Вспомним
15 июня 1867 года в дворянской семье родился Константи́н Дми́триевич Бальмонт- поэт-символист, переводчик, эссеист, один из виднейших представителей русской поэзии Серебряного века.
Его жизненный путь путан и сбивчив. Там есть и образование незаконченное, революционный и суицдальный опыт, несколько неудавшихся браков, бурные кутежи, конфликт с властью и страсть к путешествиям…
Как поэт он стартовал, когда эпоха просто купалась в уютной безвкусице, и юный поэт с наслаждением дышал этим воздухом, не чувствуя никакого противоречия между ней и уходящей аристократической культурой хорошего вкуса, тонкости, меры, одними из поздних носителей которой были Аполлон Майков, Фет, Полонский. Высший сорт аляповатой «восьмидесятнической» поэзии составляли надрывно-риторические стихи Семена Надсона, доподлинного чахоточного красавца.
Поэтическая слава Бальмонта была шумной, « его сугубо романтические стихи, как бы противопоставляющие небо и землю, зовущие в далёкое, нездешнее». Поклонницы зовут его Солнечным. По словам Валерия Брюсова, лидера московских символистов, “в течение десятилетия Бальмонт нераздельно царил над русской поэзией. Другие поэты или покорно следовали за ним, или, с большими усилиями, отстаивали свою самостоятельность от его подавляющего влияния”. Его много издавали, художники писали его портреты...
Сам же мэтр без тени смущения однажды сказал о себе так:
Я - изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты - предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны,
Перепевные, гневные, нежные звоны.
С 1906 года Солнечный счёл себя политэмигрантом после чтения с фонарей своих стихов студентам в 1905 году. В 1913 году по случаю 300-летия Дома Романовых были прощены все гадости, что делали и писали политэмигранты, и Бальмонт вернулся в Москву с помпой: разбросав среди вокзальной толпы барышень и юных дам „бальмонтисток“ - разных Зиночек, Любочек, Катенек, свежие ландыши.
Бальмонт пылко приветствовал февральскую Катастрофу, а вот в октябрьской быстро разочаровался: холодно, голодно, опасно. В 1920 году его усилия наконец увенчались успехом и ему удалось эмигрировать. Но говоря просто: он чудом спасся от голодной смерти в Москве. Эмиграция оказалась только чуть сытнее и теплее. Зато безопасна.
Как писал впоследствии Ю. К. Терапиано, «не было в русском рассеянии другого поэта, который столь же остро переживал оторванность от России».
Писатель Иван Шмелёв, друг поэта в эмиграции, вспоминал: “...Десять лет тому назад, здесь, на чужой земле, в Париже, он подошёл душевно, взял за руку и сказал: «Пойдём... пойдём на родину, в твоё родное, во Владимирскую твою губернию, в Шуйский уезд твой... какое прозаическое “Шуйский”, “уезд”! - пойдём на речку, на бережках которой ты родился... посидим, посмотрим, как она тиха, едва струится, послушаем, как шепчут камыши и травы, как камушки на дне играют, как ходят рыбки, наши рыбки... как реют голубые коромысла... как облачка стоят над тёмным лесом»”.
На чужбине отлетели манерности и красивости, пришло подлинное и выстраданное.
И все пройдя пути морские,
И все земные царства дней,
Я слова не найду нежней,
Чем имя звучное - Россия.
Я натолкнулась на совершенно неожиданные эмигрантские стихи Бальмонта, написанные им в 1927 году. Очевидно после события 7-го июня 1927г., когда на Варшавском вокзале раздались выстрелы и 19-тилетний юноша казнил одного из палачей русского народа и несчастной обреченной на унижения и муки Царской Семьи.
Кличка палача Войков ( Пинхус Вайнер ). Имя Героя Борис Коверда.
Юноша спокойно сдался полиции. «Я стрелял в палача за Россию».
Убийство мерзкого пинхусавайнера наполнило ликованием многие сердца белоэмигрантов: ведь Цареубийство было отомщено Белым Героем.
Очевидно и в сердце Бальмонта стучал пепел Клааса.
Он воспел всех, мстивших за Россию. Усмешка истории: их имена начинались на «КА». ..
Буква «Ка»
Люба мне буква «Ка»,
Вокруг нее сияет бисер.
Пусть вечно светит свет венца
Бойцам Каплан и Каннегисер.
И да запомнят все, в ком есть
Любовь к родимой, честь во взгляде,
Отмстили попранную честь
Борцы Коверда и Конради.
К. Д. Бальмонт.
Весной 1935 года Бальмонт в связи с тяжёлым нервным заболеванием попадает в больницу. “Мы в беде великой и в нищете полной, - пишет его жена 6 апреля 1935 года. И у К[онстантина] Д[митриевича] нет ни ночной рубашки приличной, ни ночных туфель, ни пижамы. Гибнем, дорогой друг, если можете, помогите, посоветуйте . Помогите вырвать из тьмы Солнечного”.
В конце 1936 года Бальмонт с женой перебираются в Нуази-ле-Гран под Парижем в эмигрантский приют «Русский Дом», устроенный матерью Марией.
Я не хотел бы жить в раю,
Меж тупоумцев экстатических.
Я гибну, гибну - и пою,
Безумный демон снов лирических.
“Он горестно угасал, - вспоминал Б.К. Зайцев, - и скончался в 1942 году под Парижем в местечке Noisy-le-Grand, в бедности и заброшенности, после долгого пребывания в клинике, откуда вышел уже полуживым.
Но вот черта: этот, казалось бы, язычески поклонявшийся жизни, утехам её и блескам человек, исповедуясь перед кончиной, произвёл на священника глубокое впечатление искренностью и силой покаяния - считал себя неисправимым грешником, которого нельзя простить. Всё христианство, всё Евангелие как раз говорит, что ко грешникам, которые последними, недостойными себя считают, особо милостив Господь.
Верю, твёрдо надеюсь, что так же милостив будет Он и к усопшему поэту русскому Константину Бальмонту”.
Бальмонт умер 26 декабря 1942 года в Нуази-Ле-Гран. Похороны проходили под проливным дождем. Ни поэтов, ни поклонников не было. Когда гроб стали опускать в могилу, она оказалась наполненной водой, и гроб всплыл. Его пришлось придерживать шестом, пока засыпали могилу. На надгробии впоследствии высекли надпись по-французски:
Его жизненный путь путан и сбивчив. Там есть и образование незаконченное, революционный и суицдальный опыт, несколько неудавшихся браков, бурные кутежи, конфликт с властью и страсть к путешествиям…
Как поэт он стартовал, когда эпоха просто купалась в уютной безвкусице, и юный поэт с наслаждением дышал этим воздухом, не чувствуя никакого противоречия между ней и уходящей аристократической культурой хорошего вкуса, тонкости, меры, одними из поздних носителей которой были Аполлон Майков, Фет, Полонский. Высший сорт аляповатой «восьмидесятнической» поэзии составляли надрывно-риторические стихи Семена Надсона, доподлинного чахоточного красавца.
Поэтическая слава Бальмонта была шумной, « его сугубо романтические стихи, как бы противопоставляющие небо и землю, зовущие в далёкое, нездешнее». Поклонницы зовут его Солнечным. По словам Валерия Брюсова, лидера московских символистов, “в течение десятилетия Бальмонт нераздельно царил над русской поэзией. Другие поэты или покорно следовали за ним, или, с большими усилиями, отстаивали свою самостоятельность от его подавляющего влияния”. Его много издавали, художники писали его портреты...
Сам же мэтр без тени смущения однажды сказал о себе так:
Я - изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты - предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны,
Перепевные, гневные, нежные звоны.
С 1906 года Солнечный счёл себя политэмигрантом после чтения с фонарей своих стихов студентам в 1905 году. В 1913 году по случаю 300-летия Дома Романовых были прощены все гадости, что делали и писали политэмигранты, и Бальмонт вернулся в Москву с помпой: разбросав среди вокзальной толпы барышень и юных дам „бальмонтисток“ - разных Зиночек, Любочек, Катенек, свежие ландыши.
Бальмонт пылко приветствовал февральскую Катастрофу, а вот в октябрьской быстро разочаровался: холодно, голодно, опасно. В 1920 году его усилия наконец увенчались успехом и ему удалось эмигрировать. Но говоря просто: он чудом спасся от голодной смерти в Москве. Эмиграция оказалась только чуть сытнее и теплее. Зато безопасна.
Как писал впоследствии Ю. К. Терапиано, «не было в русском рассеянии другого поэта, который столь же остро переживал оторванность от России».
Писатель Иван Шмелёв, друг поэта в эмиграции, вспоминал: “...Десять лет тому назад, здесь, на чужой земле, в Париже, он подошёл душевно, взял за руку и сказал: «Пойдём... пойдём на родину, в твоё родное, во Владимирскую твою губернию, в Шуйский уезд твой... какое прозаическое “Шуйский”, “уезд”! - пойдём на речку, на бережках которой ты родился... посидим, посмотрим, как она тиха, едва струится, послушаем, как шепчут камыши и травы, как камушки на дне играют, как ходят рыбки, наши рыбки... как реют голубые коромысла... как облачка стоят над тёмным лесом»”.
На чужбине отлетели манерности и красивости, пришло подлинное и выстраданное.
И все пройдя пути морские,
И все земные царства дней,
Я слова не найду нежней,
Чем имя звучное - Россия.
Я натолкнулась на совершенно неожиданные эмигрантские стихи Бальмонта, написанные им в 1927 году. Очевидно после события 7-го июня 1927г., когда на Варшавском вокзале раздались выстрелы и 19-тилетний юноша казнил одного из палачей русского народа и несчастной обреченной на унижения и муки Царской Семьи.
Кличка палача Войков ( Пинхус Вайнер ). Имя Героя Борис Коверда.
Юноша спокойно сдался полиции. «Я стрелял в палача за Россию».
Убийство мерзкого пинхусавайнера наполнило ликованием многие сердца белоэмигрантов: ведь Цареубийство было отомщено Белым Героем.
Очевидно и в сердце Бальмонта стучал пепел Клааса.
Он воспел всех, мстивших за Россию. Усмешка истории: их имена начинались на «КА». ..
Буква «Ка»
Люба мне буква «Ка»,
Вокруг нее сияет бисер.
Пусть вечно светит свет венца
Бойцам Каплан и Каннегисер.
И да запомнят все, в ком есть
Любовь к родимой, честь во взгляде,
Отмстили попранную честь
Борцы Коверда и Конради.
К. Д. Бальмонт.
Весной 1935 года Бальмонт в связи с тяжёлым нервным заболеванием попадает в больницу. “Мы в беде великой и в нищете полной, - пишет его жена 6 апреля 1935 года. И у К[онстантина] Д[митриевича] нет ни ночной рубашки приличной, ни ночных туфель, ни пижамы. Гибнем, дорогой друг, если можете, помогите, посоветуйте . Помогите вырвать из тьмы Солнечного”.
В конце 1936 года Бальмонт с женой перебираются в Нуази-ле-Гран под Парижем в эмигрантский приют «Русский Дом», устроенный матерью Марией.
Я не хотел бы жить в раю,
Меж тупоумцев экстатических.
Я гибну, гибну - и пою,
Безумный демон снов лирических.
“Он горестно угасал, - вспоминал Б.К. Зайцев, - и скончался в 1942 году под Парижем в местечке Noisy-le-Grand, в бедности и заброшенности, после долгого пребывания в клинике, откуда вышел уже полуживым.
Но вот черта: этот, казалось бы, язычески поклонявшийся жизни, утехам её и блескам человек, исповедуясь перед кончиной, произвёл на священника глубокое впечатление искренностью и силой покаяния - считал себя неисправимым грешником, которого нельзя простить. Всё христианство, всё Евангелие как раз говорит, что ко грешникам, которые последними, недостойными себя считают, особо милостив Господь.
Верю, твёрдо надеюсь, что так же милостив будет Он и к усопшему поэту русскому Константину Бальмонту”.
Бальмонт умер 26 декабря 1942 года в Нуази-Ле-Гран. Похороны проходили под проливным дождем. Ни поэтов, ни поклонников не было. Когда гроб стали опускать в могилу, она оказалась наполненной водой, и гроб всплыл. Его пришлось придерживать шестом, пока засыпали могилу. На надгробии впоследствии высекли надпись по-французски: