подборка текстов: [censored] человековое
простая история
Человек спит, ест, выпивает по выходным.
Человек сам себе стирает носки, рубашки, штаны.
Человек работает, он боится начальника, уважает коллег.
Человек никому не волк, а всем вполне себе человек.
Человек, возвращаясь с работы, заходит пописать за гаражи.
Человеку кажется, что между гаражами кто-то лежит.
Человек думает, сейчас спасу человека и стану героем.
Человек подходит ближе и видит в снегу свернутый в рулон рубероид.
Человек плачет и, как ребенок, сопли мажет на кулачок.
Человек поднимает рулон, кладет его себе на плечо.
Человек приносит рубероид домой, немного сминает, чтобы усадить в кресло.
Человек садится рядом и смотрит на рубероид с умеренным интересом.
Человек не рисовал на рубероиде нос, рот и глаза.
Человек рубероиду ни слова вообще не сказал.
Человеку про рубероид все хорошо известно.
Через год человек отнесет рубероид на прежнее место.
настоящее
«Настоящая женщина должна быть вредной и капризной» (с)
Теплый ламповый вечер в прозрачных границах стакана
Не задержится долго: сегодня прогонит вчера.
Настоящее счастье всегда абсолютно спонтанно.
Подобрав компоненты, по схеме его не собрать.
Так по-цоевски хрипло и так по-кассандровски тщетно
Пробубнит мне реальность, мол, тут уж кричи - не кричи:
Настоящая женщина станет капризной и вредной,
Повинуясь Диору, любившему, впрочем, мужчин.
Настоящая женщина ждет настоящего принца,
Что, богат и отважен, немедля приедет за ней.
Настоящие принцы изволили перевариться
В комфортабельном чреве стальных разномастных коней.
Посмотри, как призывно тебе улыбается бездна
Норм и правил нелепых. Но, право, какого рожна…
Настоящая женщина будет всегда интересна
Тем, что мне и диорам совсем ничего не должна.
[censored]
Стены оклеены кадрами из винтажного порно,
Распечатанными на черно-белом лазерном принтере с картриджем нафиг убитым
(ну, то есть с характерной грязью и белыми полосами).
Это цензура машины - она в произвольном порядке сделала белым черное.
На 73% изображений гениталии видны, а лица скрыты.
Многие лица без глаз и подбородков, с кажущимися из-за этого неестественно большими носами.
Ю (вымышленный выживший)
Нужно взбодриться. Жаль, что бросил пить кофе.
От сигарет пользы ноль. Ноль и от чая.
Чувствую себя единственным выжившим в катастрофе -
Вроде бы стоит радоваться, но как-то не получается.
А что получается? Очнуться, встать на ноги и тупо
Оглядываться по сторонам, слезящимися глазами хлопая.
Согласись, плясать от радости рядом с множеством трупов -
Это слегка неестественно, даже для мизантропа.
Ладно, представь - ты сам всех убил, так как этого захотел.
Тогда более чем логичными будут твои пляски на куче тел.
А так, раз в случившемся нет ни заслуги твоей, ни вины,
Разумно не мотать своей радостью, а засунуть ее обратно в штаны…
Судорожно глотать воздух, ощупывая конечности на предмет переломов.
Потом спасатели, полиция, больница. И вот - ты дома.
Еще долго будешь мучаться ночными кошмарами
(Вид сверху: лежишь в луже крови без башки и правой руки).
Поверишь в то, что стал бесполезным и старым.
Возможно, потеряешь работу. Перестанешь отвечать на звонки.
Впадаешь в депрессию - эххх, все вокруг серо и пусто.
И станешь чувствовать то, что я этим утром почувствовал.
Вот только я выкурю пятую сигарету, выпью пару баночек пива «Bud»,
Взбодрюсь, наконец, и сяду писать статью.
А ты, вымышленный выживший, в этот день выйдешь под снегопад
И тихонечко сдохнешь. Но всем -
по
ху
Ю.
барабан
Флаг тебе в кулак, чувак,
Барабан на шею тоже.
Ты - мудак. И я мудак.
Нам спиртное не поможет.
Выйдем рано поутру,
В барабан ударим громко.
Ты помрешь. И я помру.
К нам заглянет Незнакомка,
Поцелует в мозжечок,
Равновесие нарушив.
Сразу станет горячо
Там, где души бродят в тушах,
Там, где вдруг включился ад,
Не работавший до срока.
Ты так рад. И я так рад.
Нам не будет одиноко.
Флаг повыше. Четче шаг.
Песню запевай бодрее.
Ты - мудак. И я мудак.
Изнутри прекрасно греет
Адский пламень озорной,
Нежный, ласковый, приятный.
Мы с тобой идем домой.
Ты - назад. А я - обратно.
***
Барабан на шее ждет
Лишь последнего удара.
Ты - урод. И я урод.
Короли земного шара.
добрести до лета
Кажется, полночи ждать еще двое суток, а до субботы полгода тянуть осталось. Жизнь, не трезвея, промыла себе желудок, плохо усвоенным временем проблевалась - и не прошедшим (всё здесь и сейчас, смотри же), правда, и не настоящим (душок несвежий), вязким и склизким. И в этой стоячей жиже двигаться сложно. А ноги нещадно режут окаменевшие сгустки переживаний, не пережёванных ранее, как осколки битых бутылок. И проще ведь на диване - крепком плоту - продвигаться вперед, но только свежая кровь, закипая, мешаясь с жижей, делает время подвижным (чуть-чуть, но все же), делает завтра на пару мгновений ближе, греет замерзшую в «недосегодня» кожу.
Знаешь, мне в жизни всегда не хватало цели (собственно, кроме спиртного и писанины, в ней не хватало всего). Чтоб вставать с постели, куртку искать, попадать ногами в штанины, бриться, пить кофе, безвкусные бутерброды есть, и идти на работу, мне нужно что-то. Время - река? Нет - болото. Густые «воды» жадно впитают все радости и заботы, но не дадут ничего. И на берег тело даже не выбросят, а растворят останки… Раз эта дрянь лишь частично окаменела, глупо считать себя мухой в стеклянной банке.
К черту брезгливость - меси эту дрянь нещадно.
Двигайся дальше, хоть кажется, что на это
Крови не хватит тебе (там увидим, ладно).
Что же, пока моя цель - добрести до лета.
в недрах норы
В траве у реки провожаю день,
Пью дербентский коньяк из металлической кружки.
Вокруг - десятки полуразрушенных деревень,
Населенных беженцами и матершинницами-старушками.
А еще теми, кого бандюки лишили квартир
В больших городах, увезли и бросили в этой глуши.
Такой вот альтернативный постапокалиптический мир:
Никаких вам ядерных взрывов и восстания машин.
Нет! Просто старики - стареют. Молодые - пьют.
Дома разрушаются. Но всем все равно.
Местные жители - безбилетники, занявшие пару кают
На корабле, который скоро увидит дно.
Сто лет одиночества? Где там. Примерно сорок.
Но эффект потрясающий, как поцелуй болота
Взасос. И дети отсюда уедут скоро.
Еще бы, негде учиться, негде работать…
Или сопьются. Будут грызть матерей,
Воровать их пенсии, клянчить в долг у барыг,
Торгующих водкой паленой. В грязной норе
Загнется каждый. Нарыв лопнет в недрах норы.
Деревня - женщина, у которой спросили:
- Что лучше, мужик будет пить или тебе изменять?
Она ответила: - Пить… Толкнула к могиле
Действительно многих. Такая, в целом, фигня.
А я что здесь делаю? Какого, собственно, хрена
Глушу посредственную «конину» рядом с рекой?
В далеком прошлом моей семьи бы сделан выбор - измена
Деревне. Поэтому я человек целиком и полностью городской.
Невыносимо проводить здесь более трех недель
(Воздух твердеет, превращается в счастьенепроницаемый мешок).
Но сегодня, зарядившись спиртным, в темной, сонной воде
Я вижу прошлое и будущее. И мне хорошо.
знакомка
…Теперь я проживаю в сельской местности.
Свежа природа, чуть помята рожа,
А каждый вечер полон неизвестности.
Но, впрочем, день, и ночь, и утро тоже.
Особенно пивные заведения
Здесь хороши (хоть их не так уж много).
И стар, и млад туда, как привидения,
Бредут давно знакомою дорогой.
А там - и женский визг, и ругань хитрая,
И вечный голос Круга из колонок,
И водку распивают декалитрами,
И трахают в подсобке «незнакомок»,
И лампочки светило так бессмысленно
Кривится над столами и телами.
- Начисли пять по сто!
- Уже начислено.
- Ну, вздрогнем.
Славный добрыми делами
Аркадьич бьет ногами, рядом с выходом,
Парнишку (вроде, с молокозавода).
И, брызгая слюнями, с каждым выдохом
Хрипит: «у-бью, у-бью, у-бью у-рода».
Лежит в крови бедняга отхераченный,
В канаве придорожной мочит губы,
И реднеки с глазами поросячьими
Кричат вокруг: «Мы здесь таких не любим!»
А я ищу в стакане отражение
Свое. Не нахожу - ну хоть ты тресни.
Вдруг меж столов знакомое движение.
Кто движется - мне хорошо известно:
Охвачен стан ее шелками мрачными.
Дыша тяжелым запахом тумана,
Заведует она местами злачными,
Где прибирает души наркоманов
И пьяниц. Эта тайна мне доверена,
В груди моей стучится, как живая.
И хоть я выпиваю неумеренно,
Но алкоголь меня не согревает.
А мысли скачут дикими мартышками
И нервы обрывают, как лианы.
Она пришла сейчас за тем парнишкою,
Но не за мной. Опять. И это странно.
недобрый вечер
«Телеграфист, сидя у дверей своей конторы, смотрел, как умирает вечер»
Габриэль Гарсиа Маркес, «Недобрый час»
В среду ты уехала из нашей вечерней страны в страну восходящего солнца.
Следующим вечером я пошел в районную поликлинику к участковому врачу.
Доктор, - прошептал я, - как-то мне в последнее время нехорошо.
Доктор посмотрел на меня очень внимательно и сказал:
- Дышите.
(Просто до этого я, вероятно, совсем не дышал).
Затем он выписал рецепт.
- Это поможет. Через пару месяцев будете как новенький.
Маленькая желтая бумажка на ладони. Пахнет хлоркой.
Теперь каждый вечер я хожу с пакетом «Билайн» в небольшую аптеку на соседней улице.
Там работает толстая, некрасивая женщина с кудрявыми сиреневыми волосами.
Она выдает мне по рецепту текилу и кокаин.
Я прихожу домой, сажусь за стол и около часа методично принимаю лекарство.
Потом поднимаю голову вверх: под потолком мои самые страшные галлюцинации бьются насмерть с маленьким, как черная точка, страхом одиночества.
И проигрывают. Всегда.
Я ложусь в постель и жду вечера.
Просто жду вечера.
Человек спит, ест, выпивает по выходным.
Человек сам себе стирает носки, рубашки, штаны.
Человек работает, он боится начальника, уважает коллег.
Человек никому не волк, а всем вполне себе человек.
Человек, возвращаясь с работы, заходит пописать за гаражи.
Человеку кажется, что между гаражами кто-то лежит.
Человек думает, сейчас спасу человека и стану героем.
Человек подходит ближе и видит в снегу свернутый в рулон рубероид.
Человек плачет и, как ребенок, сопли мажет на кулачок.
Человек поднимает рулон, кладет его себе на плечо.
Человек приносит рубероид домой, немного сминает, чтобы усадить в кресло.
Человек садится рядом и смотрит на рубероид с умеренным интересом.
Человек не рисовал на рубероиде нос, рот и глаза.
Человек рубероиду ни слова вообще не сказал.
Человеку про рубероид все хорошо известно.
Через год человек отнесет рубероид на прежнее место.
настоящее
«Настоящая женщина должна быть вредной и капризной» (с)
Теплый ламповый вечер в прозрачных границах стакана
Не задержится долго: сегодня прогонит вчера.
Настоящее счастье всегда абсолютно спонтанно.
Подобрав компоненты, по схеме его не собрать.
Так по-цоевски хрипло и так по-кассандровски тщетно
Пробубнит мне реальность, мол, тут уж кричи - не кричи:
Настоящая женщина станет капризной и вредной,
Повинуясь Диору, любившему, впрочем, мужчин.
Настоящая женщина ждет настоящего принца,
Что, богат и отважен, немедля приедет за ней.
Настоящие принцы изволили перевариться
В комфортабельном чреве стальных разномастных коней.
Посмотри, как призывно тебе улыбается бездна
Норм и правил нелепых. Но, право, какого рожна…
Настоящая женщина будет всегда интересна
Тем, что мне и диорам совсем ничего не должна.
[censored]
Стены оклеены кадрами из винтажного порно,
Распечатанными на черно-белом лазерном принтере с картриджем нафиг убитым
(ну, то есть с характерной грязью и белыми полосами).
Это цензура машины - она в произвольном порядке сделала белым черное.
На 73% изображений гениталии видны, а лица скрыты.
Многие лица без глаз и подбородков, с кажущимися из-за этого неестественно большими носами.
Ю (вымышленный выживший)
Нужно взбодриться. Жаль, что бросил пить кофе.
От сигарет пользы ноль. Ноль и от чая.
Чувствую себя единственным выжившим в катастрофе -
Вроде бы стоит радоваться, но как-то не получается.
А что получается? Очнуться, встать на ноги и тупо
Оглядываться по сторонам, слезящимися глазами хлопая.
Согласись, плясать от радости рядом с множеством трупов -
Это слегка неестественно, даже для мизантропа.
Ладно, представь - ты сам всех убил, так как этого захотел.
Тогда более чем логичными будут твои пляски на куче тел.
А так, раз в случившемся нет ни заслуги твоей, ни вины,
Разумно не мотать своей радостью, а засунуть ее обратно в штаны…
Судорожно глотать воздух, ощупывая конечности на предмет переломов.
Потом спасатели, полиция, больница. И вот - ты дома.
Еще долго будешь мучаться ночными кошмарами
(Вид сверху: лежишь в луже крови без башки и правой руки).
Поверишь в то, что стал бесполезным и старым.
Возможно, потеряешь работу. Перестанешь отвечать на звонки.
Впадаешь в депрессию - эххх, все вокруг серо и пусто.
И станешь чувствовать то, что я этим утром почувствовал.
Вот только я выкурю пятую сигарету, выпью пару баночек пива «Bud»,
Взбодрюсь, наконец, и сяду писать статью.
А ты, вымышленный выживший, в этот день выйдешь под снегопад
И тихонечко сдохнешь. Но всем -
по
ху
Ю.
барабан
Флаг тебе в кулак, чувак,
Барабан на шею тоже.
Ты - мудак. И я мудак.
Нам спиртное не поможет.
Выйдем рано поутру,
В барабан ударим громко.
Ты помрешь. И я помру.
К нам заглянет Незнакомка,
Поцелует в мозжечок,
Равновесие нарушив.
Сразу станет горячо
Там, где души бродят в тушах,
Там, где вдруг включился ад,
Не работавший до срока.
Ты так рад. И я так рад.
Нам не будет одиноко.
Флаг повыше. Четче шаг.
Песню запевай бодрее.
Ты - мудак. И я мудак.
Изнутри прекрасно греет
Адский пламень озорной,
Нежный, ласковый, приятный.
Мы с тобой идем домой.
Ты - назад. А я - обратно.
***
Барабан на шее ждет
Лишь последнего удара.
Ты - урод. И я урод.
Короли земного шара.
добрести до лета
Кажется, полночи ждать еще двое суток, а до субботы полгода тянуть осталось. Жизнь, не трезвея, промыла себе желудок, плохо усвоенным временем проблевалась - и не прошедшим (всё здесь и сейчас, смотри же), правда, и не настоящим (душок несвежий), вязким и склизким. И в этой стоячей жиже двигаться сложно. А ноги нещадно режут окаменевшие сгустки переживаний, не пережёванных ранее, как осколки битых бутылок. И проще ведь на диване - крепком плоту - продвигаться вперед, но только свежая кровь, закипая, мешаясь с жижей, делает время подвижным (чуть-чуть, но все же), делает завтра на пару мгновений ближе, греет замерзшую в «недосегодня» кожу.
Знаешь, мне в жизни всегда не хватало цели (собственно, кроме спиртного и писанины, в ней не хватало всего). Чтоб вставать с постели, куртку искать, попадать ногами в штанины, бриться, пить кофе, безвкусные бутерброды есть, и идти на работу, мне нужно что-то. Время - река? Нет - болото. Густые «воды» жадно впитают все радости и заботы, но не дадут ничего. И на берег тело даже не выбросят, а растворят останки… Раз эта дрянь лишь частично окаменела, глупо считать себя мухой в стеклянной банке.
К черту брезгливость - меси эту дрянь нещадно.
Двигайся дальше, хоть кажется, что на это
Крови не хватит тебе (там увидим, ладно).
Что же, пока моя цель - добрести до лета.
в недрах норы
В траве у реки провожаю день,
Пью дербентский коньяк из металлической кружки.
Вокруг - десятки полуразрушенных деревень,
Населенных беженцами и матершинницами-старушками.
А еще теми, кого бандюки лишили квартир
В больших городах, увезли и бросили в этой глуши.
Такой вот альтернативный постапокалиптический мир:
Никаких вам ядерных взрывов и восстания машин.
Нет! Просто старики - стареют. Молодые - пьют.
Дома разрушаются. Но всем все равно.
Местные жители - безбилетники, занявшие пару кают
На корабле, который скоро увидит дно.
Сто лет одиночества? Где там. Примерно сорок.
Но эффект потрясающий, как поцелуй болота
Взасос. И дети отсюда уедут скоро.
Еще бы, негде учиться, негде работать…
Или сопьются. Будут грызть матерей,
Воровать их пенсии, клянчить в долг у барыг,
Торгующих водкой паленой. В грязной норе
Загнется каждый. Нарыв лопнет в недрах норы.
Деревня - женщина, у которой спросили:
- Что лучше, мужик будет пить или тебе изменять?
Она ответила: - Пить… Толкнула к могиле
Действительно многих. Такая, в целом, фигня.
А я что здесь делаю? Какого, собственно, хрена
Глушу посредственную «конину» рядом с рекой?
В далеком прошлом моей семьи бы сделан выбор - измена
Деревне. Поэтому я человек целиком и полностью городской.
Невыносимо проводить здесь более трех недель
(Воздух твердеет, превращается в счастьенепроницаемый мешок).
Но сегодня, зарядившись спиртным, в темной, сонной воде
Я вижу прошлое и будущее. И мне хорошо.
знакомка
…Теперь я проживаю в сельской местности.
Свежа природа, чуть помята рожа,
А каждый вечер полон неизвестности.
Но, впрочем, день, и ночь, и утро тоже.
Особенно пивные заведения
Здесь хороши (хоть их не так уж много).
И стар, и млад туда, как привидения,
Бредут давно знакомою дорогой.
А там - и женский визг, и ругань хитрая,
И вечный голос Круга из колонок,
И водку распивают декалитрами,
И трахают в подсобке «незнакомок»,
И лампочки светило так бессмысленно
Кривится над столами и телами.
- Начисли пять по сто!
- Уже начислено.
- Ну, вздрогнем.
Славный добрыми делами
Аркадьич бьет ногами, рядом с выходом,
Парнишку (вроде, с молокозавода).
И, брызгая слюнями, с каждым выдохом
Хрипит: «у-бью, у-бью, у-бью у-рода».
Лежит в крови бедняга отхераченный,
В канаве придорожной мочит губы,
И реднеки с глазами поросячьими
Кричат вокруг: «Мы здесь таких не любим!»
А я ищу в стакане отражение
Свое. Не нахожу - ну хоть ты тресни.
Вдруг меж столов знакомое движение.
Кто движется - мне хорошо известно:
Охвачен стан ее шелками мрачными.
Дыша тяжелым запахом тумана,
Заведует она местами злачными,
Где прибирает души наркоманов
И пьяниц. Эта тайна мне доверена,
В груди моей стучится, как живая.
И хоть я выпиваю неумеренно,
Но алкоголь меня не согревает.
А мысли скачут дикими мартышками
И нервы обрывают, как лианы.
Она пришла сейчас за тем парнишкою,
Но не за мной. Опять. И это странно.
недобрый вечер
«Телеграфист, сидя у дверей своей конторы, смотрел, как умирает вечер»
Габриэль Гарсиа Маркес, «Недобрый час»
В среду ты уехала из нашей вечерней страны в страну восходящего солнца.
Следующим вечером я пошел в районную поликлинику к участковому врачу.
Доктор, - прошептал я, - как-то мне в последнее время нехорошо.
Доктор посмотрел на меня очень внимательно и сказал:
- Дышите.
(Просто до этого я, вероятно, совсем не дышал).
Затем он выписал рецепт.
- Это поможет. Через пару месяцев будете как новенький.
Маленькая желтая бумажка на ладони. Пахнет хлоркой.
Теперь каждый вечер я хожу с пакетом «Билайн» в небольшую аптеку на соседней улице.
Там работает толстая, некрасивая женщина с кудрявыми сиреневыми волосами.
Она выдает мне по рецепту текилу и кокаин.
Я прихожу домой, сажусь за стол и около часа методично принимаю лекарство.
Потом поднимаю голову вверх: под потолком мои самые страшные галлюцинации бьются насмерть с маленьким, как черная точка, страхом одиночества.
И проигрывают. Всегда.
Я ложусь в постель и жду вечера.
Просто жду вечера.