Доклад в рамках 7-го фестиваля "Цифровая история"
Click to view
В ночь с 24 на 25 ноября произошел описанный во всех учебниках истории дворцовый переворот, когда к власти пришла императрица Елизавета Петровна, дочь Петра Первого, правда, не совсем законная, так как она родилась до брака. Это был некоторый минус, но для современников это было существенно.
У нас целая эпоха дворцовых переворотов, как всем известно, но переворот перевороту рознь: впервые в русской истории в 1741 году произошло свержение государя, законно вступившего на престол по петровскому закону 1722 года о престолонаследии. Только впоследствии будет казаться, что это было единодушное желание всех (это будет изображаться именно так), хотя это было далеко не так. Но это не так важно. А важно то, что впервые возникла проблема оправдания, мягко говоря, безобразного поступка. Да еще не просто безобразного, а создавшего опасный прецедент. Поэтому впервые после вступления Елизаветы на престол начинается, как бы мы сейчас сказали, идеологическая кампания по оправданию этого малоприятного события. А как-то надо было его оправдывать. Поэтому появляется официальный манифест, который объясняет, что права на престол были только у Елизаветы Петровны со ссылкой на завещание ее матери, жены Петра Первого императрицы Екатерины I. С завещанием - отдельная история. Она вообще-то - подлог и абсолютно незаконна. Но главное не в этом, а в том, что все бы было правильно, если бы не вмешались иноземцы. Дальше перечисляются фамилии иноземцев: это вице-канцлер Андрей Иванович Остерман, знаменитый дипломат и фактический руководитель министерства иностранных дел России послепетровской; это фельдмаршал Буркхард Христофор Миних и еще целый ряд персон, которые, естественно, «насильством» взяли управление в свои руки, естественно, они всем верным подданным творили утеснения и обиды, а потому, естественно, законную наследницу оттеснили от престола и поэтому она была вынуждена (и даже с сожалением) взять власть в свои руки.
Ну, официальным манифестам можно верить, можно не верить, да и не все их слышали и знают.
А дальше начинается некая кампания. Поскольку тогда не было социальных сетей, телевидения и радио, поэтому это прежде всего церковная проповедь и некие публицистические произведения на разные вымышленные сюжеты, чтобы объяснять русским дипломатам смысл событий. Или некое псевдонародное творчество - «Разговор двух солдат, случившийся на галерном флоте», типа, люди из народа обсуждают, что произошло. Если официальный манифест довольно сухой, то тут начинаются краски: не просто некие персонажи совершили неправомерный поступок, а это, оказывается, «эмисарии диавольские», которые, цитирую, «тысячи людей благочестивых, верных, добросовестных, невинных, Бога и государство любящих втайную похищали, в смрадных узилищах и темницах заключали, пытали, мучили, кровь невинную потоками проливали». Естественно, те самые персонажи с нерусскими фамилиями. Дальше еще интереснее и, главное, звучит очень актуально, потому что эти люди не только обижали верных граждан, но и «вон из России за море высылали многие миллионы и тама иные в банки, иные на проценты полагали», то есть иноземцы нагло грабили Россию и посылали это, естественно, в лондонские, немецкие и прочие банки. Звучит актуально, да.
А еще надо было показать в верном свете тех, кто способствовал Елизавете. И тут начинается сюжет, почти кощунственный.
Что было на деле? На деле рота гренадер Преображенского полка ночным маршем захватывает дворец, во дворец вносят (в прямом смысле) Елизавету Петровну - ее тащили на руках, потому что уже выпал снег, а она была полненькая, в стиле 18 века, и ей тяжело было бежать по снегу с гвардейцами. Ее схватили и притащили во дворец. Всех арестовали. Потом, естественно, крепко выпили, прямо здесь же в тронном зале (у нас есть свидетельства очевидцев), там же пели песни (ну, как полагается нормальному человеку после удачно совершенной операции). И все это нужно было как-то представить.
Вот как представлялось это прихожанам церквей, где читались подобные проповеди: это не просто рота солдат, которая идет захватывать власть, а, цитирую, «блаженная и Богом избранная, союзом между людьми связуемая компания, светом разума просвещенная». Ну, это уже совсем другое дело! Это уже не рота солдат, а почти апостолы. «И поспешением силы крестныя без всякого сопротивления вшед в чертоги царския и повелением великой государыни Елизавет Петровны таких-то и таки-то взяша». Ну, «повелением силы крестной» - это опять же не дворцовый переворот, а что-то совсем другое. Вот так это подается.
Это сопровождается еще одной кампанией, тоже впервые в российской истории, по изъятию документов предшествующего царствования, которой мы должны быть благодарны, так как благодаря ей все изъятые документы правления 1740-1741 годов очень хорошо сохранились, потому что их арестовали. За это мне и моим коллегам надо сказать Елизавете Петровне спасибо.
А дальше был суд. Естественно, скорый и правый. Виновных сослали, как и полагается. Ссылка была довольно милостивая, некоторые потом даже вернутся.
И так эта ситуация и станет оформляться в дальнейшей политической традиции, что в 1741 году было свергнуто господство немцев. И поскольку надо немцев как-то персонифицировать, то за всех немцев будет отвечать фаворит Анны Иоанновны Эрнст Иоганн Бирон. Правда, его судьба будет самой счастливой. Он благополучно вернется из ссылки, станет герцогом Курляндским и умрет, как умирают добрые люди, в окружении собственной семьи в собственном дворце.
Эта традиция так и сохранится в последующее время. Здесь любопытно соображение Натана Яковлевича Эйдельмана, который сказал, что, образованные, просвещенные дворяне пушкинской эпохи, которые интересуются историей, открывают сюжеты, которые совсем не красят их предков, и в этом смысле немцы и пресловутый Бирон являются удобным громоотводом: если и было что-то плохое в нашей истории, это потому, что немцы были. Это не мы, Пушкины, а те люди с немецкими фамилиями.
А дальше начинается школьная традиция, когда подобные оценки вступают в учебники. Мы так смеялись над советскими учебниками, но в этом смысле учебники начала 19 века - песня отдельная совершенно. Приведу только один пример. Поначалу о свергнутом и впоследствии убитом при попытке его освобождения офицером Мировичем царе Иоанне Антоновиче просто молчали. А потом хоть и как незаконное царствование, но упоминали. Процитирую вам один из учебников, как это изображалось: «Младенец Иван Антонович был доброчестно заключен и ко всеобщему облегчению лишен тягостной и самому ему ненужной жизни». Ну, почти по просьбе трудящихся.
Подобная трактовка событий в массовом сознании формируется не только учебниками, но и художественной литературой. Большую роль в закреплении этого образа сыграл роман «Ледяной дом» Ивана Лажечникова, русского Вальтера Скотта, который был необычайно популярен в свое время. Именно он впервые употребил и ввел в обиход слово «бироновщина». Из его романов слово перекочевало в язык и школьные учебники, хотя уже Пушкин полемизировал с Лажечниковым, пытаясь объяснить, что «Бирон имел несчастье быть немцем, поэтому-то на него свалили весь ужас царствования Анны, который был в духе того времени и в нравах народа». В итоге утвердилась позиция Лажечникова и перешла в советские школьные учебники.
Школьные учебники вообще вещь невероятно консервативная. Я на собственном опыте убедился, когда ты делаешь официальный учебник, что вставить туда что-то спорно-полемическое - упаси Боже. Но даже вещи, которые давно известны в науке и никакой полемики не вызывают, вызывают крайне настороженное отношение и в школьные учебники не попадают никак ни с каким трудом. Даже в учебнике уже 21-го века мы все это можем увидеть. Вот совершенно официальный учебник, который много лет переиздавался: «Немцы и Бирон принесли с собой распущенность нравов и безвкусную роскошь, казнокрадство и взяточничество, беспардонную лесть, угодливость, пьянство и азартные игры». Ну, то есть, до того россияне были исключительно трезвыми и благочестивыми, но стоило прийти немцам - тут все и понеслось, как вы понимаете. Я цитирую школьный учебник 2007 года. Это не 1930-е и 40-е. Это 2007 год. И вот только последний историко-культурный стандарт 2014 года убирает этот негатив и остается там абсолютно нейтральная фраза: «Роль Бирона, Остермана, Миниха в управлении и политической жизни страны». Вот наконец-то оно свершилось.
А что, собственно говоря, было на самом деле. На самом деле немцы действительно были, потому что петровская эпоха - это приглашение иноземцев. И если до того у нас есть в Москве немецкая слобода, там живет три сотни человек, причем две трети из них - офицеры на службе русской армии. Это достаточно узкая профессиональная группа, достаточно замкнутая и живет в одном месте. Петровская эпоха - это, действительно, массовый приезд иноземцев. Ну, массовый - по понятиям того времени. Это не толпа мигрантов 2014 года в Европе. Эти масштабы несоизмеримы. Но тем не менее, если было несколько сотен, то, по подсчетам Владимира Максимовича Кабузана, ныне покойного историка и демографа, у нас в петровское царствование появилось 10 000 немцев. И это не только профессионалы военные, хотя большинство все же военные - флотские, артиллеристы, инженеры, но среди них появились люди совершенно иных профессий, потому что петровское законодательство, российские дипломаты и лично Петр Первый активно приглашали иностранцев полезных и нужных профессий. Например, Манифест 16 апреля 1702 года провозглашает свободный въезд офицерам, купцам и любым «художникам»; свободу вероисповедания для всех христиан; право строить храмы и отправлять богослужение; суд для приезжих в особой «тайной военного совета коллегии», состоящей из «искусных» иноземцев «по римскому гражданскому праву»; свободные отставка и отъезд из России. Иностранным специалистам платили очень хорошие деньги, даже существовало понятие «иноземческое жалованье». Предоставлялись различные льготы, типа заготовки дров, поскольку в России холодные зимы. Но контракты включали обязательный пункт - обучение русских людей. Немцы появились в армии, госаппарате и крупных городах. Помимо офицеров и моряков появляются немцы-булочники, немцы-колбасники, мастера различных профессий. Поскольку это квалифицированные специалисты, они, естественно, не рядовые матросы и солдаты, они занимают руководящие должности. Иноземческое жалованье в два раза больше, чем у их русских коллег. И здесь возникают иногда конфликты. Но особых политических проблем это не вызывало никогда. Иноземцы появляются и в окружении государя, причем наш государь сам был несколько похож на иноземца. Нам с вами трудно себе представить, как нормальный русский человек той эпохи видел государя в немецком кафтане, с бритой рожей, с трубкой в зубах, немножко нетрезвого, который бегает по Летнему саду и устраивает пальбу с фейерверком. Нормальный русский человек должен смотреть на это с ужасом. Петр Первый - первый русский царь, на которого стали совершать покушения, и первый русский царь, который в глазах части подданных был совершенно незаконным, подмененным немцем, антихристом. В общем, нужно сильно постараться, чтобы тебя так воспринимали. В ближайшем окружении государя можно выделить буквально несколько человек. Это Павел Ягужинский, Корнелий Крюйс, братья Блюментросты, тот же Остерманн, Яков Брюс. Эти люди были техническими специалистами и какого-то отторжения они не вызывали.
Проходит время. Петр умирает. Начинается политическая нестабильность. Количество иностранцев на русской службе начинает сокращаться после смерти Петра. И при Анне Иоанновне, в царствование которой, как говорят, начинается засилье иностранцев, в госаппарате иностранцев как раз стало меньше, чем при Петре Первом, потому что в ходе петровских преобразований выросло поколение русских специалистов, занявших ответственные должности.
Да, в армии при Анне Иоанновне иностранцев в звании майора, штабс-капитана и полковника больше, чем при Петре, но это лишь по тому, что эти люди при Петре начинали как поручики, подпоручики и унтер-офицеры. А к моменту воцарения Анны Иоанновны они уже дослужились до серьезных чинов. Это совсем не говорит о внезапном нашествии иностранцев, которые здесь уселись на завидные, хлебные места. А вот что действительно изменилось, это то, что там, где раньше была исключительно русская знать, - это двор государя, - вот там, в близости к телу появились иностранцы. А это часто гораздо более важно в иерархической системе того времени, чем официальная должность и чин. Ты можешь быть генерал-лейтенантом или генерал-аншефом, но ты не при дворе! Ты где-то в войске, в отдаленном гарнизоне. А есть должность Бирона, который является обер-камергером, то есть человеком, который отвечает за повседневную жизнь и жизнь штата двора. Обер-камергер возглавляет придворный штат. Обер-шталмейстер Карл Густав Левенвольде возглавляет придворную конюшню. Конюшня - это придворный институт, который поглощал огромное количество средств. Его брат Рейнгард Густав Левенвольде становится обер-гофмаршалом, то есть человеком, который отвечает за повседневную жизнь императорского двора, то есть, что мы сегодня будем есть, какой у нас будет бал, кого куда пригласить, кого не пригласить - это и есть работа обер-гофмаршала. Императрицу окружают такие люди. А почему?
Вспомним, кто такая Анна Иоанновна и как она оказалась в России. 1730 год, умирает Петр II, внук Петра I, кстати, с ним вымерла мужская часть династии Романовых. Престол вакантный. И правящие министры призывают на престол Анну Иоанновну. Она природная царевна, дочь старшего брата Петра Первого. Но она бедная крыска - курляндская герцогиня, вдовая, потому что Петр Первый на свадьбе так напоил ее мужа, что тот помер по дороге домой. И вот 20 лет она живет в Курляндии. Она там символизирует русское влияние. Делать она ничего не делает. Делают за нее другие люди. Она очень бедная герцогиня. Ей даже бриллиантов не на что купить. И вот ее зовут на императорский трон в Москву. Естественно, это другой статус и другое положение, но при этом ограничивают ее власть всем известными «Кондициями». Анна Иоанновна эти условия подписывает. Целый месяц, таким образом, Россия была ограниченной монархией. Но в силу изменившейся ситуации Кондиции она изволила изорвать, вернула себе статус самодержавной государыни (при поддержке организованной группы товарищей). Но всю жизнь она помнила, как встретили ее эти русские дворяне. И совершенно естественно, что она старалась подбирать в свое окружение тех людей, которым она лично доверяла и на которых она могла опираться. Так появился круг этих людей. Сюда же мы причисляем еще две фигуры, хотя они фигуры иного порядка: Бурхард Кристоф Миних, военный да еще и хороший инженер, причем инженер лучший, чем генерал - Ладожский канал на Ладожском озере сделан под его руководством. Генрих Остерманн, он же Андрей Иванович Остерманн - это действительно крупный государственный деятель, очень компетентный, очень ответственный, фактически министр иностранных дел России. Оба они не приехали при Анне Иоанновне. Они как были при Петре Первом, так и остались служить России. Но потом они попадут под раздачу, естественно, это как полагается.
Собственно, этот фактор отличал аннинскую эпоху от эпохи петровской, когда появилась некая группа иноземцев, которая как бы заслонила от русской знати императрицу. И это воспринималось знатными людьми очень болезненно.
Еще один очень существенный момент. Анна Иоанновна всю жизнь помнила, как ее тут встретили. Поэтому российская тайная полиция, тогда она называлась тайная розыскных дел канцелярия, анализ ее дел показывает, что именно при Анне Иоанновне было больше всего дворян, которые попадали по каким-то политическим делам, совершенно не обязательно за осуждение немцев. Но процент дворян, пострадавших при Анне Иоанновне, был самым большим за всю историю существования этого учреждения. И это тоже осталось в коллективной памяти русских дворян той эпохи. Именно это осталось в массовом сознании как некая черная полоса, когда Россию оккупировали злобные немцы, которые творили всякие безобразия.
Безобразий они никаких особых не творили. Когда Бирона арестуют и станут на следствии ему задавать вопросы о наворованных миллионах, он скажет: «Пожалуйста, покажите мне, сколько я украл. Где конкретно, из какого мешка я взял». Ему не смогли предъявить ничего. И он действительно ничего не крал, просто по той причине, что ему совершенно не нужно было что-то красть. Люди такого уровня, то есть фавориты государыни, во все времена российской истории жили на личном содержании государыни императрицы. Это что называется «комнатная сумма». Это неслабые деньги. При Екатерине II это порядка 4 миллионов рублей. Красть там просто ничего не нужно. Поэтому Бирону ничего не смогли предъявить даже в очень пристрастном суде, который все-таки отправил его в Сибирь. Но его отправили за то, что он не берег здоровье императрицы Анны Иоанновны. На что Бирон отвечал примерно следующее: «Ребят, вы ничего не понимаете. Если императрица лечит зубы, то перед этим лечат зубы кому? А если императрице ставят клизму… Всем понятно?»
На самом деле ирония истории состояла в том, что и Бирон, и другие иноземцы, способствовали сохранению тех самых петровских преобразований, потому что 25 лет, прошедшие после смерти Петра, это как раз эпоха проверки: что работает, что не работает, что получается, что нужно поменять или изменить. Они и достраивали эту петровскую машину гражданского и военного управления, но при этом боролись за власть. И боролись за власть точно так же, как и их русские коллеги при дворе, здесь никакой разницы не было. Немцы не составляли какой-то политической группировки или единой силы, они одинаково «ласково» относились друг к другу, поэтому Бирона сверг именно Миних, который радостно вечером с ним беседовал, а под утро арестовал и отправил в ссылку.