«Минуты сомнения» Гинса
Оригинал взят у varyag_lj в «Минуты сомнения» Гинса
«Минуты сомнения» из мемуаров министра Всероссийского Правительства Г. К. Гинса «Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории 1918-1920гг.». На фоне предательства союзниками А. В. Колчака и народных ликований по поводу этого в Иркутске Гинс сделал абсолютно правильные выводы, путём анализа ситуации и рассуждений. Опять же, как многие другие мысли героев антибольшевицкого сопротивления времён Гражданской войны, слова эти актуальны и поныне.
«Политический Центр торжествовал. Ему передано золото, он будет судить Верховного Правителя, население довольно.
Когда я читал «манифест», грузную, бездоказательную ругань, сердце забилось было неровно и злобно, но лишь на момент.
Можно ли сердиться, имея дело с таким врагом? Бутафория, скрывающая убожество и рубище. «Манифест» - и стиль подпольных, дурного тона, воззваний, напоминающих лай из подворотни.
Но подкралось всё-таки сомнение. Народ ликует. Может быть, и вправду мы творили только зло, может быть, мы действительно были не правы, когда заставляли народ вести борьбу, быть может, с нашей стороны было преступно вести борьбу в Иркутске, не сдать власти Политическому Центру?
В самом деле, мы не могли ликвидировать Семёнова, Калмыкова, Розанова. При нас происходили жуткие расправы с восставшими крестьянами, сжигались деревни, производились расстрелы без суда. Ведь всё это правда. Мы допускали хозяйничанье в стране чехов, которые не жалели русского добра. Может быть, мы действительно изменили народу и изменили родине?
Вот пришёл Политический Центр, близкий к рабочим и крестьянам, и все беззакония сразу прекратятся, иностранцы уйдут, прекратится ужасное кровопролитие.
Зачем же мы так упорно сидели, почему не сдали власти, искусственно втягивали в борьбу и даже радовались (зачем это скрывать?) появлению семёновцев и японцев.
А армия? Ведь она ещё существует. А офицерство, которое так много выстрадало, из которого только ничтожная часть далека от народа, а громадное большинство вышло из него же, среди которого так называемых «царских генералов» десятки, а революционных офицеров сотни. Что с ними было бы? Какое право имели мы, министры только по названию, а в действительности только техники, помогавшие армии по гражданской части - какое право имели мы игнорировать Каппеля, Пепеляева, Войцеховского, этих народных вождей, не хотевших сдаваться?
А ижевцы и воткинцы? А казаки-оренбуржцы, уральцы, сибиряки, составлявшие всю третью армию? Как можно было требовать от правительства, чтобы оно изменило этим убеждённым борцам против большевизма? Нет, во сто крат была бы позорнее измена этим войскам! Тяжесть ответственности не на тех, кто защищал власть, а на тех, кто принёс ей смерть, а армии предательство.
Но, может быть, армия заблуждалась и правы были господа из Политического Центра, что незачем было воевать, что с большевизмом мог быть заключён мир, и сама армия уже была бы не нужна?
Нет, этого не могло быть. Ошибались не мы и не армия. Большевики хуже Семёнова, Розанова и даже Калмыкова, и Политический Центр обманывает народ. Ликуют не свободные, обманутые. Они приобрели не мир, а рабство. До сих пор они воевали и защищались. Теперь они будут беззащитны. До сих пор они были сыты и одеты, теперь будут голодны и будут ходить в рубище. Они имели отдых, теперь будут лишены и сна, и радости, их мысль будет убита горем, нуждой и непосильным трудом рабов, закованных в кандалы.
Нет, прочь сомнение! Мы были правы. С большевизмом не может быть мира, при большевизме не может быть свободы. Народ проклянёт не нас, а тех, кто его предал большевикам.
В предчувствии надвигающейся грозы бегут все иностранцы, бегут чехи, всё стремится прочь, подальше от большевизма, с омерзением, какое испытывают к проказе, с ужасом, который внушает чума.
Чехи предсказывали, что однородное социалистическое правительство - абсурд. Они лучше других иностранцев знают, что нужно Сибири, и если есть иностранцы, которые надеются, что через Политический Центр лежит дорога к истинной демократии, они скоро убедятся в противном.
Мы были правы, когда защищались, мы были во многом виновны, но не тогда, когда проявляли твёрдость и не сдавались, а тогда, когда проявляли безволие и недостаточно твёрдо нападали.
Так думал я, сидя в гостеприимном убежище, в дни торжества иркутских заговорщиков».
«Минуты сомнения» из мемуаров министра Всероссийского Правительства Г. К. Гинса «Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории 1918-1920гг.». На фоне предательства союзниками А. В. Колчака и народных ликований по поводу этого в Иркутске Гинс сделал абсолютно правильные выводы, путём анализа ситуации и рассуждений. Опять же, как многие другие мысли героев антибольшевицкого сопротивления времён Гражданской войны, слова эти актуальны и поныне.
«Политический Центр торжествовал. Ему передано золото, он будет судить Верховного Правителя, население довольно.
Когда я читал «манифест», грузную, бездоказательную ругань, сердце забилось было неровно и злобно, но лишь на момент.
Можно ли сердиться, имея дело с таким врагом? Бутафория, скрывающая убожество и рубище. «Манифест» - и стиль подпольных, дурного тона, воззваний, напоминающих лай из подворотни.
Но подкралось всё-таки сомнение. Народ ликует. Может быть, и вправду мы творили только зло, может быть, мы действительно были не правы, когда заставляли народ вести борьбу, быть может, с нашей стороны было преступно вести борьбу в Иркутске, не сдать власти Политическому Центру?
В самом деле, мы не могли ликвидировать Семёнова, Калмыкова, Розанова. При нас происходили жуткие расправы с восставшими крестьянами, сжигались деревни, производились расстрелы без суда. Ведь всё это правда. Мы допускали хозяйничанье в стране чехов, которые не жалели русского добра. Может быть, мы действительно изменили народу и изменили родине?
Вот пришёл Политический Центр, близкий к рабочим и крестьянам, и все беззакония сразу прекратятся, иностранцы уйдут, прекратится ужасное кровопролитие.
Зачем же мы так упорно сидели, почему не сдали власти, искусственно втягивали в борьбу и даже радовались (зачем это скрывать?) появлению семёновцев и японцев.
А армия? Ведь она ещё существует. А офицерство, которое так много выстрадало, из которого только ничтожная часть далека от народа, а громадное большинство вышло из него же, среди которого так называемых «царских генералов» десятки, а революционных офицеров сотни. Что с ними было бы? Какое право имели мы, министры только по названию, а в действительности только техники, помогавшие армии по гражданской части - какое право имели мы игнорировать Каппеля, Пепеляева, Войцеховского, этих народных вождей, не хотевших сдаваться?
А ижевцы и воткинцы? А казаки-оренбуржцы, уральцы, сибиряки, составлявшие всю третью армию? Как можно было требовать от правительства, чтобы оно изменило этим убеждённым борцам против большевизма? Нет, во сто крат была бы позорнее измена этим войскам! Тяжесть ответственности не на тех, кто защищал власть, а на тех, кто принёс ей смерть, а армии предательство.
Но, может быть, армия заблуждалась и правы были господа из Политического Центра, что незачем было воевать, что с большевизмом мог быть заключён мир, и сама армия уже была бы не нужна?
Нет, этого не могло быть. Ошибались не мы и не армия. Большевики хуже Семёнова, Розанова и даже Калмыкова, и Политический Центр обманывает народ. Ликуют не свободные, обманутые. Они приобрели не мир, а рабство. До сих пор они воевали и защищались. Теперь они будут беззащитны. До сих пор они были сыты и одеты, теперь будут голодны и будут ходить в рубище. Они имели отдых, теперь будут лишены и сна, и радости, их мысль будет убита горем, нуждой и непосильным трудом рабов, закованных в кандалы.
Нет, прочь сомнение! Мы были правы. С большевизмом не может быть мира, при большевизме не может быть свободы. Народ проклянёт не нас, а тех, кто его предал большевикам.
В предчувствии надвигающейся грозы бегут все иностранцы, бегут чехи, всё стремится прочь, подальше от большевизма, с омерзением, какое испытывают к проказе, с ужасом, который внушает чума.
Чехи предсказывали, что однородное социалистическое правительство - абсурд. Они лучше других иностранцев знают, что нужно Сибири, и если есть иностранцы, которые надеются, что через Политический Центр лежит дорога к истинной демократии, они скоро убедятся в противном.
Мы были правы, когда защищались, мы были во многом виновны, но не тогда, когда проявляли твёрдость и не сдавались, а тогда, когда проявляли безволие и недостаточно твёрдо нападали.
Так думал я, сидя в гостеприимном убежище, в дни торжества иркутских заговорщиков».