Таганка, я твой навеки арестант
В марте 1984 года, получив паспорт, я тут же поехал записываться в Библиотеку иностранной литературы. Память уже не восстановит, но уверен, что в тот же день. Это было буквально мое первое дело как взрослого, самостоятельного и дееспособного члена общества. А напротив Библиотеки иностранной литературы, как известно, стоял (и стоит, for all the good it does) кинотеатр "Иллюзион". И я уже тогда знал, что в нем показывают архивные фильмы из коллекции Госфильмофонда (кажется, на городских киноафишах в графе "Иллюзиона" писали какую-то такую общую фразу). Но поскольку кино как таковое меня не интересовало, не привлекал и "Иллюзион", если бы он не оказался в тот день буквально в нескольких шагах. Чтобы вернуться к метро, нужно было перейти площадь, а перейдя площадь, ты волей-неволей оказывался возле "Иллюзиона". Репертуар кинотеатра на месяц писали необычно, разбитым на циклы, на застекленных витринах по обе стороны от входа. В обычных кинотеатрах один фильм демонстрировался неделю, а здесь каждый день - новый. Видимо, меня это заинтриговало, так что я зашел в кассу. А там, тоже очень необычно, на стене на стеклянных панельках красивым почерком (который не менялся все годы, что я туда ходил), вероятно, тушью - цветной - был написан репертуар на следующий месяц. И в нем я увидел цикл голливудских экранизаций Хэммета: Мальтийский сокол, Стеклянный ключ (версия Фрэнка Таттла 1935-го года, которую до сих пор почему-то нельзя увидеть в нормальном качестве) и Еще один тонкий человек. Тут уж мне пришлось подбирать с пола челюсть, потому что в сборнике The Great American Detective (купленном за 9 рублей в "Доме книги" путем Бог весть каких финансовых махинаций), одной из немногих английских книг, имевшихся тогда в моей эмбрионической библиотеке, было написано, что Мальтийский сокол 1941-го года - one of the finest detective movies ever made. Кино, как уже было сказано, меня не интересовало, но детективы - больше жизни. (Много лет спустя московская фрейдистка, одна из самых красивых женщин, каких я встречал, объяснит мне, почему.) Купить билеты в "Иллюзион" было тогда делом нетривиальным, и сам факт, что я как-то разобрался в механике и логистике этого предприятия (я, один из самых непрактичных людей на свете) и успешно его осуществил, говорит многое о силе бессознательного (или самости, если вы юнгианец, мой читатель). День, о котором идет речь, оказался одним из тех немногих, которые меняют жизнь в корне, бесповоротно, навсегда и в самую неожиданную сторону. (Почему-то такие дни всегда видны только ретроспективно.) Самым невинным следствием этого дня стало то, что я попал в свои шестнадцать, даже не семнадцать, Владимир Семеныч, лет в московскую билетную мафию. У меня есть наполовину написанный роман по мотивам этой истории. Самым долгоиграющим, как ни странно, стали те фильмы, которые я увидел в "Иллюзионе" в последующие несколько лет. Сейчас забавно вспоминать свои реакции на самые первые:
Мальтийский сокол - скучновато
Еще один тонкий человек - о да! дайте два
Мышьяк и старые кружева - на полу от смеха
Замок в Швеции - n'importe quoi
Рокко и его братья - the fuck was that, уже тогда
Нож в воде - счастье
Американский друг - handjob в переполненном зале, до нескорого пересмотра не помнил ничего, кроме красного неба
Газовый свет - надо показать маме, она такое любит
Искатели приключений - во французской копии с субтитрами, а я в слишком далеком ряду в очках на несколько диоптрий слабее моего реального зрения; но понимаю некоторые фразы и фрагменты фраз (откуда в то время?)
Ну и так далее. Но самым сильным впечатлением тогда - и в каком-то смысле одним из самых сильных впечатлений моей жизни, - стал Друг Венсана Пьера Гранье-Деферра. Это был совсем свежий фильм, 1983-й год, показанный в цикле "Мастера кинорежиссуры". Не помню, кто читал лекцию перед фильмом, скорее всего Дмитриев, но поразило описание Кота, совершенно поэтическое, тоже тогда был уверен, что никогда не увижу. Так вот, это был мой первый современный западный фильм, не получивший имплицитного одобрения суперэго через попадание в советский прокат, не обработанный советской цензурой, запретный. И странным образом, произошло ровно, именно то, чего так боялась советская власть: я увидел в этом фильме возможность другой жизни. Он был вообще не о том, и я думал, что нахожусь под впечатлением от сюжета, от финального твиста, когда стоял один между пустеющих рядов, дослушивая на финальных титрах самбу Филиппа Сарда. Кажется, зал изначально был пустоват для "Иллюзиона". Туда ходили люди, которым важно было обронить на следующий день "Я тут смотрела Феллини..." Совершенно никто тогда не хвастался "Я тут смотрела Гранье-Деферра..." Что еще изменилось с тех пор? Да, я бы сказал, что 70% аудитории "Иллюзиона" составляли эти, 25% эротоманы и оставшиеся 5% никчемыши вроде меня. Я был the top of the bottom 5%. Но эта возможность другой жизни, она как-то засела внутри какой-то тоской навсегда.
Мальтийский сокол - скучновато
Еще один тонкий человек - о да! дайте два
Мышьяк и старые кружева - на полу от смеха
Замок в Швеции - n'importe quoi
Рокко и его братья - the fuck was that, уже тогда
Нож в воде - счастье
Американский друг - handjob в переполненном зале, до нескорого пересмотра не помнил ничего, кроме красного неба
Газовый свет - надо показать маме, она такое любит
Искатели приключений - во французской копии с субтитрами, а я в слишком далеком ряду в очках на несколько диоптрий слабее моего реального зрения; но понимаю некоторые фразы и фрагменты фраз (откуда в то время?)
Ну и так далее. Но самым сильным впечатлением тогда - и в каком-то смысле одним из самых сильных впечатлений моей жизни, - стал Друг Венсана Пьера Гранье-Деферра. Это был совсем свежий фильм, 1983-й год, показанный в цикле "Мастера кинорежиссуры". Не помню, кто читал лекцию перед фильмом, скорее всего Дмитриев, но поразило описание Кота, совершенно поэтическое, тоже тогда был уверен, что никогда не увижу. Так вот, это был мой первый современный западный фильм, не получивший имплицитного одобрения суперэго через попадание в советский прокат, не обработанный советской цензурой, запретный. И странным образом, произошло ровно, именно то, чего так боялась советская власть: я увидел в этом фильме возможность другой жизни. Он был вообще не о том, и я думал, что нахожусь под впечатлением от сюжета, от финального твиста, когда стоял один между пустеющих рядов, дослушивая на финальных титрах самбу Филиппа Сарда. Кажется, зал изначально был пустоват для "Иллюзиона". Туда ходили люди, которым важно было обронить на следующий день "Я тут смотрела Феллини..." Совершенно никто тогда не хвастался "Я тут смотрела Гранье-Деферра..." Что еще изменилось с тех пор? Да, я бы сказал, что 70% аудитории "Иллюзиона" составляли эти, 25% эротоманы и оставшиеся 5% никчемыши вроде меня. Я был the top of the bottom 5%. Но эта возможность другой жизни, она как-то засела внутри какой-то тоской навсегда.