Зазеркальность
Я больше не знаю ту зазеркальность. Я больше не дверь в опустевшей квартире, я выставлю двери, я выставлю стулья, мое "одиноко" в четыре сантима возьмите на ярмарку, взвестье, продайте. Я больше теперь не пишу через силу, я больше теперь пишу через смертность, и тикает в повести маятник-вечность, и тикает в такт помертвевшее сердце.
Я больше.
Но в чем-то я все-таки меньше.
Награды узнал я по книжкам настольным. Там Ибсен и Курт, там Голдинг и вечность. Награды те стоят не больше сантима, я помню - мое "одиноко" дороже. Извольте, откланяюсь, я - до свиданья, по берегу дальше, нырну и забуду все мягкие знаки, все знатные точки, все точные рифмы. Полипы, кораллы - мне барабаны, останется только над теменем небо, а там - зазеркальность, опять зазеркальность. Не место мне в море. Мне нужно не больше, а нужно мне дальше.
Нырну и воспряну, вокруг все живое, брусчатки, улыбки, звонки, кока-кола. И виски, и мягкость, и кажется милость, и кажется сладость, и вроде не надо, но ты уже рядом. И та, кто не стоит. И я, кто не верит. Опять - зазеркальность.
Опять безмятежность.
Я в руки возьму обгорелую спичку, и ею зажгу прогоревшую свечку, и в темную память войду я, как в речку, и вырежу в памяти старую лычку.
И зеркало прячется в зале прохладном, его разбиваемость просится в руки, меня не пугает и пиковость дамы - меня ожидает зеркальность разлуки.
А свечка все делает только темнее, церковно звенит закарманная мелочь, моя неизбежность берет меня в руки, и кажутся руки гораздо смелее.
Четыре Алисы, одну ты не знаешь, другую придумал, твои две на выбор. У двух есть ножи и чеширские твари, у двух есть улыбки и теплые губы.
Вперед же, моя ритуальная мелочь! Вперед же, все то, что ничто не изменит! Звените и бейтесь, смешные осколки, ведь падать вы падки, ломаться вы колки!
Да только куда-то девалась монета. И пусть зазеркальность навеки разбита, потеряна главная, ценная мелочь. Сижу и считаю свои три сантима.
Три достижения хватит мне сделать. Какое ни выберу - счастлив не стану.
А на "одиноко" уже не хватает.
Пусть так.
Все равно не пойду побираться.
Я больше.
Но в чем-то я все-таки меньше.
Награды узнал я по книжкам настольным. Там Ибсен и Курт, там Голдинг и вечность. Награды те стоят не больше сантима, я помню - мое "одиноко" дороже. Извольте, откланяюсь, я - до свиданья, по берегу дальше, нырну и забуду все мягкие знаки, все знатные точки, все точные рифмы. Полипы, кораллы - мне барабаны, останется только над теменем небо, а там - зазеркальность, опять зазеркальность. Не место мне в море. Мне нужно не больше, а нужно мне дальше.
Нырну и воспряну, вокруг все живое, брусчатки, улыбки, звонки, кока-кола. И виски, и мягкость, и кажется милость, и кажется сладость, и вроде не надо, но ты уже рядом. И та, кто не стоит. И я, кто не верит. Опять - зазеркальность.
Опять безмятежность.
Я в руки возьму обгорелую спичку, и ею зажгу прогоревшую свечку, и в темную память войду я, как в речку, и вырежу в памяти старую лычку.
И зеркало прячется в зале прохладном, его разбиваемость просится в руки, меня не пугает и пиковость дамы - меня ожидает зеркальность разлуки.
А свечка все делает только темнее, церковно звенит закарманная мелочь, моя неизбежность берет меня в руки, и кажутся руки гораздо смелее.
Четыре Алисы, одну ты не знаешь, другую придумал, твои две на выбор. У двух есть ножи и чеширские твари, у двух есть улыбки и теплые губы.
Вперед же, моя ритуальная мелочь! Вперед же, все то, что ничто не изменит! Звените и бейтесь, смешные осколки, ведь падать вы падки, ломаться вы колки!
Да только куда-то девалась монета. И пусть зазеркальность навеки разбита, потеряна главная, ценная мелочь. Сижу и считаю свои три сантима.
Три достижения хватит мне сделать. Какое ни выберу - счастлив не стану.
А на "одиноко" уже не хватает.
Пусть так.
Все равно не пойду побираться.