Маше Алехиной удалось переломить лагерную систему
Оригинал взят у podrabinek в Испытание тюрьмой
За год тюремной жизни Мария Алехина проделала путь от нервного новичка-первоходка до уверенного зэка. Я видел ее вместе с ее подругами за день до ареста, когда они были в розыске. У них не было паники, но, как и всякие нормальные люди, они страшились тюремной неизвестности и расспрашивали «как там?».
Затем я видел их в суде в Хамовниках и Мосгорсуде. Они горячо отстаивали свою правоту, и Маша Алехина отличалась особой горячностью и непримиримостью к судебному произволу. Она как спичка вспыхивала от каждой несправедливости, независимо от серьезности и значительности события.
Маша не была посвящена в особенности тюремной субкультуры и потому, следуя глупым советам друзей, попросила тюремное начальство оставить ее в следственном изоляторе в хозобслуге. Разумеется, на это не было никаких шансов, но всякая просьба к администрации есть проявление слабости, чем эта администрация и не преминула воспользоваться: раз боишься уголовного лагеря, то именно на этом пути мы и будем тебя гнобить. Так устроена жизнь - чего боишься, то и получаешь. И как только Маша приехала в лагерь, две кумовские подстилки устроили ей провокацию, и Маша попала в «безопасное место» - в одиночную камеру в ПКТ (помещении камерного типа - внутрилагерная тюрьма).
Лагерное начальство было счастливо - опасная заключенная успешно изолирована от всех остальных. Однако Маша быстро отошла от шока, вызванного столкновением с уголовным миром, и непобедимая жажда справедливости неизбежно вывела ее на путь конфронтации с лагерным начальством. Она отстаивала свои права в большом и малом, а начальство отвечало ей взысканиями и угрозами более серьезных репрессий.
К одному начальство не было готово - к тому, что зэк начнет отстаивать свои права в суде. Где это видано, чтобы суд встал на сторону заключенного? Кому придет в голову искать справедливости в этом гиблом месте? Маша попробовала и у нее кое-что получилось. Ей, конечно, не отсрочили исполнение приговора и не освободили досрочно, но в двух судебных инстанциях она отбила три взыскания из четырех на нее наложенных.
Это очень редкий случай - и по результату, и по процедуре. Обычно такие дела разбирают за 15-20 минут, без всякого участия осужденного и с неизменным отрицательным для него результатом. Здесь же дело слушалось много дней, с участием не одного защитника и подробным исследованием всех обстоятельств. Разумеется, имели значение и поддержка с воли, и внимание прессы, и международная солидарность.
Маше Алехиной удалось переломить лагерную систему. Действия начальства колонии были признаны незаконными. Когда Маша шла по жилзоне в лагерный клуб, где по видеосвязи проходил ее суд, все зэчки улыбались и махали ей руками. Они понимали, что Алехина стоит не только за себя, но и за всех них. У Маши нормальные отношения с остальными осужденными. Никого особо не интересует ее «преступление». Все разговоры годичной давности о том, что в уголовной зоне девочек из Pussy Riot немедленно порвут православно-озабоченные уголовницы, как были, так и остались болтовней подкремлевских недоумков, не знающих ни тюрьмы, ни народа. За редким исключением, в тюрьме всегда важен ты сам, а не то, что происходило с тобой до ареста.
Суд по УДО закончился ничем. Это была пустая затея. Защите надо было доказывать, что Алехина может продолжить исправление вне стен тюрьмы. Исправление - от чего? Доказывать недоказуемое - безнадежное занятие. Маша пошла на суд по УДО нехотя, и с удовольствием устроила суду обструкцию, как только ее права на защиту начали серьезно нарушать. Она проиграла в суде, но выиграла в общественном мнении. Ради заказанного властью результата суд привлек к защите постороннего адвоката и был вынужден серьезно нарушать уголовно-процессуальные нормы. Ведь это тоже своего рода победа - окунуть неправый суд лицом в грязь, с которой ему потом придется либо жить, либо долго и с трудом отмываться.
Разительный контраст представляли собой выступления Алехиной с заключительным словом в суде по отсрочке приговора и ее заявления на суде по УДО. В первом случае она выражала надежду на гуманность и справедливость суда, совершенно в это не веря, отчего слова ее были неточны, а тон - неуверенный. Совершенно по другому она зачитывала 23 мая свои заявления об отводе судье и прокурору и свой отказ от участия в деле. Она говорила медленно, уверенно, со вкусом, с пониманием своей абсолютной правоты и верности сделанного выбора. Тон ее обращения к суду был даже несколько высокомерным, и она отдавала сотруднику колонии свои листочки для передачи в суд по факсу, даже не поворачивая к нему головы. Эта замечательная уверенность в своей правоте и превосходстве над винтиками репрессивной системы придает зэку силы и помогает ему выжить в немилосердных условиях лагерной жизни.
Как ее защитник и представитель в судебных инстанциях, я получал с Машей свидания. Я смотрел, как она держится, как разговаривает с офицерами и младшим надзорсоставом. Ни тени покорности, никакой угодливости или заискивания слабого перед сильным. Но нет уже и прежней вспыльчивости по каждому поводу. Она держится уверенно, с достоинством, иногда иронично. Она ведет себя, как умудренный опытом зэк. Алехина не принимает их правила игры, и они об этом знают. Они относятся к ней опасливо и уважительно. Человек, сумевший доставить лагерному начальству столько хлопот и неприятностей, стоит того, чтобы относится к нему настороженно.
Когда-то жесткое неприятие советского образа жизни и беззаконной репрессивной системы стали лучшей частью диссидентской традиции. Это позволяло сохранить свое достоинство в любых условиях, хотя и было опасно для жизни. Это всегда был личный выбор, и делать его приходилось не один раз и навсегда, а постоянно, на каждом повороте лагерной судьбы. Я с изумлением и внутренним восторгом отмечаю, что Алехина наследует этой традиции, укрепляясь в тех ценностях, которыми жило демократическое движение в советскую эпоху.
Сказать суду «Я не нуждаюсь в вашем снисхождении, если оно основано на бесправии» может далеко не каждый. В Советском Союзе на политических процессах диссиденты иногда отказывались участвовать в судебном разбирательстве, демонстрируя тем самым свое презрение к советскому правосудию. Они не ждали от него ни милости, ни справедливости. Только избавившись от пустых надежд, человек становится свободным и для власти недосягаемым.
Это трудный выбор и нелегкая дорога. На этом пути непросто удержаться. Жизнь здесь иногда висит на волоске. Человеку, сделавшему такой выбор, стоит помогать всем, чем возможно.
За год тюремной жизни Мария Алехина проделала путь от нервного новичка-первоходка до уверенного зэка. Я видел ее вместе с ее подругами за день до ареста, когда они были в розыске. У них не было паники, но, как и всякие нормальные люди, они страшились тюремной неизвестности и расспрашивали «как там?».
Затем я видел их в суде в Хамовниках и Мосгорсуде. Они горячо отстаивали свою правоту, и Маша Алехина отличалась особой горячностью и непримиримостью к судебному произволу. Она как спичка вспыхивала от каждой несправедливости, независимо от серьезности и значительности события.
Маша не была посвящена в особенности тюремной субкультуры и потому, следуя глупым советам друзей, попросила тюремное начальство оставить ее в следственном изоляторе в хозобслуге. Разумеется, на это не было никаких шансов, но всякая просьба к администрации есть проявление слабости, чем эта администрация и не преминула воспользоваться: раз боишься уголовного лагеря, то именно на этом пути мы и будем тебя гнобить. Так устроена жизнь - чего боишься, то и получаешь. И как только Маша приехала в лагерь, две кумовские подстилки устроили ей провокацию, и Маша попала в «безопасное место» - в одиночную камеру в ПКТ (помещении камерного типа - внутрилагерная тюрьма).
Лагерное начальство было счастливо - опасная заключенная успешно изолирована от всех остальных. Однако Маша быстро отошла от шока, вызванного столкновением с уголовным миром, и непобедимая жажда справедливости неизбежно вывела ее на путь конфронтации с лагерным начальством. Она отстаивала свои права в большом и малом, а начальство отвечало ей взысканиями и угрозами более серьезных репрессий.
К одному начальство не было готово - к тому, что зэк начнет отстаивать свои права в суде. Где это видано, чтобы суд встал на сторону заключенного? Кому придет в голову искать справедливости в этом гиблом месте? Маша попробовала и у нее кое-что получилось. Ей, конечно, не отсрочили исполнение приговора и не освободили досрочно, но в двух судебных инстанциях она отбила три взыскания из четырех на нее наложенных.
Это очень редкий случай - и по результату, и по процедуре. Обычно такие дела разбирают за 15-20 минут, без всякого участия осужденного и с неизменным отрицательным для него результатом. Здесь же дело слушалось много дней, с участием не одного защитника и подробным исследованием всех обстоятельств. Разумеется, имели значение и поддержка с воли, и внимание прессы, и международная солидарность.
Маше Алехиной удалось переломить лагерную систему. Действия начальства колонии были признаны незаконными. Когда Маша шла по жилзоне в лагерный клуб, где по видеосвязи проходил ее суд, все зэчки улыбались и махали ей руками. Они понимали, что Алехина стоит не только за себя, но и за всех них. У Маши нормальные отношения с остальными осужденными. Никого особо не интересует ее «преступление». Все разговоры годичной давности о том, что в уголовной зоне девочек из Pussy Riot немедленно порвут православно-озабоченные уголовницы, как были, так и остались болтовней подкремлевских недоумков, не знающих ни тюрьмы, ни народа. За редким исключением, в тюрьме всегда важен ты сам, а не то, что происходило с тобой до ареста.
Суд по УДО закончился ничем. Это была пустая затея. Защите надо было доказывать, что Алехина может продолжить исправление вне стен тюрьмы. Исправление - от чего? Доказывать недоказуемое - безнадежное занятие. Маша пошла на суд по УДО нехотя, и с удовольствием устроила суду обструкцию, как только ее права на защиту начали серьезно нарушать. Она проиграла в суде, но выиграла в общественном мнении. Ради заказанного властью результата суд привлек к защите постороннего адвоката и был вынужден серьезно нарушать уголовно-процессуальные нормы. Ведь это тоже своего рода победа - окунуть неправый суд лицом в грязь, с которой ему потом придется либо жить, либо долго и с трудом отмываться.
Разительный контраст представляли собой выступления Алехиной с заключительным словом в суде по отсрочке приговора и ее заявления на суде по УДО. В первом случае она выражала надежду на гуманность и справедливость суда, совершенно в это не веря, отчего слова ее были неточны, а тон - неуверенный. Совершенно по другому она зачитывала 23 мая свои заявления об отводе судье и прокурору и свой отказ от участия в деле. Она говорила медленно, уверенно, со вкусом, с пониманием своей абсолютной правоты и верности сделанного выбора. Тон ее обращения к суду был даже несколько высокомерным, и она отдавала сотруднику колонии свои листочки для передачи в суд по факсу, даже не поворачивая к нему головы. Эта замечательная уверенность в своей правоте и превосходстве над винтиками репрессивной системы придает зэку силы и помогает ему выжить в немилосердных условиях лагерной жизни.
Как ее защитник и представитель в судебных инстанциях, я получал с Машей свидания. Я смотрел, как она держится, как разговаривает с офицерами и младшим надзорсоставом. Ни тени покорности, никакой угодливости или заискивания слабого перед сильным. Но нет уже и прежней вспыльчивости по каждому поводу. Она держится уверенно, с достоинством, иногда иронично. Она ведет себя, как умудренный опытом зэк. Алехина не принимает их правила игры, и они об этом знают. Они относятся к ней опасливо и уважительно. Человек, сумевший доставить лагерному начальству столько хлопот и неприятностей, стоит того, чтобы относится к нему настороженно.
Когда-то жесткое неприятие советского образа жизни и беззаконной репрессивной системы стали лучшей частью диссидентской традиции. Это позволяло сохранить свое достоинство в любых условиях, хотя и было опасно для жизни. Это всегда был личный выбор, и делать его приходилось не один раз и навсегда, а постоянно, на каждом повороте лагерной судьбы. Я с изумлением и внутренним восторгом отмечаю, что Алехина наследует этой традиции, укрепляясь в тех ценностях, которыми жило демократическое движение в советскую эпоху.
Сказать суду «Я не нуждаюсь в вашем снисхождении, если оно основано на бесправии» может далеко не каждый. В Советском Союзе на политических процессах диссиденты иногда отказывались участвовать в судебном разбирательстве, демонстрируя тем самым свое презрение к советскому правосудию. Они не ждали от него ни милости, ни справедливости. Только избавившись от пустых надежд, человек становится свободным и для власти недосягаемым.
Это трудный выбор и нелегкая дорога. На этом пути непросто удержаться. Жизнь здесь иногда висит на волоске. Человеку, сделавшему такой выбор, стоит помогать всем, чем возможно.