Замечания о либертарианстве и цивилизме. 3. Крестьянство и земля
Замечания о либертарианстве и цивилизме. 3. Крестьянство и земля
Данный пост относится прежде всего к одному поразившему меня глубиной положению Нерсесянца и его связи с границами свободы и соотношения свободы и обязанностей. Нерсесянц заметил, что право как основа государства стало реальностью там, где совпали на длительное время социальные страты крестьянина и воина. Если посмотреть на другой хорошо известный нам пример (великую монгольскую империю), то можно заметить, что и она была правовым государством. Очень многие положения Ясы Чингисхана просто прекрасны с точки зрения устройства общества, хотя, конечно, в целом она грубо противоречит «общепринятой» европейской морали (тягчайшими неправовыми действиями являются отказ в помощи тому, кто нуждается в ней, и обман доверившегося; и то, и другое для европейца в порядке вещей). Но и там крестьянин (свободный пастух) и воин (нукер) совпали.
Как только армия становилась профессиональной, а обычный гражданин был избавлен от необходимости становиться в военный строй и защищать ценности своего народа, правовое общество (в особенности демократия) начинало загнивать. Государство отделялось от народа. Право превращалось в юриспруденцию и сутяжничество. Что мы и наблюдаем сейчас.
Но, помимо прочего, необходимо рассмотреть и положение самого крестьянина. Если крестьянин - степной пастух, то с его свободами все ясно: не захотел подчиняться своему батыру - откочевал к другому. Природе и пастбищам от этого ущерба нет.
А вот что получается с оседлым крестьянином-земледельцем? Ведь он может очень легко испортить свою землю, но может и улучшить ее, как свидетельствовал многовековой опыт прежде всего Японии. Два другие примера - Шумер и Месопотамия вплоть до начала нашей эры и Голландия с XIV вплоть до ХХ века. Но самый яркий из них, конечно же, Япония.
Япония опровергла закон убывающего пложородия Мальтуса, ткоторый в Европе «преоджолели» путем отравления почвы громадным количеством удобрений и химикатов и в последнее время генной инженеирей. Отрицательные последствия всего этого очевидны. А в Японии вплоть до ХХ века был закон: чем дольше поле обрабатывается, тем оно плодороднее.
В чем здесь причины и что они значат для устройства общества? Первая причина - высокий статус крестьянина. И в Японии, и в Шумере, и в Греции, и в Риме крестьянский труд был почетен. Крестьянина уважали больше торговца и тем более, чем актера или проститутку. В Шумере горожане обрабатывали землю сами, а ремеслами, как более низким занятием, занимались рабы и слуги. В Голландии крестьяне тоже были уважаемыми людьми. А, главное, ни в Японии, ни в Голландии не было латифундий, громадных поместий, которые на первых порах дают за счет монокультуры и «индустриализации» прирост производства, а затем оставляют после себя землю, почти убитую равнодушными наймитами и рабами. В Японии крестьяне даже формально по сословию считались выше горожан.
Был еще один пример нескольких сотен лет высокопродуктивного и не убивавшего землю хозяйствования в Европе: Спарта, ее илоты.
В некотором смысле илоты и японские крестьяне по положению были похожи. И того, и другого хозяин мог в любой момент убить по простому подозрению (криптии в Спарте, «Мне не понравился его взгляд» в Японии). И там, и сям повинности крестьянина были строго установлены. И там, и сям его надел не мог быть продан или конфискован за долги. И там, и сям крестьянин был прикреплен к наследственному наделу своего семейства, а не к помещику.
Таким образом, закон возрастающего плодородия может работать лишь там, где земля четко и однозначно принадлежит семье как практически неотъемлемая ее собственность, и повинности с нее строго определены. Тогда есть полный смысл относиться к ней бережно.
Теперь посмотрим, что же происходило в Риме. Там тоже неоднократно предпринимались попытки развить именно мелкое крестьянское хозяйство как наиболее полезное для общества. Но, поскольку земля была товаром, а крестьяне абсолютно свободными людьми, каждый раз после очередного раздела начинался процесс создания латифундий (разорение большинства за счет обогащения отдельных лиц). Именно в больших имениях можно было «эффективно» воспользоваться дешевым трудом рабов, но ведь им даже сложных орудий нельзя было давать: они, как многие нынешние работающие за нищенскую плату по кабальным контрактам мигранты, все, что может сломаться, сломают, а что не может - испортят.
Таким образом, если ты связан с чем-то живым и требующим твоей заботы (например, с землей), эта связь накладывает на тебя обязанности. Земля не произведена людьми. Она не должна быть товаром в стабильном обществе. И она может быть действительно эффективно в долгосрочной перспективе использована, лишь если она тоже владеет своими хозяевами и полностью защищена от изъятия по любым формальным мотивам (особенно денежным), от разделов и объединений участков.
Тем самым мы приходим к жестокому выводу: европейская частная собственность на землю - плохо, а русская община была еще намного хуже. Постоянные переделы ради «справедливости» превращали любого крестьянина в наймита на его собственной земле.
Но тем самым возникает правовой вопрос: получается, что владение землей - не чисто имущественный акт, а смена состояния человека и даже его семьи и наследников. Это своего рода брак.
Таким образом, мы видим, что либертарианство и цивилизм должны столь же последовательно и радикально, как общественные вопросы, решать проблемы, связанные со взаимодействием общества и его окружения. Мы затронули лишь вопрос сельского хозяйства. Но ведь человек является животным, так что столь же остро встают по-настоящему глубокие экологические и этологические проблемы. Без их первоочередного учета, в частности, нельзя решать вопросы статуса семьи и детей, взаимоотношений полов и так далее.
И, наконец, мы видим, что, если мы желаем организовать действительно стабильное и здоровое общество в здоровой среде, то естественно возникает нечто типа сословных различий (если крестьянин заключил «нерасторжимый брак» со своим наделом, то его правовое положение принципиально отличается от положения тех граждан, которые не пожелали взять на себя ответственность за землю).