подборка текстов: [ад] снаружи и внутри
Не пытаться быть гуру, пытаться не быть гуру, молчать.
уехать из ада
Мне звонили проводники, сталкеры и прочие гиды.
Мне писали письма все указанные выше лица.
Они, обещая незабываемые приключения и шикарные виды,
Предлагали, за умеренную плату, в ад прокатиться.
Заверяли: проводим, все в лучшем виде покажем,
Будет совсем не опасно - времена тяжелые, туристов везде очень ценят!
Нужно только одеться похуже - там можно измазаться сажей -
И взять для паромщика две монеты по 50 евроцентов.
Я отвечал им так вежливо, насколько хватало воспитания:
Уважаемые господа, право, беспокоить меня больше не надо.
Понимаете, вся проблема в месте моего нынешнего проживания -
Чтобы поехать в ад, мне, для начала, нужно уехать из ада.
лёд
…И ничего не помогает
(Да, впрочем, ничего и нет).
В маршрутке, пахнущей ногами,
Slam переходит в menuet.
А жопа неба виснет вечно
Над мира маленьким bidet.
Лёд. Кода pas de deux на встречной -
Не comme il faut по ПДД.
без имени
«Oh Danny boy, the pipes, the pipes are calling…»
Каждый нашедший свой день на пороге бара
Твердо уверен, что вынырнуть из кошмара
Можно, свой вечер за столиком потеряв…
Ночь отработав на ринге сырой кровати,
Кто-то проснулся, критично неадекватен.
Снова заря с теплым запахом вискаря
Прет сквозь стекло, растекается по обоям
С общим настроем, как в песне про Дэнни боя:
Типа, все сдохли. И время мешать рассвет
С Бушмилсом, Гиннессом, кровью, табачным дымом.
Кто-то лежит. Его имя проходит мимо,
Хлопает дверью.
Разносится в голове
Резкое эхо удара стекла о стену.
Кто-то лежит. Его губы колышут пену,
Произнося заклинание октября:
Каждый нашедший свой день на пороге бара
Твердо уверен, что вынырнуть из кошмара
Можно, свой вечер за столиком потеряв.
в баре
В баре полно народа и уши лижет
гогот. А из колонок - радиогной.
Хочется каждому, кто подойдет поближе,
врезать по морде тяжелой кружкой пивной.
Бааам! - на пол падает парень, орет. Ну что еще?
Бармен невозмутимо в усы: - Дебил.
Вряд ли сегодня здесь есть хоть кто-то стоящий
капли внимания. Мутный конвейер рыл.
В баре табачный дым застывает в виде
старых друзей. И от кашля - по стенке вбок.
Хочется каждой брызжущей матом гниде
выдать под жопу приличный такой пинок.
Да тут и без меня началось побоище.
Бармен с охранником тащат кого-то вон.
Есть ли во всем этом смысл хоть чего-то стоящий?
Нет. Это просто дымок, смысловая вонь.
В баре смывает кровь со столов уныло
официантка. Тряпка скользит из рук.
Хочется просто напиться. И чтобы было
тихо вокруг. Нужно только убавить звук
происходящего. Где-то внутри чудовище
заворошилось но, сразу же, до утра
спать улеглось. Был ли миг хоть чего-то стоящий
вечером этим? Нет, не было. И насрать.
vs
По утрам мне вставать нелегко.
Кромка памяти хрупкая, острая.
Все маршрутки набиты битком:
Там, внутри, жрут друг друга Монстры.
В ад везут их, угрюмы на вид,
Полусонные черти служивые.
Рядом мчат человеков давить
В колесницах личных Чужие.
Сущность каждого здесь под замком,
Вызревает безумие прыщиком.
Никогда не узнаете, в ком
Может тут же проснуться Хищник.
Банкомат отрыгнул мне бабла.
Виски, жижа и мясо в пакетике.
В магазине Пришельцев тела,
Прилетевших к нам на ракете.
Вновь под окнами кто-то блажит,
Мат слоями неровными стелется.
То ли Хищники против Чужих,
То ли Монстры против Пришельцев.
осеннее утро
Ветерту ветерчи ветерза ветергнал ветернахер,
Из которого выдавил некую мутную взвесь.
Абсолютный есенин в продуманно-рваной рубахе
Заявлял, что никто, ясен красен, не выживет здесь.
Темнота остановки Ехидной рождала чудовищ,
Уходящих в порталы маршруток, в мерцающий дым.
Молодящийся Цербер, похожий на сморщенный овощ,
Прохрипел, что никто не уедет отсюда живым.
Уроборос толпы без лица, без конца, без начала
В серый воздух выхаркивал туберкулезную слизь.
И старушка в футболке «Los Angeles Lakers» кричала,
Что конец уже близок, и что никому не спастись.
Полуголый октябрь танцевал на расплавленных кронах
Задубевших осин и дубов, принужденных дрожать,
Как осиновый лист. И читалось в подтеках гудрона:
«Смерть уже на подходе, чиста и юна, и свежа».
Уроборос толпы в полутанце кружил, в полусхватке.
Мир лежал под гипнозом, взирая на эти круги.
Ничего. Ерунда. Все нормально. Все в полном порядке.
Лишь осеннее утро. Не лучше, не хуже других.
королевская битва
На улице такой мороз, что у меня похрустывают очки.
Вчера в троллейбусе видел, как толкались старушки-качки.
(Старушки встречаются здоровенные - как врежут сумкой или плечом,
Так сразу культурный человек заорет «Ой, блин», а некультурный - «Ты чё?!»).
И вот чего-то не поделили старушки в троллейбусе, пропахшем мочой.
Одна культурная, другая - нет. Глухие звуки ударов и крики «Ой, блин» и «Ты чё?!».
А я подумал: все верно - есть только миг, и он, очевидно, один,
И внутри него нужно держаться за поручни во избежание падения при резком торможении.
А то - бац! И не успеешь даже сказать «Ты чё?!» или «Ой, блин».
Миг - он в постоянном движении.
поэма о весне
Идешь по городу. Солнце светит. Птички летают. Снег тает. Толпа людская:
Рвутся тельняшки, целки, грелки, судьбы, баяны.
И все хорошо. Все правильно. Но почему-то не отпускает
Всепоглощающее Ощущение Обезьяны.
вот
Детишки на улице жгут тополиный пух.
Подростки жгут травку (в мобиле шансон поёт).
Поэт жжет глаголом. (Сердца? Нет, пожалуй, слух).
Сосед сжег картошку (не выбросил - съел её).
Вот дворник жжет мусор (хоть это запрещено).
Вот девушка жжет. (Офигенная, просто жжет).
Вот я. Я не жгу ничего. Я смотрю в окно.
И это не так уж и плохо.
Короче, вот.
романсЪ
Слышишь топот, мой друг? Это зондеркоманда на марше.
Верить в это не нужно (как в существование мира).
Брат Большой, несомненно, придет за людьми, что постарше,
А к детишкам приедут улыбчивые педобиры.
Никакой паранойи, жучков в голове или теле.
Real Life, ты пойми, обкислоченней всякого глюка.
Апокалипсис был, НЛО год назад прилетели.
Ты тогда забухал и опять все веселье профукал.
Даже если, мой друг, ты раствор не пускаешь по вене,
И вообще до веществ у тебя не случалось охоты,
Все равно девять тысяч стремительнейших пативэнов
В город въедут, а в небо бесшумно взлетят вертолеты,
Те, что ночи черней. Вот тогда и сорвутся покровы,
Смачно хрустнет шаблон, в рот мгновенно засунутся ноги.
… Не печалься, мой друг, ничего в этом мире не ново.
Всем насрать. Даже это наскучит в конечном итоге.
пиши, чувак
Живые мысли. Дохлые слова.
Перезревая, вянут заголовки.
Пиши, чувак. Не время сачковать.
Кого-то вяло мочат на парковке
Ночного бара. Гаснут огоньки.
Пиши, чувак. В тошнотной партитуре
Соединились хрипы и пинки
Со стуком пальцев по клавиатуре.
уехать из ада
Мне звонили проводники, сталкеры и прочие гиды.
Мне писали письма все указанные выше лица.
Они, обещая незабываемые приключения и шикарные виды,
Предлагали, за умеренную плату, в ад прокатиться.
Заверяли: проводим, все в лучшем виде покажем,
Будет совсем не опасно - времена тяжелые, туристов везде очень ценят!
Нужно только одеться похуже - там можно измазаться сажей -
И взять для паромщика две монеты по 50 евроцентов.
Я отвечал им так вежливо, насколько хватало воспитания:
Уважаемые господа, право, беспокоить меня больше не надо.
Понимаете, вся проблема в месте моего нынешнего проживания -
Чтобы поехать в ад, мне, для начала, нужно уехать из ада.
лёд
…И ничего не помогает
(Да, впрочем, ничего и нет).
В маршрутке, пахнущей ногами,
Slam переходит в menuet.
А жопа неба виснет вечно
Над мира маленьким bidet.
Лёд. Кода pas de deux на встречной -
Не comme il faut по ПДД.
без имени
«Oh Danny boy, the pipes, the pipes are calling…»
Каждый нашедший свой день на пороге бара
Твердо уверен, что вынырнуть из кошмара
Можно, свой вечер за столиком потеряв…
Ночь отработав на ринге сырой кровати,
Кто-то проснулся, критично неадекватен.
Снова заря с теплым запахом вискаря
Прет сквозь стекло, растекается по обоям
С общим настроем, как в песне про Дэнни боя:
Типа, все сдохли. И время мешать рассвет
С Бушмилсом, Гиннессом, кровью, табачным дымом.
Кто-то лежит. Его имя проходит мимо,
Хлопает дверью.
Разносится в голове
Резкое эхо удара стекла о стену.
Кто-то лежит. Его губы колышут пену,
Произнося заклинание октября:
Каждый нашедший свой день на пороге бара
Твердо уверен, что вынырнуть из кошмара
Можно, свой вечер за столиком потеряв.
в баре
В баре полно народа и уши лижет
гогот. А из колонок - радиогной.
Хочется каждому, кто подойдет поближе,
врезать по морде тяжелой кружкой пивной.
Бааам! - на пол падает парень, орет. Ну что еще?
Бармен невозмутимо в усы: - Дебил.
Вряд ли сегодня здесь есть хоть кто-то стоящий
капли внимания. Мутный конвейер рыл.
В баре табачный дым застывает в виде
старых друзей. И от кашля - по стенке вбок.
Хочется каждой брызжущей матом гниде
выдать под жопу приличный такой пинок.
Да тут и без меня началось побоище.
Бармен с охранником тащат кого-то вон.
Есть ли во всем этом смысл хоть чего-то стоящий?
Нет. Это просто дымок, смысловая вонь.
В баре смывает кровь со столов уныло
официантка. Тряпка скользит из рук.
Хочется просто напиться. И чтобы было
тихо вокруг. Нужно только убавить звук
происходящего. Где-то внутри чудовище
заворошилось но, сразу же, до утра
спать улеглось. Был ли миг хоть чего-то стоящий
вечером этим? Нет, не было. И насрать.
vs
По утрам мне вставать нелегко.
Кромка памяти хрупкая, острая.
Все маршрутки набиты битком:
Там, внутри, жрут друг друга Монстры.
В ад везут их, угрюмы на вид,
Полусонные черти служивые.
Рядом мчат человеков давить
В колесницах личных Чужие.
Сущность каждого здесь под замком,
Вызревает безумие прыщиком.
Никогда не узнаете, в ком
Может тут же проснуться Хищник.
Банкомат отрыгнул мне бабла.
Виски, жижа и мясо в пакетике.
В магазине Пришельцев тела,
Прилетевших к нам на ракете.
Вновь под окнами кто-то блажит,
Мат слоями неровными стелется.
То ли Хищники против Чужих,
То ли Монстры против Пришельцев.
осеннее утро
Ветерту ветерчи ветерза ветергнал ветернахер,
Из которого выдавил некую мутную взвесь.
Абсолютный есенин в продуманно-рваной рубахе
Заявлял, что никто, ясен красен, не выживет здесь.
Темнота остановки Ехидной рождала чудовищ,
Уходящих в порталы маршруток, в мерцающий дым.
Молодящийся Цербер, похожий на сморщенный овощ,
Прохрипел, что никто не уедет отсюда живым.
Уроборос толпы без лица, без конца, без начала
В серый воздух выхаркивал туберкулезную слизь.
И старушка в футболке «Los Angeles Lakers» кричала,
Что конец уже близок, и что никому не спастись.
Полуголый октябрь танцевал на расплавленных кронах
Задубевших осин и дубов, принужденных дрожать,
Как осиновый лист. И читалось в подтеках гудрона:
«Смерть уже на подходе, чиста и юна, и свежа».
Уроборос толпы в полутанце кружил, в полусхватке.
Мир лежал под гипнозом, взирая на эти круги.
Ничего. Ерунда. Все нормально. Все в полном порядке.
Лишь осеннее утро. Не лучше, не хуже других.
королевская битва
На улице такой мороз, что у меня похрустывают очки.
Вчера в троллейбусе видел, как толкались старушки-качки.
(Старушки встречаются здоровенные - как врежут сумкой или плечом,
Так сразу культурный человек заорет «Ой, блин», а некультурный - «Ты чё?!»).
И вот чего-то не поделили старушки в троллейбусе, пропахшем мочой.
Одна культурная, другая - нет. Глухие звуки ударов и крики «Ой, блин» и «Ты чё?!».
А я подумал: все верно - есть только миг, и он, очевидно, один,
И внутри него нужно держаться за поручни во избежание падения при резком торможении.
А то - бац! И не успеешь даже сказать «Ты чё?!» или «Ой, блин».
Миг - он в постоянном движении.
поэма о весне
Идешь по городу. Солнце светит. Птички летают. Снег тает. Толпа людская:
Рвутся тельняшки, целки, грелки, судьбы, баяны.
И все хорошо. Все правильно. Но почему-то не отпускает
Всепоглощающее Ощущение Обезьяны.
вот
Детишки на улице жгут тополиный пух.
Подростки жгут травку (в мобиле шансон поёт).
Поэт жжет глаголом. (Сердца? Нет, пожалуй, слух).
Сосед сжег картошку (не выбросил - съел её).
Вот дворник жжет мусор (хоть это запрещено).
Вот девушка жжет. (Офигенная, просто жжет).
Вот я. Я не жгу ничего. Я смотрю в окно.
И это не так уж и плохо.
Короче, вот.
романсЪ
Слышишь топот, мой друг? Это зондеркоманда на марше.
Верить в это не нужно (как в существование мира).
Брат Большой, несомненно, придет за людьми, что постарше,
А к детишкам приедут улыбчивые педобиры.
Никакой паранойи, жучков в голове или теле.
Real Life, ты пойми, обкислоченней всякого глюка.
Апокалипсис был, НЛО год назад прилетели.
Ты тогда забухал и опять все веселье профукал.
Даже если, мой друг, ты раствор не пускаешь по вене,
И вообще до веществ у тебя не случалось охоты,
Все равно девять тысяч стремительнейших пативэнов
В город въедут, а в небо бесшумно взлетят вертолеты,
Те, что ночи черней. Вот тогда и сорвутся покровы,
Смачно хрустнет шаблон, в рот мгновенно засунутся ноги.
… Не печалься, мой друг, ничего в этом мире не ново.
Всем насрать. Даже это наскучит в конечном итоге.
пиши, чувак
Живые мысли. Дохлые слова.
Перезревая, вянут заголовки.
Пиши, чувак. Не время сачковать.
Кого-то вяло мочат на парковке
Ночного бара. Гаснут огоньки.
Пиши, чувак. В тошнотной партитуре
Соединились хрипы и пинки
Со стуком пальцев по клавиатуре.