2016. Подборка спорная, дикая... Но симпатичная
1. классика
Ворона срёт на крышу «Нивы».
Орёт на лавке гопота.
Детишки пялятся пугливо
На свежесбитого кота.
Горит и кружится планета,
А вместе с ней горит закат:
Багрец и золото над гетто -
Классический осенний ад.
Мелькают юных тел изгибы
В просветах ржавых гаражей.
- А вы ноктюрн сыграть могли бы…
- Чё, наебенился уже?
2. зря
Безумие кормит грудью
Судьбы моей миражи.
По принципу «будь что будет»
Слегка заебало жить.
Бессмысленная попытка
Расслабиться на костре.
В июле ушла улитка,
А кот ушел в октябре.
И хуй там птицы им пели.
И хуй там свет на душе.
А мне вот через неделю
Обломится 36.
Боец не заметить может,
Что он потерял отряд?
Я делаю то, что должен.
И делаю это зря.
3. приём
Заставь говнюка заткнуться
ударом в воздух,
который он выдыхает
орущим ртом.
Представь себя разоряющим птичьи гнёзда
котом.
Ну, то есть, будь нагл, решителен
и отважен,
не думай о «ветке», что
под лапой трещит,
ломается. Просто слушать гораздо гаже
bullshit.
Ладони одной хлопком
перекрой для кала
вербального выход. Пусть он потечёт из глаз.
Проделай приём перед зеркалом, для начала
хоть раз.
4. иорданева
Катерине Молочниковой
Перманентная травля сознания,
Как на совесть наложенный жгут.
У печурки Лазо и Анания
Фотографии старые жгут.
Проплывает везучий утопленник,
Обнимающий тело врага.
Утро раннее встретит их воплями,
Их укроют родные снега.
Хер поймешь в склизком мареве матовом
Иордан это или Нева:
Те же бодрые танцы с приматами,
Та же жажда жевать и зевать.
Хер поймешь, кто скатился в признание,
А кому проиграть повезло.
Дед Мазай, дед Лазо, дед Анания
Отгоняют приматов веслом,
На каноэ по Припяти ласковой
Возвращаясь на свой Авалон.
Влево сносит - ругаются сказками,
Вправо - песней, похожей на стон,
Оскверняют глухие окрестности
Трое в лодке до самой зари
И танцуют в своей неизвестности:
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три.
Чайник Рассела чертит уверенно
Эллипс вечной орбиты в ночи.
Рыба в Лете поет сивым мерином
Всем, кто горло пришел промочить.
С тверди неба на нитке подвешенный,
Вяло кружится шар голубой.
И по шарику катится бешеный
Старый добрый пивной мордобой.
5. ММП
«Что вы, гады, творите! Я жив! Не бросайте, ребята!»
Но по правилам песни отряд оставляет бойца.
И никто никогда не признает себя виноватым
До момента прихода сияющего пиздеца.
Я был шашкой, конём, пыльным шлемом, бойцом и отрядом,
Был травинкой и степью, закатом без дна и конца,
Был вместилищем Рая, границей хрустального Ада,
Ожидая момента пленительного пиздеца.
Я был временем, местом и действием плюшевой драмы,
Тонкой линией жизни, имеющей форму кольца,
Был везде и нигде, на ладони у вечности шрамом,
Уроборосом, ждущим укус своего пиздеца.
Темно-бурая жижа экзистенциальной победы
Извергалась наружу из внутреннего мертвеца.
И возился в прихожей, снимая вонючие кеды,
Упоительно-сладкий момент моего пиздеца.
6. двенадцать
Кустик сирени в саду расцвёл,
Пахнет кровью земли.
Schreibikus kommt in die schule zwölf*,
Чтобы всех нас растлить,
Чтобы буржуйских ценностей ряд
Всем нам привить тайком,
Вместе с поганым, как жабий яд,
Бюргерским языком.
Крепче, пацан, сжимай кулаки,
Книжки забрось, малыш.
Нам подойдут вражин языки
На ожерелья лишь.
Смерти назло обнажи свой клык,
Будь беспримерно смел.
Помни, учить какой-то язык -
This is the road to hell.
Гордо завой - и смелей вперёд!
Нам ли считать гробы?
Каждый геройской смертью умрёт
В жерле святой борьбы.
В поле взойдёт золотой овёс,
В мир придёт тишина.
Шрайбикус сдохнет, как злобный пёс.
Шрайбикусам хана!
*Шрайбикус приходит в школу №12 (нем.)
Читается: Шрайбикус комт ин ди шуле цвёльф.
7. ***
Принеси мне, красавица, Гиннесса,
Охлажу я мозги, наконец.
У меня настроение в минусе,
В плюсе, кажется, только пиздец.
Жизнь домкратом несется стремительно
В мрачный омут, с говном водоём.
Но татушки времён охуительных
Засверкают на теле моём.
Принеси мне бурбона и Гиннесса,
Чтобы мысли под корень срезать.
Пусть, как прежде, мой нос станет «синусом»,
Ну а «косинус» будет в глазах.
Пусть судьба мне вороной прокаркана,
Пусть безумие ждёт у дверей,
Но на левой груди - профиль Картмана,
А на правой груди - Sasha Grey.
Ну, неси же, я близок к истерике.
Вот он, рядом, заветный поднос.
Я на Сашу пролью и на Эрика
Охуительно вкусный пивос.
8. меньшее зло
Утренний пейзаж - и это известно всем -
лучше всего дополняют четыре трупа,
медленно идущие босиком по росе.
Из-за горизонта выглядывает багровая залупа
воспалённого Солнца, инфицированного тоской
по прошлому, которого не было, да и быть не могло.
Коровки такие: «Му-му». Петушки такие: «Ко-ко».
Всюду покой -
общепримиряющее, как бег на месте, меньшее зло.
Воздух тягучий и сладкий, как сгущённое молоко.
Трупы идут медленно, но легко:
Две старушки, с яркими лентами в волосах,
в сарафанах, касающихся зелёной густой травы;
два старичка, абсолютно голых. У одного в руках коса,
а у другого - буханка хлеба, но нет головы.
Волчишки такие: «У-уууу», собачки такие: «Гав-гав».
Солнца восход кровав.
К тёплой земле хоботом грозным припав,
ждёт родных на пригорке чёрный сгоревший танк.
Раньше он весь такой: «Бум-бум», такой: «Так, так, так».
Теперь он молчит, вдыхая запах цветов и трав.
Трупы подходят к танку, гладят броню, аккуратно ложатся рядом.
Старушка достаёт гранату, выдёргивает чеку.
Картинка замирает. Теперь на ней всё так, как надо.
Только кукушка в ближнем лесу такая: «Ку-ку, ку-ку».
9. пленительно-бледная новогодняя песня
«Он мог бы спалить этот город -
Но города, в сущности, нет» (с). БГ
Новый год прискакал на пленительно-бледном коне,
Водрузив на седло свой пленительно-бледный скелет.
Дочь крымчанки и двух офицеров поведала мне,
Что не всё однозначно, ведь Крыма-то, в сущности, нет.
Мы сидели в занюханном баре, мы пили абсент.
За окном растекался пленительно-бледный рассвет.
И, скривившись, она предъявила мне свой аргумент:
«Николя, а подите-ка в жопу. Вас, в сущности, нет».
Я не спорил, я думал - она, очевидно, права,
Растворялся в пленительно-бледном дыму сигарет.
Всё - слова. Всё - слова и бухло. Всё - бухло и слова.
Слов не нужно совсем. И бухла уже, в сущности, нет.
Так бледна и пленительна, так непристойно пьяна,
С грациозностью тени сползая под свой табурет,
Мне, сквозь плёнку абсента и пива, шепнула она:
«Николя, не ходите… Ведь жопы-то, в сущности, нет».
Телевизор, на стойку роняя пленительный бред,
Демонстрировал бледную бездну, смотрящую вслед
Уходящему смыслу. И голос сказал мне: «Привет!
Ты держись там, чувак. Только смысла-то, в сущности, нет».
Новый год прилетел на пленительно-бледном слоне.
Новый год пожелал всем гореть в новогоднем огне
Очагов и сердец, и гирлянд, и салюта ракет.
Просто помни, что этого ужаса, в сущности, нет.
Ворона срёт на крышу «Нивы».
Орёт на лавке гопота.
Детишки пялятся пугливо
На свежесбитого кота.
Горит и кружится планета,
А вместе с ней горит закат:
Багрец и золото над гетто -
Классический осенний ад.
Мелькают юных тел изгибы
В просветах ржавых гаражей.
- А вы ноктюрн сыграть могли бы…
- Чё, наебенился уже?
2. зря
Безумие кормит грудью
Судьбы моей миражи.
По принципу «будь что будет»
Слегка заебало жить.
Бессмысленная попытка
Расслабиться на костре.
В июле ушла улитка,
А кот ушел в октябре.
И хуй там птицы им пели.
И хуй там свет на душе.
А мне вот через неделю
Обломится 36.
Боец не заметить может,
Что он потерял отряд?
Я делаю то, что должен.
И делаю это зря.
3. приём
Заставь говнюка заткнуться
ударом в воздух,
который он выдыхает
орущим ртом.
Представь себя разоряющим птичьи гнёзда
котом.
Ну, то есть, будь нагл, решителен
и отважен,
не думай о «ветке», что
под лапой трещит,
ломается. Просто слушать гораздо гаже
bullshit.
Ладони одной хлопком
перекрой для кала
вербального выход. Пусть он потечёт из глаз.
Проделай приём перед зеркалом, для начала
хоть раз.
4. иорданева
Катерине Молочниковой
Перманентная травля сознания,
Как на совесть наложенный жгут.
У печурки Лазо и Анания
Фотографии старые жгут.
Проплывает везучий утопленник,
Обнимающий тело врага.
Утро раннее встретит их воплями,
Их укроют родные снега.
Хер поймешь в склизком мареве матовом
Иордан это или Нева:
Те же бодрые танцы с приматами,
Та же жажда жевать и зевать.
Хер поймешь, кто скатился в признание,
А кому проиграть повезло.
Дед Мазай, дед Лазо, дед Анания
Отгоняют приматов веслом,
На каноэ по Припяти ласковой
Возвращаясь на свой Авалон.
Влево сносит - ругаются сказками,
Вправо - песней, похожей на стон,
Оскверняют глухие окрестности
Трое в лодке до самой зари
И танцуют в своей неизвестности:
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три.
Чайник Рассела чертит уверенно
Эллипс вечной орбиты в ночи.
Рыба в Лете поет сивым мерином
Всем, кто горло пришел промочить.
С тверди неба на нитке подвешенный,
Вяло кружится шар голубой.
И по шарику катится бешеный
Старый добрый пивной мордобой.
5. ММП
«Что вы, гады, творите! Я жив! Не бросайте, ребята!»
Но по правилам песни отряд оставляет бойца.
И никто никогда не признает себя виноватым
До момента прихода сияющего пиздеца.
Я был шашкой, конём, пыльным шлемом, бойцом и отрядом,
Был травинкой и степью, закатом без дна и конца,
Был вместилищем Рая, границей хрустального Ада,
Ожидая момента пленительного пиздеца.
Я был временем, местом и действием плюшевой драмы,
Тонкой линией жизни, имеющей форму кольца,
Был везде и нигде, на ладони у вечности шрамом,
Уроборосом, ждущим укус своего пиздеца.
Темно-бурая жижа экзистенциальной победы
Извергалась наружу из внутреннего мертвеца.
И возился в прихожей, снимая вонючие кеды,
Упоительно-сладкий момент моего пиздеца.
6. двенадцать
Кустик сирени в саду расцвёл,
Пахнет кровью земли.
Schreibikus kommt in die schule zwölf*,
Чтобы всех нас растлить,
Чтобы буржуйских ценностей ряд
Всем нам привить тайком,
Вместе с поганым, как жабий яд,
Бюргерским языком.
Крепче, пацан, сжимай кулаки,
Книжки забрось, малыш.
Нам подойдут вражин языки
На ожерелья лишь.
Смерти назло обнажи свой клык,
Будь беспримерно смел.
Помни, учить какой-то язык -
This is the road to hell.
Гордо завой - и смелей вперёд!
Нам ли считать гробы?
Каждый геройской смертью умрёт
В жерле святой борьбы.
В поле взойдёт золотой овёс,
В мир придёт тишина.
Шрайбикус сдохнет, как злобный пёс.
Шрайбикусам хана!
*Шрайбикус приходит в школу №12 (нем.)
Читается: Шрайбикус комт ин ди шуле цвёльф.
7. ***
Принеси мне, красавица, Гиннесса,
Охлажу я мозги, наконец.
У меня настроение в минусе,
В плюсе, кажется, только пиздец.
Жизнь домкратом несется стремительно
В мрачный омут, с говном водоём.
Но татушки времён охуительных
Засверкают на теле моём.
Принеси мне бурбона и Гиннесса,
Чтобы мысли под корень срезать.
Пусть, как прежде, мой нос станет «синусом»,
Ну а «косинус» будет в глазах.
Пусть судьба мне вороной прокаркана,
Пусть безумие ждёт у дверей,
Но на левой груди - профиль Картмана,
А на правой груди - Sasha Grey.
Ну, неси же, я близок к истерике.
Вот он, рядом, заветный поднос.
Я на Сашу пролью и на Эрика
Охуительно вкусный пивос.
8. меньшее зло
Утренний пейзаж - и это известно всем -
лучше всего дополняют четыре трупа,
медленно идущие босиком по росе.
Из-за горизонта выглядывает багровая залупа
воспалённого Солнца, инфицированного тоской
по прошлому, которого не было, да и быть не могло.
Коровки такие: «Му-му». Петушки такие: «Ко-ко».
Всюду покой -
общепримиряющее, как бег на месте, меньшее зло.
Воздух тягучий и сладкий, как сгущённое молоко.
Трупы идут медленно, но легко:
Две старушки, с яркими лентами в волосах,
в сарафанах, касающихся зелёной густой травы;
два старичка, абсолютно голых. У одного в руках коса,
а у другого - буханка хлеба, но нет головы.
Волчишки такие: «У-уууу», собачки такие: «Гав-гав».
Солнца восход кровав.
К тёплой земле хоботом грозным припав,
ждёт родных на пригорке чёрный сгоревший танк.
Раньше он весь такой: «Бум-бум», такой: «Так, так, так».
Теперь он молчит, вдыхая запах цветов и трав.
Трупы подходят к танку, гладят броню, аккуратно ложатся рядом.
Старушка достаёт гранату, выдёргивает чеку.
Картинка замирает. Теперь на ней всё так, как надо.
Только кукушка в ближнем лесу такая: «Ку-ку, ку-ку».
9. пленительно-бледная новогодняя песня
«Он мог бы спалить этот город -
Но города, в сущности, нет» (с). БГ
Новый год прискакал на пленительно-бледном коне,
Водрузив на седло свой пленительно-бледный скелет.
Дочь крымчанки и двух офицеров поведала мне,
Что не всё однозначно, ведь Крыма-то, в сущности, нет.
Мы сидели в занюханном баре, мы пили абсент.
За окном растекался пленительно-бледный рассвет.
И, скривившись, она предъявила мне свой аргумент:
«Николя, а подите-ка в жопу. Вас, в сущности, нет».
Я не спорил, я думал - она, очевидно, права,
Растворялся в пленительно-бледном дыму сигарет.
Всё - слова. Всё - слова и бухло. Всё - бухло и слова.
Слов не нужно совсем. И бухла уже, в сущности, нет.
Так бледна и пленительна, так непристойно пьяна,
С грациозностью тени сползая под свой табурет,
Мне, сквозь плёнку абсента и пива, шепнула она:
«Николя, не ходите… Ведь жопы-то, в сущности, нет».
Телевизор, на стойку роняя пленительный бред,
Демонстрировал бледную бездну, смотрящую вслед
Уходящему смыслу. И голос сказал мне: «Привет!
Ты держись там, чувак. Только смысла-то, в сущности, нет».
Новый год прилетел на пленительно-бледном слоне.
Новый год пожелал всем гореть в новогоднем огне
Очагов и сердец, и гирлянд, и салюта ракет.
Просто помни, что этого ужаса, в сущности, нет.