
Сутулый человек небольшого роста
Около пятидесяти лет назад Александр Спирин пригласил меня на биологический семинар Израиля Гельфанда. Я пришел, ничего не зная об изуверском правиле семинара: заставлять новичка делать без подготовки часовой доклад на выбранную им, новичком, тему. А говорить надо было, обращаясь к элите нашей биологической мысли: семинар был закрытым, и приглашали на него очень и очень выборочно.
Александр Спирин - биохимик, советский и российский академик, основатель и руководитель (до 2001 года) Института белка в подмосковном Пущине. С 1972 по 2012 год был заведующим кафедрой молекулярной биологии биофака МГУ им. М. В. Ломоносова.
Я уютно устроился в последнем ряду и приготовился слушать докладчика. И вот в зал вошел небольшого роста сутулый человек с живыми глазами. "Гельфанд!" - прошептал мой друг и коллега Федя Северин, толкнув меня в бок. Израиль Гельфанд сел в первом ряду, обернулся к аудитории и сказал:
- У нас сегодня новичок. Его привел Саша Спирин. Скулачев, пожалуйста, к доске. Расскажите нам что-нибудь интересное.
Хорошо, что я сел в последнем ряду: у меня было время обдумать тему доклада, пока я шел через длинный зал заседаний Института биофизики. Я решил рассказать о своей идее, что фермент - не просто очень мощный катализатор разнообразных химических процессов, а умный катализатор, который самостоятельно оценивает, так сказать, внутриклеточную конъюнктуру и решает на основании такой оценки, где, когда и в какую сторону вести ускоряемую им реакцию. К счастью, я только что отдал в печать рукопись книжки, в которой представил концепцию самонастраивающегося катализатора.
Если не сама идея, то по крайней мере способ ее аргументации показался почтенной аудитории свежим. Меня перебивали, засыпали вопросами, на которые я, по-видимому, достаточно удачно отвечал. В какой-то момент Гельфанд вдруг вскочил, обвел взглядом зал и воскликнул:
- Послушайте, где вы его нашли?!
Спирин довольно улыбнулся. И тут меня понесло как Остапа Бендера: в докладе я самую малость заступил за черту, отделяющую факты от вымысла, и на следующую пару вопросов ответил слишком нахально. Правда, быстро спохватился, да и время семинара закончилось.
- Ну что, оставляем? - спросил Гельфанд, и в зале раздался одобрительный гул.
Так я стал членом знаменитого биологического семинара и оставался в нем четверть века вплоть до его закрытия в конце 1980-х. Но только лет через десять после своего бенефиса я узнал истинное мнение Гельфанда о том докладе.
Как-то Израилю Моисеевичу показалось, что очередной докладчик немного грешит против истины во имя красоты своей концепции. Гельфанд прервал его и рассказал байку про ленинградского актера, вздумавшего написать воспоминания. Рукопись он отправил на суд московскому другу-литератору, сопроводив запиской: "Шлю мемуары. Надеюсь, ты сам поймешь, где в них правда, а где мой талант!"
- Мне кажется, вы ставите перед нами такую же задачу, пытаясь сделать доклад красивым. Но если мне надо красивое, я лучше пойду в кино! - заверил руководитель семинара и продолжил: - Помните, как Скулачев в своем первом выступлении под конец тоже скатился в красивости? С тех пор с ним такого, по-моему, больше не случалось.
Меня поразило, что он уловил огрех в докладе по специфичной теме, далекой от его научных интересов. Не менее удивительным было то, что Гельфанд ни словом не обмолвился об этом в день моего выступления, а высказался много лет спустя, позволив мне воспитать в себе чуткую и здоровую самокритичность.
Гельфанд был душой семинара, его мозговым центром, камертоном, сверяясь с которым каждый из нас, его учеников, мог безошибочно определить, достойны ли внимания наши работы.
Израиль Гельфанд (слева) и его ученик Алексей Семенов на математическом семинаре (1980-е). Сегодня Семенов - академик РАН, бывший ректор Московского педагогического государственного университета.
Слабый пульс столичной науки
В конце 1980-х, когда наша страна погружалась в свирепый экономический кризис, Израиль Гельфанд получил ценную и престижную международную научную награду - премию Киото. В номинации по математике она присуждается всего раз в четыре года одному-единственному ученому. В это же время Гельфанда пригласили организовать лабораторию биологии нейрона в Ратгерском университете (штат Нью-Джерси, США). Израиль Моисеевич принял предложение и уехал. Так прекратились легендарные гельфандовские семинары, что стало невосполнимой потерей для интеллектуальной жизни Москвы. Ее пульс ослаб.
Через год он ненадолго вернулся и, конечно же, собрал математиков поговорить. Дело было в 536-й аудитории лабораторного корпуса "А" Института физико-химической биологии имени А.Н. Белозерского. Мой кабинет был этажом ниже.
Когда я узнал, что Гельфанд там, - опрометью бросился наверх и заглянул в аудиторию, чтобы хоть издали увидеть своего учителя. Израиль Моисеевич заметил меня и вышел в коридор. Мы стояли некоторое время, молча глядя друг на друга. Обычно я не сентиментален, но тогда на глаза навернулись слезы. Гельфанд крепко обнял меня, чуть привстал на цыпочки и поцеловал в лоб. Я понял, что моя любовь к нему не была безответной.