Невыносимая жестокость революций.
Откуда у хлопца вселенская злость? Откуда в бунтарях и повстанцах патологическая жестокость? Их что, веками порабощали, грабили, морили голодом, убивали близких? Или всё-таки на волне любого народного недовольства всегда обильно всплывает грязная пена, криминальный элемент? Удачный момент для безнаказанной реализации садистских наклонностей.
Отрубленная голова Марии-Антуанетты. Заживо сгноенный в Бастилии её маленький, ни в чём не повинный сын. Да, мы все читали о версальских королевских забавах, об игрушечных фермах, коровах с золочёными рогами, булочках, которые можно есть вместо хлеба, о флаге, якобы пропитанном кровью девственницы... Но описывали эти факты живые люди, а пишущий народ, скажу я вам, ба-альшие фантазёры. И фантазируют как-то всегда в пользу той стороны, откуда в данный момент тянется кусок хлеба с маслом.
Да зачем в XVIII век ходить. Вот Саддам Хусейн. Убийство и изнасилование старика палкой в задний проход (откуда такая свирепая кровожадность? Доходы от нефти в Ираке делились справедливо. Или именно это не простили?)
А Николае Чаушеску с верной женой - прямо-таки была острая необходимость расстреливать стариков? Или слишком много знали?
А Лукашенко, которого с нескрываемой алчностью, по аналогии, в соцсетях уже злорадно называют «Лукашеску»? Руки чешутся? И, поверьте, дайте им волю, с радостью и палку воткнут, и расстреляют, под аплодисменты передовой демократической гуманной Европы.
Загляните в соцсети - ад. Шипят как раскалённые тысячеградусные сковороды, ненависть зашкаливает. Комментаторы уничтожают друг друга словесно. Пока словесно.
Но вернёмся революциям. Приходит момент, когда нужно перед потомками оправдывать агрессию и пролитую кровь. Рисовать красивую картинку. И тогда на помощь кличут историков и литераторов.
***
«Повалил на пол у двери, прижав коленом рот.
- Только закричи, сволочь, башку разможжу!
Выхватил револьвер.
- Только заори, попробуй! Показывай, не обсохла ещё? Ах ты, шкура, б...
Бурный, прерывистый поток ругательств, самых безобразных, ошеломил её...
Рванул грубо к себе, уронил на пол и, разрывая платье, навалился, закрыл собой и широко по полу разметавшимся тулупом.
- Аы-ы-х!
...Встал, плюнул ей прямо в лицо, толкнул ногой.
- Ах, шкура! Па-акость!
Рванулся, выбежал, не помня себя от злобы и отвращения. Деревенская девка морду бы искусала, а эта барышня...»
Знаете, что поражает, когда читаешь повесть «Перегной» Лидии Сейфуллиной? Что женатый, семейный насильник и есть главный положительный герой, ему и посвящена повесть. Между строк сквозит - да чего там, ключом бьёт неприкрытая симпатия и одобрение автора в момент зверского преступления.
Между прочим, Л. Сейфуллина - сама бывшая барышня. Дочка священника, учительница, библиотекарь! Женщина, наконец! Но со всем пылом оправдывает грязного извращенца, умиляется. Имеет право пролетарий! Зря, что ли, революцию делал - именно для этого, чтобы насиловать беленьких барышень, а потом харкать на неё.
При этом несчастная девушка не жена, не любовница - никто ему. Её вина в том, что вооружённый наганом мужик глаз положил, а она, шалава, побрезговала, посмела предпочесть городского инструктора. Ишь, »притворялась недотрогой, мужика одуряла«.
Википедия о Лидии Сейфуллиной: «В Москве жила в «Доме писательского кооператива» в Камергерском переулке. В 1934 году её избирают членом правления Союза писателей СССР. В 1936 году государство пожизненно выделяет ей дачу в Переделкино«.
Так оправдывая насилие - отрабатывала паёк, кооператив, членство, престижную дачу? Поездки в Европу?
Или всё же по велению сердца воспевала, поэтизировала, и умилялась жестокому изнасилованию - что ещё страшнее?
***
Алексей Толстой »Аэлита»
Соцсети
Знакомьтесь, красноармеец Гусев. Писатель - это чувствуется - всей душой на стороне миляги героя.
«С восемнадцати лет войной занимаюсь - вот и всё моё занятие... прекратятся военные действия, - не могу сидеть на месте: сосёт. Отравлено во мне всё».
Как он ведёт себя - не на чужой улице, не в чужом городе, не в чужой стране - а на чужой планете Марс?
Реакция при первой встрече с марсианином:
«Привычной хваткой вырвал револьвер из кобуры.
- Эй, кто там у аппарата, так вашу эдак. Стрелять буду!»
«...И тоже увидел глаза. И, не размышляя, сейчас же выстрелил в них.
- Вот ещё - гадина! - и выстрелил ещё раз».
В каждом слове - хмурая подозрительность, привычное недоверие:
«Поосторожнее, как бы он в нас чем-нибудь не шарахнул оттуда».
Реакция на марсианскую еду:
- Тьфу, скажите, что едят!..А как вы думаете насчёт этого питья - не отравимся?
Знакомство с марсианской фауной:
«Гусев пхнул сапогом ему под корень, - ах, погань! - кактус повалился, вонзая в песок колючки».
Манера общения с аборигенами революционно-снисходительная, грубая, хозяйская, бесцеремонная:
- Да будет тебе орать, сукин кот. Катись к нам, не обидим«.
Ну и куда без мародёрства:
«Снял с истлевшей одежды скелета два соединённых цепочкой больших тёмно-золотистых камня.
- Пригодится... Машке подарю».
«Внутри аппарата возился Гусев, бормотал, прятал найденные вещицы.
- Что вы ни говорите, а это всё золото, а камушкам - цены им нет. Вот дурёха-то моя обрадуется».
Встреча с марсианскими солдатами:
- Оружие, сволочи, как бабы держат, - проворчал.
Ничего хорошего Гусев местным жителям не несёт, но ничего хорошего и не ждёт в ответ. Волнуется, переживает:
- Как бы у нас вещи не растаскали, люки-то без замков... Вон с энтим солдатёшком переглянулся, - рожа самая ненадёжная.
Марсианин слушал это разговор со вниманием и почтением«.
Покидая корабль, »Гусев...усмехнулся криво, вынул из аппарата два мешка с бельишком и мелочами, крепко задвинул люк и, указывая на него солдатам, хлопнул по маузеру, погрозил пальцем, скосоротился угрожающе. Марсиане с изумлением наблюдали за этими движениями».
Впрочем, не есть ли тут тонкая графская ирония над мужиком? Но какая добрая, отеческая ирония:
«Гусев стал рассказывать про себя новым приятелям:
- Страшный герой, ужасный. У меня тактика: пулемёты не пулемёты, - шашки наголо - «даёшь, сукин сын!» - и рубать«. Марсиане слушали, дивились.
Между прочим, типичное поведение колонизатора. Пока командир корабля, профессор изучает марсианский язык, Гусев не теряет времени даром:
«Начал вытаскивать из карманов разную дребедень, - предлагал меняться. Марсиане с радостью отдавали ему золотые вещицы за перочинный ножик, за огрызок карандаша, за сделанную из оружейного патрона зажигалку».
Впрочем, без «пущения кровей» красноармеец быстро заскучал: «Богато живут, черти, но скучно».
- »Ведь это выходит не дело. Летели черт знает в какую даль, и пожалуйте, - сиди в захолустье. В ваннах прохлаждаться, - за энтим ведь лететь не стоило... Я сюда не прохлаждаться приехал. Сидеть - цветы нюхать, - этого и у нас на Земле сколько в душу влезет. А я думаю, - если мы первые люди сюда заявились, то Марс теперь наш, советский. Это дело надо закрепить.... А вот надо, чтобы они бумагу нам выдали о желании вступить в состав Российской Федеративной Республики.
- Революцию, что ли, хотите устроить?
- Там посмотрим. С чем мы в Петроград-то вернемся? Паука сушеного привезем? Нет, вернуться и предъявить: пожалуйте - присоединение к Ресефесер планеты Марса. Одного золота здесь, сами видите, кораблями вози«.
Ещё: «Я, Сын Неба, приехал сюда не для пустяков. У меня предполагаются большие дела с вашей планетой».
И ещё: «Революция. Весь город вверх ногами. Потеха! Говорю, все готово, я вас хочу марскомом объявить. Дело чистое.»
«…Товарищи, не надо нам никаких уступок… к оружию, товарищи, настал последний час… вся власть сов… сов… сов…»
- Главное оружие - решиться. Кто решился, у того и власть. Не для того я с Земли летел, чтобы здесь разговаривать… Для того я с Земли летел, чтобы научить вас решиться. Мхом обросли, товарищи марсиане. Кому умирать не страшно, - за мной.
- Вы, товарищ, чепуху несете, - перебил Гусев, - вот вам диспозиция на завтра: вы объявите Марсу, что власть перешла к рабочим. Требуйте безусловного подчинения. А я подберу молодцов и двину прямо на полюсы, захвачу электромагнитные станции. Немедленно начну телеграфировать Земле, в Москву, чтобы слали нам подкрепление как можно скорее«.
И так далее, можно весь роман цитировать. Дальнейшее известно: Гусев возглавил повстанцев, предпринял попытку «красного» переворота. Был разрушен город, было много жертв. Сам Гусев, натворив дел, улетел на Землю, сделал ноги: «Лихом не поминайте». К своей жене с камушками.
***
Владимир Маяковский. Его талантливейшие стихи , что называется, разобраны на цитаты.
- Конечно, под клуб не пойдёт - темноват...
Да, надо быть бережливым тут,
Ядром чего не попортив.
В особенности, если пойдут
Громить префектуру напротив«
- это впечатление Владимира Маяковского от собора Нотр-Дам.
От Версальского дворца:
Из всей красотищи этой
Мне больше всего понравилась трещина
На столике Антуанетты.
В него штыка революции клин
вогнали...«
Вообще-то в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Но это не относится к революционерам из молодой советской республики. Пнуть религию и служителей церкви в стихах »6 монахинь«, »Богомольное« - это по-нашему.
- Я злею: »Выдь, окно разломай,
А бритвы раздай для жирных горл« (»Барышня и Вульворт»)
- Я смотрю, и злость меня берёт («Небоскрёб в разрезе»).
Вообще, злости и желчи столько, что
- Горы злобы аж ноги гнут.
Даже шея вспухает зобом.
Лезет в рот, в глаза и внутрь
Оседая, влезает злоба«
И снова вопрос: это искренно, от чистого сердца? Или поэта командировали за рубеж с условием поносить, хаять и поливать грязью всё заграничное? Пудрить мозги »чёрной косточке», рабочим и крестьянам, которым никогда в жизни не светила поездка за рубеж?
Между прочим, сам Маяковский, при всей ненависти, очень любил кататься к буржуям. Доллары любил - а куда без них? Но писал:
»Посылаю к чертям свинячим
Все доллары всех держав»(»Вызов«)
Плыл за океан на лайнере, язвительно высмеивая пассажиров первого класса. При этом сам на лайнере являлся именно пассажиром первого класса и любовно называл себя »первоклассником«. Это ничего, что молодая Россия нища и едва-едва приходит в себя после Гражданской войны, а в деревнях голодают крестьяне. Мог бы и в трюме проехать, чтобы красочней описать страдания бедных эмигрантов. Но предпочёл роскошь.
Из Википедии: »Так как с 1922 года Маяковского стали много печатать в «Известиях» и других крупнейших изданиях, он мог себе позволить вместе с семейством Бриков часто и подолгу проживать за границей... Маяковский выбрал Лиле в Париже подарок - автомобиль. Брик станет второй женщиной-москвичкой за рулём.
Однако, как поэт ни лез из кожи, Родина не оценила его рвения. Объявила не революционным певцом, а попутчиком, и в дальнейших загранпоездках отказала.
***
Все эти произведения классиков я читала в школе, в рамках программы. И заучивала наизусть, и восторгалась, и сочувствовала, и поддерживала. Поведение персонажей мне казалось самым естественным. А вот сейчас перечитала и задумалась.
.