Приполярный Урал, гора Неройка, март 2016г.
Приполярный Урал - это место, где земная твердь сливается с небом. На плечах хребтов седые головы вершин обмотаны пышными шарфами облаков. Там никогда не бывает лета. Вековые льды сковали камни, возраст которых миллионы лет. Пространство над ними не имеет границ, и каждый его миллиметр насыщен мощью и ярью; каждая льдинка сияет алмазом, в каждой снежинке искрится солнце. Это мир опасной, студёной красоты, способной выжечь вам зрение и свести с ума.
Там, у вершины горы Неройка, мы, мокрые от пота в двадцатиградусный мороз, в обледеневших ботинках и перчатках, уставшие настолько, что едва переставляли ноги, постигали великую мудрость вогульского бога Нер-Ойки - Владыки Урала, ту мудрость, которую невозможно осмыслить сознанием, но возможно ощутить кожей, глазами и лёгкими. Имя ей - вечность.
Но это будет только 8 марта, то есть завтра, а пока мы трясёмся в санях снегохода. Последние километров 15 до базы Неройка дорога бежит долиной реки Щекурья, и справа от нас тянется хребет Селигер, но разглядеть его невозможно. Сейчас Приполярный Урал - призрак. Заснеженные хребты растворяются в молоке пурги, теряются на фоне матово белого неба, увязают в толще снега под ногами. Ещё и гусянка снегохода, как брандспойт, поливает нас снежной крошкой, так что за пару метров уже не видно ни зги.
Снежная пыль вездесуща. Я обнаруживаю её в карманах куртки, она норовит забиться в малейшую щель. Моё лицо обмотано шарфом в два слоя, но шарф растягивается и снег обжигает скулы. Я сглупил и не надел очки, теперь время от времени снимаю с ресниц сосульки. Изредка оглядываюсь на Артура, он всё отчетливее превращается в сугроб. Алексей Викторович, старый солдат, знал, чего ожидать и благоразумно надел балаклаву. Теперь даже может позволить себе достать смартфон и сделать пару снимков. Я не ропщу, это же драйв-тур, напротив, мне весело.
Пока мы идём к базе, скажу пару слов об организации тура. Наша экспедиция (если можно её так назвать) проходит в рамках проекта «Югра-драйв: Следопыт», его логотип на капоте нашего «Паджерика».
Автор этого проекта Игорь Илык. Он великолепный организатор и надёжный товарищ, влюблённый в Приполярный Урал всей душой. На Неройку он идёт в пятый раз. Вот он, знакомьтесь.
Наш маршрут: г. Нягань - п. Приобье - п. В. Нарыкары - п. Игрим - п. Сартынья - п. Сосьва - п. Ломбовож - п. Саранпауль. Почти вся дорога по зимнику, сначала по Оби, затем по Северной Сосьве, а дальше по реке Ляпин. Вот так в тех краях чистят зимник.
Общий путь что-то около 500 км, он занял у нас весь день (по зимнику то особенно не разгонишься) и в Саранпауль мы прибываем поздно вечером. Летом в Саранпауль добраться проблематично. Как и выбраться из него. Ляпин река не большая, и теплоходы могут дойти до Саранпауля только в полноводье. Да и ходят они не часто. Остается вертолёт, который опять же летает неизвестно как и когда.
В посёлке мы задерживаемся на час. Требуется купить картошки, и это оказывается непросто. В продуктовых магазинах её нет, местные говорят, что картошку они выращивают сами, но нам продать пару килограмм отказываются. На обратном пути у меня возникла схожая проблема с сигаретами, еле нашёл. И да, с банковскими картами тоже беда. В Совхозе хотели затариться олениной, но налички почти ни у кого не оказалось, а карты не принимают. Зато алкоголь после 20:00 вам тут продадут, можете не беспокоиться на этот счёт. Полиция и налоговая, видимо, тут редкие гости.
Находим, наконец, картошку, и двигаемся дальше. Саранпауль не конечная точка сегодняшнего маршрута. Ночевать мы будем на горнолыжной базе «Долина Польи» в 20 километрах от посёлка. Полья - это река. База представляет собой несколько избушек и сторожку у подножья горы Культметнёр. Подъёмника нет, желающих покататься на лыжах затаскивают на гору снегоходом.
Вообще, изучение топонимов Приполярного Урала тот ещё ребус. Вот к, примеру, гора Культметнёр. Это мансийское название. На языке манси нер, нёр - это камень, гора, в названиях гор встречается часто. Но хребет, в который эта гора входит, называется Дьявол-из. Первое слово этого топонима чисто русское, а второе «из» - на языке коми обозначает гору, хребет. Полно и ненецких имён. А вот Нер-ойка снова мансийское. Ойка - старец, в смысле мудрец и владыка. В широком смысле Нер-ойка - это властелин Урала, к которому на поклон мы и отправились этим туром.
Наш домик на базе протоплен, на плите стоит казан с горячей похлёбкой из оленины. Обстановка спартанская, чего стоят полати, или лежанки, даже не знаю, как их правильно назвать. Они рассчитаны сразу на четверых спящих. Но да мы не за комфортом ехали, скорее от него.
Игорь достает флягу с клюквенной настойкой, Викторович ставит казан с олениной на обеденный стол. Вот как должна выглядеть правильная туристическая фляга, вернее выглядеть она может как угодно, главное, что вмещает она целых 5 литров. Антоха флягу оценил сразу.
Артур, наш фото и видео оператор, чьи фото я использую в этом очерке, единственный, кому похлебка из оленины не пришлась по вкусу. Он требует себе доширак. Под общий смех его требование удовлетворяется. Остальные налегают на душистый супчик, не забывая подставлять Игорю под флягу кружки. Впрочем, супом это блюдо назвать трудно. Рецепт у манси очень простой: оленина, вода и соль. Всё. Точно такой же похлёбкой меня потчевали ханты в Казыме на празднике оленеводов. Как по мне, так ничего там больше и не нужно. Разве что немного перца.
Перед сном я забиваю трубку, в компании с Антоном выходим покурить перед сном. Электричество на базе от генераторов, в 22:00 отбой, свет отключают. У меня в руках фонарь. На улице кромешная тьма. Звёзды, как наливные яблоки, хоть руками рви. По Млечному пути мерцают всполохи северного сияния. Тишина полная и всеобъемлющая, какая-то пуленепробиваемая. Я затягиваюсь крепким ароматным табаком, свечу фонарём под ноги и наблюдаю следующую картину: в двух метрах от нашей избушки сидит на тропинке Андрей, смотрит на мой фонарь и как-то бессмысленно улыбается.
Андрей манси, ему лет 25, тут он за сторожа. Это он топил нам избу и готовил оленину. За это Игорь угостил его настойкой. Всего-то рюмки 3-4 грамм по 20-30 (не больше, Игорь всем наливал на донышко, я специально проследил; видно опасался, что перепьёмся) и парень раскис.
- Андрей! - говорю, - ты чего это тут сидишь?!
- Я фонарь потерял, - отвечает он, продолжая нелепо улыбаться.
Фонарь лежит рядом, я его поднимаю, вручаю Андрею в руки, Антон ставит парня на ноги и тащит в сторожку.
А я думаю, ну не выйди мы покурить, и что бы он тут до утра сидел? На улице -25. Нет, нельзя им, коренным, пить. На них алкоголь не так действует, они не пьянеют, как мы, они мгновенно валятся с ног.
Вообще, Север вносит коррективы в биологию народа. Оленеводы и их дети, даже самые маленькие, с удовольствием едят сырое парное мясо свежезаколотого оленя и запивают горячей оленьей кровью, они даже едят наполовину переваренный в желудке оленя ягель. Их организмы вырабатывают ферменты, разлагающие трупные яды, это значит, что они могут спокойно есть протухшее мясо и рыбу, что нас бы попросту убило, при том, что их кухня ни в каком виде не терпит грибов, коих тут пруд пруди. Разве что чай из чаги заваривают. Вот и против алкоголя они бессильны. Ну да это тема для целого научного института, пусть биологи разбираются. И да, вы не подумайте, манси, ненцы, зыряне, коми (именно они населяют Приполярный Урал) вовсе не варвары, угощать вас сырым или протухшим мясом никто вас не будет. Кухня их проста, но не примитивна, без изысков, но приятна и питательна.
Следующим утром встаём затемно. Наш манси-сторож спит, или где-то бродит, и генераторы завести некому. Снова спасают фонари. Погода портится. Путь сквозь пургу до туалета и обратно заменяет холодный утренний душ. Но чашка горячего чая, и градус бодрости в норме.
Рассвело, пора собираться.
Грузимся и едем к заводу Полярный Кварц. От Саранпауля через завод до самого посёлка Неройка есть дорога, её построили еще в 2002-ом году. Но зимой дорогу чистят только до завода. Остальные 40 км, пойдём на снегоходах.
Завод. Ничего примечательного, обычный промобъект. Как я понял, в данный момент не работает. Это завод первичной обработки кварца, завод окончательной обработки находится у нас в Нягани. Тоже стоит без дела. Деньги в этот проект вбухали колоссальные, а отдачи что-то не видно. Непонятно.
На площадке у завода мы оставляем машины, запаковываемся с головы до ног и грузимся в сани снегоходов. Антон готов.
А дальше сорокакилометровая толща метели, сквозь которую мы ползём полтора часа, силясь разглядеть сквозь снежное марево хребет Селигер. Снега столько, что иногда приходится выкапывать снегоходы. На фото ниже Игорь стоит в яме, из которой только что вытащили машину.
И вот она база «Неройка». Привожу карту для наглядности.
Раньше тут был посёлок геологов, но рудознавцев давно нет, большая часть домов в упадке. Уцелевшие 3-4 избушки, сторожка и баня составляют турбазу. Присматривает за этим хозяйством сторож Сергей и пара горластых, но мирных псов. Электричество тоже от генератора, связи нет, снега по самую крышу, вода из речушки, туалеты на улице - всё, как мы любим. Кстати, вода в Шайтанке изумительная, кристально чистая и вкусная, пьёшь, и оторваться не можешь. Только вот саму Шайтанку завалило снегом так, что не зная, где она течёт, не найти. Для водозабора сделан целый туннель в снегу, который закрывается деревянной дверью, а потом ещё и прорубь прикрывается люком.
Заселяемся и обживаемся.
Наша избушка вместительна, имеет несколько комнат с десятком кроватей и две печки. Пока закипает вода для ужина, под задорный треск поленьев я изучаю книгу отзывов, и с удивлением обнаруживаю записи на французском языке. Французским не владею, но судя по количеству восклицательных знаков, иностранцы были в восторге. Я их понимаю. Ну что такое их прилизанные, причёсанные Альпы, с фуникулёрами и пешеходными тропами до самых вершин, с лавочками для отдыха и кафешками на горных террасах, по сравнению с диким, первозданным Студёным Уралом, где бродят волки, олени, в берлогах спят мишки, а в горных озёрах гуляет хариус? Ну, вы поняли.
К вечеру пурга унимается, небо светлеет, и из стекленеющего пространства нехотя, словно делая нам одолжение, выступают горные хребты. Сначала они проявляются едва различимыми контурами, но снег быстро редеет, и вот они уже стоят кольцом вокруг нас в полный рост. Их заснеженные тела в чёрных росчерках курумника массивны, фундаментальны и вечны, как вогульские боги.
Солнце, всё еще мутное, закатывается в долину реки Кобыла-Ю.
Кобыла-Ю звучит странно, но объяснение простое. Приставка «Ю» на языке коми - река. Аналогично окончание «Я» в языке манси тоже означает реку. Это снова отсылает нас к переплетению топонимов. Река с наполовину русским, наполовину коми названием Кобыла-Ю впадает в реку с мансийским именем Щекурь-Я - именно так река называлась раньше (как и Поль-Я), это позже топоним упростился до единого слова Щекурья.
Викторович позирует на фоне нашей избушки, укутанной снежной шубой выше макушки. Вот на этих санях мы и тряслись 40 километров.
К великой нашей радости, открывается и гора Неройка. Вершину не видно, она спрятана то ли в облаке, то ли в тумане. Игорь говорит, что пик открывается редко. Мне вспоминается, что на многих мансийских тамгах боги и отыры изображены с курительной трубкой в руках. Может, сидит на вершине горы Владыка Урала, пристально оглядывая окрест, и беспрестанно курит свою божественную трубку? И не облако это, а табачный дым? Я закуриваю свою, наверное, мне хочется как-то приобщиться к духу горы.
Пустишь ты завтра нас в чертоги свои, великий Нер-Ойка?
Вечер пробегает в приготовлениях к завтрашнему восхождению. Я впервые иду в горы зимой, кошки и ледорубы до этого видел только в кино. Игорь и Саша матёрые альпинисты, они разжёвывают нам азы зимнего восхождения. В завершении Игорь говорит следующее:
- Помыслы о горах должны быть чисты, иначе Хозяин нас не пропустит. Когда будем в горах, не кричите, не бросайте мусор. Настройтесь на позитив, и тогда, может быть, мы благополучно дойдём.
В словах Игоря меня не удивляет откровенный языческий подтекст. Тут не столько вера в мансийский мистицизм, сколько уважения к горам, к природе вообще. Мои проводники на Северном Урале к горам относились точно так же, хотя были и есть по маковку русские. Да и сам давно уже разделяю такое мировоззрение.
- Главное не дойти до вершины, - добавляет Саша. - Цель - дойти и вернуться назад живыми и здоровыми.
- Да, - соглашается Игорь. - Идём без фанатизма. Но и беспечными быть нельзя. Это не самая сложная гора на Урале, но и она опасна. Как руководитель группы, самодеятельность запрещаю. Саша идёт первым, остальные за ним след в след. Это не пустые страшилки. Там есть опасные карнизы, есть лавиноопасный участок. Сделаешь шаг в сторону и улетишь вниз. Навсегда. Я буду замыкать. Всё понятно?
Понятнее некуда. Я уже осознаю, что завтра предстоит тяжёлый день, но пока не представляю себе насколько. Зато я чувствую как в лёгких поднимается волна вибрации. Со мной всегда так случается, когда предстоит пережить что-то рискованное, трудное и чудесное одновременно.
Видимо наши молитвы и просьбы дошли до вогульских богов. Утро 8 марта кристально ясное. -20, далёкие легкие облака, ни ветра, ни снега. О лучшей погоде мы и мечтать не могли.
Спешно завтракаем, разливаем по термосам чай, выдвигаемся.
К Неройке мы подходим с севера. Оставляем справа от себя лысину горы Тупая, пересекаем глубокий лог безымянного ручья и поднимаемся на плато. Досюда, и ещё немного по самому плато Игорь в два захода довозит нас в санях снегохода. Мы идёт вверх, и вслед за нами встаёт холодное северное солнце.
Снега много, а наст слабый. По следу снегохода ещё кое-как можно идти, да и то, проваливаясь на каждом третьем шаге. Артур, наш бессменный фотокорреспондент, просит его сфотографировать, делает шаг в сторону от колеи, чтобы не закрывать пирамиду Неройки, и бултыхается в снег, как в воду.
Дальше под снегом курумник, «снежик» не пройдёт. Отсюда начинается пеший маршрут.
А солнце наливает горизонт золотом, и по далёким освещённым хребтам уже разбросаны солнечные брызги и сверкают белизной снежники. Хоть садись и картины пиши. Фотография то всё равно это великолепие не передаёт.
Через час-полтора мы доходим до юго-восточного склона горы. Если смотреть на гору сверху (на карте это видно), Неройка образует неполную чашу, именуемую цирком, с главной вершиной на южной стороне. Цирк за спинами Андрея, Алексея Викторовича и Саши на фото ниже. А слева от них юго-восточный хребет, по которому нам и предстоит карабкаться к дымящейся вершине. Саня счастлив, для него это разминка перед тренировкой, к тому же он тут уже был, гора ему знакома. Викторович спокоен как Т-34, для него это тоже второе восхождение на Неройку. И Андрей в порядке, хотя этого и не видно за горнолыжными очками и балаклавой, но он по вулканам Камчатки ногами ходил, что ему сделается.
Мне бы их оптимизм. Я плетусь в хвосте и устал уже так, словно полдня месил ногами глину, а мы ещё даже на гору не ступили.
За мной только Антоха, похоже, ему ещё хуже, чем мне.
Наконец-то все доплелись, то есть я, Антон и Игорь, поскольку он замыкающий. Для группового фото Андрей даже очки снимает. Мы и гора Нер-Ойка. Будет, что внукам показывать.
И тут нас ждёт первый сюрприз - Антоха даёт задний ход. Игорь размышляет недолго и, вручив ему рацию, отпускает назад. Подъем только начинается и идти ещё очень долго, если бы это случилось на горе, кому-то пришлось бы возвращаться вместе с Антоном, а так его можно отпустить одного, на плато с ним ничего страшного не случится. Да и сам Антон это прекрасно понимает, прикинул свои силы, осознал, что не дойдёт, и решил не портить восхождение товарищам. За что ему мой респект и уважение. В следующий раз дойдёт, обязательно дойдёт. Эти горы, как наркотик, они не отпускают.
- Женя, ты как? - обращается ко мне Игорь.
Подумал, подумал, чертяка бородатый, что и во мне пораженческие настроения бродят! Чёрта с два!
- Я в порядке, - отвечаю. - Я иду дальше, даже не думай.
Игорь творит жертвоприношение: оставляет на камне пару конфет. На полном серьёзе. Вы до сих пор считаете, что в России православие победило язычество? Я в этом сильно сомневаюсь. То есть, я ЗНАЮ, что это не так.
Мы идём дальше. Лезть в гору с уклоном в 45 градусов, то и дело проваливаясь по самое нехочу, то ещё занятие. Я уже полностью мокрый. Бельё, шапка, носки, ботинки - все насквозь пропитано потом. Постоянно хочется пить. Викторович, матёрый ходок, прёт наравне с молодыми, это в его-то 55, да ещё и тащит рюкзак с термосами. Если бы я его догнал, то возможно отвоевал бы термос, но я трезво оцениваю ситуацию, и понимаю, что этого не случиться. Сосу снег, но это помогает мало.
Вот он - Т-34 на курумнике Неройки. Что его остановит? Разве что пакт о ненападении на соседнее государство.
Саня вообще порхает по горам мотыльком. Молодой и бесконечно спортивный.
Хотя вот этот кадр мне нравится больше. Тут Артур постарался.
Солнце поднялось высоко и ярит безбожно. Снег искрится и, кажется, что воздух насыщен электричеством, какой-то дикой энергией, стоит чиркнуть по нему медным прутом, и шарахнет разряд, во все стороны посыплются молнии. Я буквально ощущаю эту энергию кончиками пальцев. И вы знаете, я бы чиркнул эту медную спичку о кресало неба, жаль, не захватил с собой медный прут.
Сколько мы идём по горе? Час, два? Или двадцать минут? Время теряет привычную осязаемость. Через каждые 15 шагов я останавливаюсь, переношу вес тела на одну ногу, потом на другую. Бедра ноют невыносимо, причём в тех местах, где я никогда не ощущал напряжения.
Пошёл курумник, идти по нему проще, но опаснее. Курумник это сланец, у него острые края, о которые легко разодрать ноги. К тому же он не монолитен, камень может выскользнуть из-под ноги, особенно, если он под снегом и его не видно. В какой-то момент я проваливаюсь и застряю правой ногой между двух камней. Перовая мысль - кадр из фильма, где парню пришлось отпилить себе ногу, когда он намертво застрял в расщелине. Но нет, нога шевелится и выходит, беда в том, что выходит она без ботинка. Я корячусь целую минуту, прежде чем мне удаётся достать ногу вместе с обувкой. Потом сажусь мокрой задницей на ледяной камень, отправляю в рот пригоршню снега и чувствую, что меня клонит в сон. Делюсь этим наблюдением с Игорем, он отвечает, что сказывается высота, пусть 1000 метров, но всё же. Я оглядываюсь и вдруг понимаю, что мы действительно уже высоко. Мы уже выше соседнего хребта. Для меня это поразительное открытие, то есть время идёт, и я из него не выпал.
Это открытие добавляет медный грош в мою пустую копилку оптимизма. Потому что теперь я отдыхаю через каждые три шага. Сейчас на движении сказывается каждая мелочь. Спасибо Игорю, куртку он мне подогнал классную. Но штаны маловаты, и они имеют тенденцию сползать, а в приспущенном состоянии они пусть немного, но сковывают движение.
Ботинки, спасавшие мои ноги в сорокоградусный мороз, оказались совершенно не пригодны для подобного путешествия. Во-первых, они слишком тёплые. Парадокс? Отнюдь. В постоянном движении не требуется такая морозостойкость, напротив, она только мешает. Сейчас они мокрые насквозь. Внутри ноги не замерзают, там хлюпает, но ногам тепло. Но снаружи ботинки обледенели, и значит стали тяжелее раза в полтора. Но кто б об этом рассказал бы раньше? Во-вторых, их голенища коротки. Вы обратили внимание, что штаны парней примотаны к голенищам ботинок скотчем? Если у вас нет специальных гетр, которые надеваются поверх обуви и штанов (они называются «фонарики»), как у Артура на фото ниже, то скотч спасает. Он не даёт снегу забиваться под голенища обуви.
У меня же голенища ботинок слишком коротки, и скотч не держит - отрывается. Снег постоянно набивается в ботинки, и приходится выгребать его пальцами. До тех пор, пока я не перестал этот снег ощущать. А после того он обледенел по кромке голенища и растёр мне голени выше пяток до мяса. Но и это я приметил только на следующий день. Видимо, мой организм понял, что я его целенаправленно убиваю, и в какой-то момент смирился.
- Блядь, мне страшно! - кричит Артур, но продолжает карабкаться вверх, да еще и рюкзак с фотоаппаратурой тащит.
Мы идём по краю лавиноопасного участка. Я смотрю вниз, левый склон довольно крутой и он полностью покрыт снегом. Меня не пугает высота, но представив на мгновение, как я буду катиться по этому склону больше километра вниз, а меня будет догонять лавина, становится жутко. Я отворачиваюсь, лучше об этом не думать. И ещё мне приходит в голову, что, вероятно, Артуру хуже, чем мне. Потому что преодолеть усталость легче, чем преодолеть страх.
Артур вообще впервые идёт в горы, но держится хорошо. Крепкий парень. Жаль, нет фотографии, как он карабкается по горе.
Игорь пытается меня мотивировать, он рассказывает то про японок, которые совершили восхождение на Неройку (я даже не знаю, правда это, или он выдумал байку на ходу), то говорит о том, что после подобного восхождения жизнь меняется к лучшему, всё налаживается и на работе, и в семье. Я слушаю его, прекрасно понимая, что и зачем он говорит, и удивляюсь ему. Ведь он тащится за мной с рюкзаком, полным снаряжения, а я едва плетусь налегке, и хочет он только одного - чтобы я дошёл. И желает он этого не для себя, и даже не для группы, а всецело для меня. Я это как-то вдруг ощутил очень отчётливо, поэтому в начале и написал, что Игорь - прекрасный организатор и надёжный товарищ. Это не хвалебный лепет в угоду кому-то - это факт. Пойдёте с ним в поход, можете всецело на него полагаться.
- Игорь, - говорю, - я благодарен тебе за мотивацию. Но я либо доцарапаюсь до вершины, либо подохну тут на склоне. Надеюсь, что случится первое.
Пусть мою патетику извинит дикая усталость, вернее некоторая заторможенность, вызванная усталостью, помноженной на энергетику Приполярного Урала, от которого голова идёт кругом. Но я и в самом деле уже не повернул бы назад. Точка невозврата давно была пройдена, психологически я был уже на вершине. Оставалось дотащить туда тело. И я его именно тащил. Я вытаскивал из снега ноги руками, потом и вовсе полз на четвереньках, и это оказалось куда продуктивнее ходьбы. Я одолевал метров по 10 за раз, и только потом делал передышку. Да, я осознавал, что ужасно торможу группу, и это было неприятное осознание, стыдное. Но накануне Игорь сказал, что группа идёт по последнему, и все обязаны под него подстраиваться. Это меня отчасти извиняло. По крайней мере, в собственных глазах. Я хотел на гору, я её желал, я ею уже страдал, как страдают неразделённой любовью. Я не мог тогда объяснить это Игорю, не мог объяснить даже самому себе, потому что такое осознаётся только в перспективе времени. А тогда я просто шёл, шёл, и шёл, пока ноги не отказали, и потом… я пошёл дальше.
- Пределы человеческих возможностей определяются сознанием, - говорит Игорь. - Если ты уверен, что на что-то неспособен, то ты никогда этого не осуществишь. И наоборот.
«Аминь», - думаю я.
А затем происходит чудо.
Курумник обрывается. Некоторое время мы ползём но глубокому снегу и на крохотной трассе, от которой до вершины всего-то метров 150, делаем большой привел. На этой террасе, высотой в полметра, меня ждёт пятерня Андрея, которая и втаскивает мою тушу на неприступную полуметровую высоту. Вот честно говорю, в одиночку, я бы её не преодолел. Я уже не чувствую ног, просто валюсь на спину и тупо лежу какое-то время. Ноги не работают, они отказываются подчиняться мозгу. Но тут я получаю чашку горячего чая. Потом ещё одну. Потом Викторович вручает мне хлеб с салом, а за ним кусок шоколада. И ещё что-то, чего я не помню. И я как-то в раз оживаю. Вот буквально в несколько минут. Нет, мы и до этого на привалах понемногу пили чай, и перекусывали. У меня в нагрудном кармане запас смеси орехов, сухофруктов и шоколада, и я их пожевывал в пути, заедая снегом, но это не помогало. А тут вдруг я воскрес! Я чувствую ноги, и они совершенно не болят! Это удивительно настолько, что даже пугает.
Викторович причащает нас шоколадом.
Высота Неройки 1645 метров, здесь она доминанта рельефа. На Приполярном Урале есть горы и повыше, например Манарага (на языке манси - медвежья лапа) высотою в 1662 метров. Или самая высокая точка Урала - гора Народная высотою в 1895 м. (ударение на первый слог, имя образовано от берущей начало в этой горе речке Народа). Но обе они далеко, отсюда километров 180 на север (специально по карте проверил).
Викторович всех накормил и напоил. Можно и умыться.
Кстати, мы практически на границе с республикой Коми, вернее до нее всего-то километров 10.
Оживший, я снова в полной мере наслаждаюсь, насыщаюсь величием Приполярного Урала. Хочется просто стоять, как Игорь на фото ниже, и обнимать его.
Ну да восхождение не окончено, пора поднимать задницы и тащить их к вершине.
Дальше идёт фирн. Фирн - это промежуточная стадия меду снегом и льдом. Рыхлый лёд, в который превратился снег за многие годы под воздействием ветра и собственного веса. Мы надеваем кошки.
Идти по фирну в кошках легко, к тому же Саша рубит ступени. Мы двигаемся достаточно быстро, и я иду наравне со всеми. Но когда до вершины остаётся каких-то 50 метров, нас подживает неприятный сюрприз - Саша сообщает, что дальше пройти невозможно.
Обилие снега было нам на руку внизу, это позволило часть пути пройти на снегоходе, здесь же, у самой вершины, снег создал непреодолимую преграду. Ветер надул огромный карниз, а обходить его уже негде, мы и так идём по кромке лавиноопасного участка.
Игорь объявляет совещание, и единодушно принимается решение возвращаться. Обидно, конечно, не дойти каких-то 50 метров, но здравый смысл берёт верх. Что поделать, видимо, Владыка Нер-Ойка не в настроении принимать гостей.
Дорога к вершине заняла у нас 7 часов. Поднявшийся ветер толкает нас в спину, и к подножию горы мы спускаемся быстро, всего за пару часов.
Вот и плато.
В лагере нас ждёт протопленная баня, сухая одежда и приготовленный Антоном горячий ужин. Следующий день проводим в приятном безделье. Паримся в бане, катаемся на «снежике», конечно же пьянствуем водку. Мы ж спортсмены, альпинисты! Нам без водки нельзя. Игорь вручает нам памятные подарки - вечные спички с логотипом нашего тура.
А следующим утром мы отправляемся домой. Игорь садится на свой снегоход, но прежде чем его завести говорит:
- Попрощались с горой?
Неройку не видно, погода снова портится. На сердце приятная грусть. Я смотрю туда, где гора прячется за снежным маревом и думаю:
«До свиданья, Хозяин Урала. Мы вернёмся, и я обязательно раскурю с тобой трубку на твоей вершине».
Евгений Немец. Март, 2016.
Там, у вершины горы Неройка, мы, мокрые от пота в двадцатиградусный мороз, в обледеневших ботинках и перчатках, уставшие настолько, что едва переставляли ноги, постигали великую мудрость вогульского бога Нер-Ойки - Владыки Урала, ту мудрость, которую невозможно осмыслить сознанием, но возможно ощутить кожей, глазами и лёгкими. Имя ей - вечность.
Но это будет только 8 марта, то есть завтра, а пока мы трясёмся в санях снегохода. Последние километров 15 до базы Неройка дорога бежит долиной реки Щекурья, и справа от нас тянется хребет Селигер, но разглядеть его невозможно. Сейчас Приполярный Урал - призрак. Заснеженные хребты растворяются в молоке пурги, теряются на фоне матово белого неба, увязают в толще снега под ногами. Ещё и гусянка снегохода, как брандспойт, поливает нас снежной крошкой, так что за пару метров уже не видно ни зги.
Снежная пыль вездесуща. Я обнаруживаю её в карманах куртки, она норовит забиться в малейшую щель. Моё лицо обмотано шарфом в два слоя, но шарф растягивается и снег обжигает скулы. Я сглупил и не надел очки, теперь время от времени снимаю с ресниц сосульки. Изредка оглядываюсь на Артура, он всё отчетливее превращается в сугроб. Алексей Викторович, старый солдат, знал, чего ожидать и благоразумно надел балаклаву. Теперь даже может позволить себе достать смартфон и сделать пару снимков. Я не ропщу, это же драйв-тур, напротив, мне весело.
Пока мы идём к базе, скажу пару слов об организации тура. Наша экспедиция (если можно её так назвать) проходит в рамках проекта «Югра-драйв: Следопыт», его логотип на капоте нашего «Паджерика».
Автор этого проекта Игорь Илык. Он великолепный организатор и надёжный товарищ, влюблённый в Приполярный Урал всей душой. На Неройку он идёт в пятый раз. Вот он, знакомьтесь.
Наш маршрут: г. Нягань - п. Приобье - п. В. Нарыкары - п. Игрим - п. Сартынья - п. Сосьва - п. Ломбовож - п. Саранпауль. Почти вся дорога по зимнику, сначала по Оби, затем по Северной Сосьве, а дальше по реке Ляпин. Вот так в тех краях чистят зимник.
Общий путь что-то около 500 км, он занял у нас весь день (по зимнику то особенно не разгонишься) и в Саранпауль мы прибываем поздно вечером. Летом в Саранпауль добраться проблематично. Как и выбраться из него. Ляпин река не большая, и теплоходы могут дойти до Саранпауля только в полноводье. Да и ходят они не часто. Остается вертолёт, который опять же летает неизвестно как и когда.
В посёлке мы задерживаемся на час. Требуется купить картошки, и это оказывается непросто. В продуктовых магазинах её нет, местные говорят, что картошку они выращивают сами, но нам продать пару килограмм отказываются. На обратном пути у меня возникла схожая проблема с сигаретами, еле нашёл. И да, с банковскими картами тоже беда. В Совхозе хотели затариться олениной, но налички почти ни у кого не оказалось, а карты не принимают. Зато алкоголь после 20:00 вам тут продадут, можете не беспокоиться на этот счёт. Полиция и налоговая, видимо, тут редкие гости.
Находим, наконец, картошку, и двигаемся дальше. Саранпауль не конечная точка сегодняшнего маршрута. Ночевать мы будем на горнолыжной базе «Долина Польи» в 20 километрах от посёлка. Полья - это река. База представляет собой несколько избушек и сторожку у подножья горы Культметнёр. Подъёмника нет, желающих покататься на лыжах затаскивают на гору снегоходом.
Вообще, изучение топонимов Приполярного Урала тот ещё ребус. Вот к, примеру, гора Культметнёр. Это мансийское название. На языке манси нер, нёр - это камень, гора, в названиях гор встречается часто. Но хребет, в который эта гора входит, называется Дьявол-из. Первое слово этого топонима чисто русское, а второе «из» - на языке коми обозначает гору, хребет. Полно и ненецких имён. А вот Нер-ойка снова мансийское. Ойка - старец, в смысле мудрец и владыка. В широком смысле Нер-ойка - это властелин Урала, к которому на поклон мы и отправились этим туром.
Наш домик на базе протоплен, на плите стоит казан с горячей похлёбкой из оленины. Обстановка спартанская, чего стоят полати, или лежанки, даже не знаю, как их правильно назвать. Они рассчитаны сразу на четверых спящих. Но да мы не за комфортом ехали, скорее от него.
Игорь достает флягу с клюквенной настойкой, Викторович ставит казан с олениной на обеденный стол. Вот как должна выглядеть правильная туристическая фляга, вернее выглядеть она может как угодно, главное, что вмещает она целых 5 литров. Антоха флягу оценил сразу.
Артур, наш фото и видео оператор, чьи фото я использую в этом очерке, единственный, кому похлебка из оленины не пришлась по вкусу. Он требует себе доширак. Под общий смех его требование удовлетворяется. Остальные налегают на душистый супчик, не забывая подставлять Игорю под флягу кружки. Впрочем, супом это блюдо назвать трудно. Рецепт у манси очень простой: оленина, вода и соль. Всё. Точно такой же похлёбкой меня потчевали ханты в Казыме на празднике оленеводов. Как по мне, так ничего там больше и не нужно. Разве что немного перца.
Перед сном я забиваю трубку, в компании с Антоном выходим покурить перед сном. Электричество на базе от генераторов, в 22:00 отбой, свет отключают. У меня в руках фонарь. На улице кромешная тьма. Звёзды, как наливные яблоки, хоть руками рви. По Млечному пути мерцают всполохи северного сияния. Тишина полная и всеобъемлющая, какая-то пуленепробиваемая. Я затягиваюсь крепким ароматным табаком, свечу фонарём под ноги и наблюдаю следующую картину: в двух метрах от нашей избушки сидит на тропинке Андрей, смотрит на мой фонарь и как-то бессмысленно улыбается.
Андрей манси, ему лет 25, тут он за сторожа. Это он топил нам избу и готовил оленину. За это Игорь угостил его настойкой. Всего-то рюмки 3-4 грамм по 20-30 (не больше, Игорь всем наливал на донышко, я специально проследил; видно опасался, что перепьёмся) и парень раскис.
- Андрей! - говорю, - ты чего это тут сидишь?!
- Я фонарь потерял, - отвечает он, продолжая нелепо улыбаться.
Фонарь лежит рядом, я его поднимаю, вручаю Андрею в руки, Антон ставит парня на ноги и тащит в сторожку.
А я думаю, ну не выйди мы покурить, и что бы он тут до утра сидел? На улице -25. Нет, нельзя им, коренным, пить. На них алкоголь не так действует, они не пьянеют, как мы, они мгновенно валятся с ног.
Вообще, Север вносит коррективы в биологию народа. Оленеводы и их дети, даже самые маленькие, с удовольствием едят сырое парное мясо свежезаколотого оленя и запивают горячей оленьей кровью, они даже едят наполовину переваренный в желудке оленя ягель. Их организмы вырабатывают ферменты, разлагающие трупные яды, это значит, что они могут спокойно есть протухшее мясо и рыбу, что нас бы попросту убило, при том, что их кухня ни в каком виде не терпит грибов, коих тут пруд пруди. Разве что чай из чаги заваривают. Вот и против алкоголя они бессильны. Ну да это тема для целого научного института, пусть биологи разбираются. И да, вы не подумайте, манси, ненцы, зыряне, коми (именно они населяют Приполярный Урал) вовсе не варвары, угощать вас сырым или протухшим мясом никто вас не будет. Кухня их проста, но не примитивна, без изысков, но приятна и питательна.
Следующим утром встаём затемно. Наш манси-сторож спит, или где-то бродит, и генераторы завести некому. Снова спасают фонари. Погода портится. Путь сквозь пургу до туалета и обратно заменяет холодный утренний душ. Но чашка горячего чая, и градус бодрости в норме.
Рассвело, пора собираться.
Грузимся и едем к заводу Полярный Кварц. От Саранпауля через завод до самого посёлка Неройка есть дорога, её построили еще в 2002-ом году. Но зимой дорогу чистят только до завода. Остальные 40 км, пойдём на снегоходах.
Завод. Ничего примечательного, обычный промобъект. Как я понял, в данный момент не работает. Это завод первичной обработки кварца, завод окончательной обработки находится у нас в Нягани. Тоже стоит без дела. Деньги в этот проект вбухали колоссальные, а отдачи что-то не видно. Непонятно.
На площадке у завода мы оставляем машины, запаковываемся с головы до ног и грузимся в сани снегоходов. Антон готов.
А дальше сорокакилометровая толща метели, сквозь которую мы ползём полтора часа, силясь разглядеть сквозь снежное марево хребет Селигер. Снега столько, что иногда приходится выкапывать снегоходы. На фото ниже Игорь стоит в яме, из которой только что вытащили машину.
И вот она база «Неройка». Привожу карту для наглядности.
Раньше тут был посёлок геологов, но рудознавцев давно нет, большая часть домов в упадке. Уцелевшие 3-4 избушки, сторожка и баня составляют турбазу. Присматривает за этим хозяйством сторож Сергей и пара горластых, но мирных псов. Электричество тоже от генератора, связи нет, снега по самую крышу, вода из речушки, туалеты на улице - всё, как мы любим. Кстати, вода в Шайтанке изумительная, кристально чистая и вкусная, пьёшь, и оторваться не можешь. Только вот саму Шайтанку завалило снегом так, что не зная, где она течёт, не найти. Для водозабора сделан целый туннель в снегу, который закрывается деревянной дверью, а потом ещё и прорубь прикрывается люком.
Заселяемся и обживаемся.
Наша избушка вместительна, имеет несколько комнат с десятком кроватей и две печки. Пока закипает вода для ужина, под задорный треск поленьев я изучаю книгу отзывов, и с удивлением обнаруживаю записи на французском языке. Французским не владею, но судя по количеству восклицательных знаков, иностранцы были в восторге. Я их понимаю. Ну что такое их прилизанные, причёсанные Альпы, с фуникулёрами и пешеходными тропами до самых вершин, с лавочками для отдыха и кафешками на горных террасах, по сравнению с диким, первозданным Студёным Уралом, где бродят волки, олени, в берлогах спят мишки, а в горных озёрах гуляет хариус? Ну, вы поняли.
К вечеру пурга унимается, небо светлеет, и из стекленеющего пространства нехотя, словно делая нам одолжение, выступают горные хребты. Сначала они проявляются едва различимыми контурами, но снег быстро редеет, и вот они уже стоят кольцом вокруг нас в полный рост. Их заснеженные тела в чёрных росчерках курумника массивны, фундаментальны и вечны, как вогульские боги.
Солнце, всё еще мутное, закатывается в долину реки Кобыла-Ю.
Кобыла-Ю звучит странно, но объяснение простое. Приставка «Ю» на языке коми - река. Аналогично окончание «Я» в языке манси тоже означает реку. Это снова отсылает нас к переплетению топонимов. Река с наполовину русским, наполовину коми названием Кобыла-Ю впадает в реку с мансийским именем Щекурь-Я - именно так река называлась раньше (как и Поль-Я), это позже топоним упростился до единого слова Щекурья.
Викторович позирует на фоне нашей избушки, укутанной снежной шубой выше макушки. Вот на этих санях мы и тряслись 40 километров.
К великой нашей радости, открывается и гора Неройка. Вершину не видно, она спрятана то ли в облаке, то ли в тумане. Игорь говорит, что пик открывается редко. Мне вспоминается, что на многих мансийских тамгах боги и отыры изображены с курительной трубкой в руках. Может, сидит на вершине горы Владыка Урала, пристально оглядывая окрест, и беспрестанно курит свою божественную трубку? И не облако это, а табачный дым? Я закуриваю свою, наверное, мне хочется как-то приобщиться к духу горы.
Пустишь ты завтра нас в чертоги свои, великий Нер-Ойка?
Вечер пробегает в приготовлениях к завтрашнему восхождению. Я впервые иду в горы зимой, кошки и ледорубы до этого видел только в кино. Игорь и Саша матёрые альпинисты, они разжёвывают нам азы зимнего восхождения. В завершении Игорь говорит следующее:
- Помыслы о горах должны быть чисты, иначе Хозяин нас не пропустит. Когда будем в горах, не кричите, не бросайте мусор. Настройтесь на позитив, и тогда, может быть, мы благополучно дойдём.
В словах Игоря меня не удивляет откровенный языческий подтекст. Тут не столько вера в мансийский мистицизм, сколько уважения к горам, к природе вообще. Мои проводники на Северном Урале к горам относились точно так же, хотя были и есть по маковку русские. Да и сам давно уже разделяю такое мировоззрение.
- Главное не дойти до вершины, - добавляет Саша. - Цель - дойти и вернуться назад живыми и здоровыми.
- Да, - соглашается Игорь. - Идём без фанатизма. Но и беспечными быть нельзя. Это не самая сложная гора на Урале, но и она опасна. Как руководитель группы, самодеятельность запрещаю. Саша идёт первым, остальные за ним след в след. Это не пустые страшилки. Там есть опасные карнизы, есть лавиноопасный участок. Сделаешь шаг в сторону и улетишь вниз. Навсегда. Я буду замыкать. Всё понятно?
Понятнее некуда. Я уже осознаю, что завтра предстоит тяжёлый день, но пока не представляю себе насколько. Зато я чувствую как в лёгких поднимается волна вибрации. Со мной всегда так случается, когда предстоит пережить что-то рискованное, трудное и чудесное одновременно.
Видимо наши молитвы и просьбы дошли до вогульских богов. Утро 8 марта кристально ясное. -20, далёкие легкие облака, ни ветра, ни снега. О лучшей погоде мы и мечтать не могли.
Спешно завтракаем, разливаем по термосам чай, выдвигаемся.
К Неройке мы подходим с севера. Оставляем справа от себя лысину горы Тупая, пересекаем глубокий лог безымянного ручья и поднимаемся на плато. Досюда, и ещё немного по самому плато Игорь в два захода довозит нас в санях снегохода. Мы идёт вверх, и вслед за нами встаёт холодное северное солнце.
Снега много, а наст слабый. По следу снегохода ещё кое-как можно идти, да и то, проваливаясь на каждом третьем шаге. Артур, наш бессменный фотокорреспондент, просит его сфотографировать, делает шаг в сторону от колеи, чтобы не закрывать пирамиду Неройки, и бултыхается в снег, как в воду.
Дальше под снегом курумник, «снежик» не пройдёт. Отсюда начинается пеший маршрут.
А солнце наливает горизонт золотом, и по далёким освещённым хребтам уже разбросаны солнечные брызги и сверкают белизной снежники. Хоть садись и картины пиши. Фотография то всё равно это великолепие не передаёт.
Через час-полтора мы доходим до юго-восточного склона горы. Если смотреть на гору сверху (на карте это видно), Неройка образует неполную чашу, именуемую цирком, с главной вершиной на южной стороне. Цирк за спинами Андрея, Алексея Викторовича и Саши на фото ниже. А слева от них юго-восточный хребет, по которому нам и предстоит карабкаться к дымящейся вершине. Саня счастлив, для него это разминка перед тренировкой, к тому же он тут уже был, гора ему знакома. Викторович спокоен как Т-34, для него это тоже второе восхождение на Неройку. И Андрей в порядке, хотя этого и не видно за горнолыжными очками и балаклавой, но он по вулканам Камчатки ногами ходил, что ему сделается.
Мне бы их оптимизм. Я плетусь в хвосте и устал уже так, словно полдня месил ногами глину, а мы ещё даже на гору не ступили.
За мной только Антоха, похоже, ему ещё хуже, чем мне.
Наконец-то все доплелись, то есть я, Антон и Игорь, поскольку он замыкающий. Для группового фото Андрей даже очки снимает. Мы и гора Нер-Ойка. Будет, что внукам показывать.
И тут нас ждёт первый сюрприз - Антоха даёт задний ход. Игорь размышляет недолго и, вручив ему рацию, отпускает назад. Подъем только начинается и идти ещё очень долго, если бы это случилось на горе, кому-то пришлось бы возвращаться вместе с Антоном, а так его можно отпустить одного, на плато с ним ничего страшного не случится. Да и сам Антон это прекрасно понимает, прикинул свои силы, осознал, что не дойдёт, и решил не портить восхождение товарищам. За что ему мой респект и уважение. В следующий раз дойдёт, обязательно дойдёт. Эти горы, как наркотик, они не отпускают.
- Женя, ты как? - обращается ко мне Игорь.
Подумал, подумал, чертяка бородатый, что и во мне пораженческие настроения бродят! Чёрта с два!
- Я в порядке, - отвечаю. - Я иду дальше, даже не думай.
Игорь творит жертвоприношение: оставляет на камне пару конфет. На полном серьёзе. Вы до сих пор считаете, что в России православие победило язычество? Я в этом сильно сомневаюсь. То есть, я ЗНАЮ, что это не так.
Мы идём дальше. Лезть в гору с уклоном в 45 градусов, то и дело проваливаясь по самое нехочу, то ещё занятие. Я уже полностью мокрый. Бельё, шапка, носки, ботинки - все насквозь пропитано потом. Постоянно хочется пить. Викторович, матёрый ходок, прёт наравне с молодыми, это в его-то 55, да ещё и тащит рюкзак с термосами. Если бы я его догнал, то возможно отвоевал бы термос, но я трезво оцениваю ситуацию, и понимаю, что этого не случиться. Сосу снег, но это помогает мало.
Вот он - Т-34 на курумнике Неройки. Что его остановит? Разве что пакт о ненападении на соседнее государство.
Саня вообще порхает по горам мотыльком. Молодой и бесконечно спортивный.
Хотя вот этот кадр мне нравится больше. Тут Артур постарался.
Солнце поднялось высоко и ярит безбожно. Снег искрится и, кажется, что воздух насыщен электричеством, какой-то дикой энергией, стоит чиркнуть по нему медным прутом, и шарахнет разряд, во все стороны посыплются молнии. Я буквально ощущаю эту энергию кончиками пальцев. И вы знаете, я бы чиркнул эту медную спичку о кресало неба, жаль, не захватил с собой медный прут.
Сколько мы идём по горе? Час, два? Или двадцать минут? Время теряет привычную осязаемость. Через каждые 15 шагов я останавливаюсь, переношу вес тела на одну ногу, потом на другую. Бедра ноют невыносимо, причём в тех местах, где я никогда не ощущал напряжения.
Пошёл курумник, идти по нему проще, но опаснее. Курумник это сланец, у него острые края, о которые легко разодрать ноги. К тому же он не монолитен, камень может выскользнуть из-под ноги, особенно, если он под снегом и его не видно. В какой-то момент я проваливаюсь и застряю правой ногой между двух камней. Перовая мысль - кадр из фильма, где парню пришлось отпилить себе ногу, когда он намертво застрял в расщелине. Но нет, нога шевелится и выходит, беда в том, что выходит она без ботинка. Я корячусь целую минуту, прежде чем мне удаётся достать ногу вместе с обувкой. Потом сажусь мокрой задницей на ледяной камень, отправляю в рот пригоршню снега и чувствую, что меня клонит в сон. Делюсь этим наблюдением с Игорем, он отвечает, что сказывается высота, пусть 1000 метров, но всё же. Я оглядываюсь и вдруг понимаю, что мы действительно уже высоко. Мы уже выше соседнего хребта. Для меня это поразительное открытие, то есть время идёт, и я из него не выпал.
Это открытие добавляет медный грош в мою пустую копилку оптимизма. Потому что теперь я отдыхаю через каждые три шага. Сейчас на движении сказывается каждая мелочь. Спасибо Игорю, куртку он мне подогнал классную. Но штаны маловаты, и они имеют тенденцию сползать, а в приспущенном состоянии они пусть немного, но сковывают движение.
Ботинки, спасавшие мои ноги в сорокоградусный мороз, оказались совершенно не пригодны для подобного путешествия. Во-первых, они слишком тёплые. Парадокс? Отнюдь. В постоянном движении не требуется такая морозостойкость, напротив, она только мешает. Сейчас они мокрые насквозь. Внутри ноги не замерзают, там хлюпает, но ногам тепло. Но снаружи ботинки обледенели, и значит стали тяжелее раза в полтора. Но кто б об этом рассказал бы раньше? Во-вторых, их голенища коротки. Вы обратили внимание, что штаны парней примотаны к голенищам ботинок скотчем? Если у вас нет специальных гетр, которые надеваются поверх обуви и штанов (они называются «фонарики»), как у Артура на фото ниже, то скотч спасает. Он не даёт снегу забиваться под голенища обуви.
У меня же голенища ботинок слишком коротки, и скотч не держит - отрывается. Снег постоянно набивается в ботинки, и приходится выгребать его пальцами. До тех пор, пока я не перестал этот снег ощущать. А после того он обледенел по кромке голенища и растёр мне голени выше пяток до мяса. Но и это я приметил только на следующий день. Видимо, мой организм понял, что я его целенаправленно убиваю, и в какой-то момент смирился.
- Блядь, мне страшно! - кричит Артур, но продолжает карабкаться вверх, да еще и рюкзак с фотоаппаратурой тащит.
Мы идём по краю лавиноопасного участка. Я смотрю вниз, левый склон довольно крутой и он полностью покрыт снегом. Меня не пугает высота, но представив на мгновение, как я буду катиться по этому склону больше километра вниз, а меня будет догонять лавина, становится жутко. Я отворачиваюсь, лучше об этом не думать. И ещё мне приходит в голову, что, вероятно, Артуру хуже, чем мне. Потому что преодолеть усталость легче, чем преодолеть страх.
Артур вообще впервые идёт в горы, но держится хорошо. Крепкий парень. Жаль, нет фотографии, как он карабкается по горе.
Игорь пытается меня мотивировать, он рассказывает то про японок, которые совершили восхождение на Неройку (я даже не знаю, правда это, или он выдумал байку на ходу), то говорит о том, что после подобного восхождения жизнь меняется к лучшему, всё налаживается и на работе, и в семье. Я слушаю его, прекрасно понимая, что и зачем он говорит, и удивляюсь ему. Ведь он тащится за мной с рюкзаком, полным снаряжения, а я едва плетусь налегке, и хочет он только одного - чтобы я дошёл. И желает он этого не для себя, и даже не для группы, а всецело для меня. Я это как-то вдруг ощутил очень отчётливо, поэтому в начале и написал, что Игорь - прекрасный организатор и надёжный товарищ. Это не хвалебный лепет в угоду кому-то - это факт. Пойдёте с ним в поход, можете всецело на него полагаться.
- Игорь, - говорю, - я благодарен тебе за мотивацию. Но я либо доцарапаюсь до вершины, либо подохну тут на склоне. Надеюсь, что случится первое.
Пусть мою патетику извинит дикая усталость, вернее некоторая заторможенность, вызванная усталостью, помноженной на энергетику Приполярного Урала, от которого голова идёт кругом. Но я и в самом деле уже не повернул бы назад. Точка невозврата давно была пройдена, психологически я был уже на вершине. Оставалось дотащить туда тело. И я его именно тащил. Я вытаскивал из снега ноги руками, потом и вовсе полз на четвереньках, и это оказалось куда продуктивнее ходьбы. Я одолевал метров по 10 за раз, и только потом делал передышку. Да, я осознавал, что ужасно торможу группу, и это было неприятное осознание, стыдное. Но накануне Игорь сказал, что группа идёт по последнему, и все обязаны под него подстраиваться. Это меня отчасти извиняло. По крайней мере, в собственных глазах. Я хотел на гору, я её желал, я ею уже страдал, как страдают неразделённой любовью. Я не мог тогда объяснить это Игорю, не мог объяснить даже самому себе, потому что такое осознаётся только в перспективе времени. А тогда я просто шёл, шёл, и шёл, пока ноги не отказали, и потом… я пошёл дальше.
- Пределы человеческих возможностей определяются сознанием, - говорит Игорь. - Если ты уверен, что на что-то неспособен, то ты никогда этого не осуществишь. И наоборот.
«Аминь», - думаю я.
А затем происходит чудо.
Курумник обрывается. Некоторое время мы ползём но глубокому снегу и на крохотной трассе, от которой до вершины всего-то метров 150, делаем большой привел. На этой террасе, высотой в полметра, меня ждёт пятерня Андрея, которая и втаскивает мою тушу на неприступную полуметровую высоту. Вот честно говорю, в одиночку, я бы её не преодолел. Я уже не чувствую ног, просто валюсь на спину и тупо лежу какое-то время. Ноги не работают, они отказываются подчиняться мозгу. Но тут я получаю чашку горячего чая. Потом ещё одну. Потом Викторович вручает мне хлеб с салом, а за ним кусок шоколада. И ещё что-то, чего я не помню. И я как-то в раз оживаю. Вот буквально в несколько минут. Нет, мы и до этого на привалах понемногу пили чай, и перекусывали. У меня в нагрудном кармане запас смеси орехов, сухофруктов и шоколада, и я их пожевывал в пути, заедая снегом, но это не помогало. А тут вдруг я воскрес! Я чувствую ноги, и они совершенно не болят! Это удивительно настолько, что даже пугает.
Викторович причащает нас шоколадом.
Высота Неройки 1645 метров, здесь она доминанта рельефа. На Приполярном Урале есть горы и повыше, например Манарага (на языке манси - медвежья лапа) высотою в 1662 метров. Или самая высокая точка Урала - гора Народная высотою в 1895 м. (ударение на первый слог, имя образовано от берущей начало в этой горе речке Народа). Но обе они далеко, отсюда километров 180 на север (специально по карте проверил).
Викторович всех накормил и напоил. Можно и умыться.
Кстати, мы практически на границе с республикой Коми, вернее до нее всего-то километров 10.
Оживший, я снова в полной мере наслаждаюсь, насыщаюсь величием Приполярного Урала. Хочется просто стоять, как Игорь на фото ниже, и обнимать его.
Ну да восхождение не окончено, пора поднимать задницы и тащить их к вершине.
Дальше идёт фирн. Фирн - это промежуточная стадия меду снегом и льдом. Рыхлый лёд, в который превратился снег за многие годы под воздействием ветра и собственного веса. Мы надеваем кошки.
Идти по фирну в кошках легко, к тому же Саша рубит ступени. Мы двигаемся достаточно быстро, и я иду наравне со всеми. Но когда до вершины остаётся каких-то 50 метров, нас подживает неприятный сюрприз - Саша сообщает, что дальше пройти невозможно.
Обилие снега было нам на руку внизу, это позволило часть пути пройти на снегоходе, здесь же, у самой вершины, снег создал непреодолимую преграду. Ветер надул огромный карниз, а обходить его уже негде, мы и так идём по кромке лавиноопасного участка.
Игорь объявляет совещание, и единодушно принимается решение возвращаться. Обидно, конечно, не дойти каких-то 50 метров, но здравый смысл берёт верх. Что поделать, видимо, Владыка Нер-Ойка не в настроении принимать гостей.
Дорога к вершине заняла у нас 7 часов. Поднявшийся ветер толкает нас в спину, и к подножию горы мы спускаемся быстро, всего за пару часов.
Вот и плато.
В лагере нас ждёт протопленная баня, сухая одежда и приготовленный Антоном горячий ужин. Следующий день проводим в приятном безделье. Паримся в бане, катаемся на «снежике», конечно же пьянствуем водку. Мы ж спортсмены, альпинисты! Нам без водки нельзя. Игорь вручает нам памятные подарки - вечные спички с логотипом нашего тура.
А следующим утром мы отправляемся домой. Игорь садится на свой снегоход, но прежде чем его завести говорит:
- Попрощались с горой?
Неройку не видно, погода снова портится. На сердце приятная грусть. Я смотрю туда, где гора прячется за снежным маревом и думаю:
«До свиданья, Хозяин Урала. Мы вернёмся, и я обязательно раскурю с тобой трубку на твоей вершине».
Евгений Немец. Март, 2016.