Jun 10, 2011 17:38
Вот и все мои хорошие, я уехала. А вот не надо было говорить слово «кушать» потому что это ужасно, нужно говорить «есть»; а в Перми все, кроме Светы Гуляевой говорят «кушать»; это как «Светик», как ножом по сердцу, особенно если какой-нибудь гнус произносит, - бля, гоните беруши и блевательницу. Особливо отметить хотелось бы и то обстоятельство, что в городе, известном на всю страну своими массовыми пожарами нельзя строить столько безвкусных деревянных сооружений на деньги налогоплательщиков, - одна пьяная сигарета и «труды» московских гастарбайтеров, понаехавших на большие бабки превратятся в дым. «Но как красиво горело!».
Сознательно и кропотливо прощалась только с Наташей, оставив на хранение все сентиментальные ценности. C собой: репродукция «Поцелуя» Густава Климта, портрет Любы Орловой, миниатюрная копия Волги, пилотка подарок Жени и Маши на Новый Год, ретро сумка с питерской барахолки, пара платьев и паспорта.
Последние два месяца Липа приходила белая, сдавала один зачет за другим и садилась учить новый. Если я ее случайно задевала - она шла и разбивала ногой стекло. Потом я белая звонила с работы в больницу. Неделю назад она сдала последний экзамен, молча собрала чемодан, и сейчас тусуется в Big Apple; да, мы как три сестры Чехова, только наоборот, все уехали. Я все время была на работе и мысленно прощалась с каждым листочком. В последний день ушла очень тихо и без шума, по-английски, на два часа раньше, выпив чаю с Прагой и с самыми дорогими.
Как только села в поезд, воздух заискрился. Вагон спал, мы подьезжали к реке. Я никогда еще не видела, чтобы Кама на рассвете сияла как сумашедшая - она заполнила все вокруг, она ослепила, она была до неба, таким верно и был Поток, в который вошел Пустота. Длилось это сияние чуть больше минуты. Затем я оглянулась - напротив меня лежал прекрасный юный козленок из Англии, Сэм Кэш.
Сэм Наличка, королевский подданый - будущий юрист и каучсерфер. Вообразите, на весь поезд лежал именно через пропасть со мной. Какая удивительная идиома для описания ситауции - «мы рядом лежали в поезде». Сэм путешествует один и выходит в городах по маршруту TransSiberian Train по вкусу. Одиночные путешествия самые полезные для познания себя и для получения уникального опыта. Европейцы, по моим наблюдениям, пускаются в путешествия чуть ли не сразу после школы, а русские ближе к тридцати. Сэм живет в Лондоне, а учится в Сингапуре. Скоро его виза на месяц в России кончается и он ехал смотреть Нижний Новгород, и это после основных городов Сибири со стартом в Пекине, затем он поедет в Москву и любимый мой Ленинград, где я надеюсь, будет в восторге от unfogetouble smile of Rusak. «И как он ничего не боится один?» - офигевали пенсионеры. Действительно, слегка нетипичный англичанин.
Я говорила по английски, «делая шутку» за шуткой: хотела, к примеру, сказать, что «Колин Ферт - горяч», получилось «Колин Ферт - шляпа» (Колина Ферта я обожаю, как и все престарелые дамы с претензиями, впрочем). Один раз я даже пошутила над Наличкой истинно по-английски: в Кирове сказала что это Нижний, твой выход, Сэм. Англичанин взбеленился и обозвал меня по-русски. За что был наказан игнором, и уже спустя час строчил записки с извинениями на обратной стороне билетов. После пафосного прощения в моем стиле великого одолжения, мы бросились истерично играть в очко с соседом с нижней полки.Так символично - в канун своего 21-го летия играть в очко - назавтра был Сэмов бездей. Я выиграла первые три раза подряд и мне стало скучно. Затем выигрывали Наличка и я поочереди. Сосед с нижней полки сказал: «Вам сегодня обоим повезло». В Нижнем Сэм вышел. Через шесть часов в Нерезиновке вышла я.
В Мосвке можно рыдать в черных очках и никто не заметит, в Москве можно тащить чемодан с тебя же ростом среди «мужчин» и никто не заметит, в Москве можно быть со стрелкой на колготке, и все заметят, в Мосвке много чего можно быть. Очень любят москвички белую обувь - верх безвкусицы, за что в некоторых фильмах убивают даже. Много тувинских лиц, бурятских, Москва Тувинская. Воздух наэлектризован WOW-импульсами и напряжением от заработка бабла. В метро каждый толстый неудачник, сидящий на уровне груди красивой девушки, никогда бы не подошедшей столь близко в жизни, может мысленно раздеть ее и покарать. В Мосвке я была с четырех утра, впрочем Москва не заслуживает отдельного столь подробного описания. Город этот мне интересен лишь как перевалочный пункт, как некая постоянная точка В, где у меня есть срочное дело, не более. Хотя еще пять лет назад я бы непременно пошла смотреть на 25% останков Вождя. В посольстве я столкнулась с удивительной мразью, но визу впечатали за 15 минут. Меня чуть не высадили из троллейбуса и в Дмд нет сырков «Дружба» - вот и все приключения.
Затем я летела семнадцать часов через все океаны. Когда вылетали из Дмд, месяц над Москвой был красным. До Дубая я спала, из Дубая до КЛ смотрела «Король говорит» в окружении молодоженов арабов и англичан, летящих в тропики на медовые месяца.
Сейчас два часа густой тропической ночи, мне нужно написать резюме на английском, у Оли как водиться полный дом гостей, в воздухе разлит запах дуриана, которым румынские ребята всех угощали, все еще не лег рыжий немец, кто-то еще бродит по огромной квартире, за окном механически поют цикады, а птицы иногда навещают наш балкон, и я человек мира, человек с открытым сердцем, другой человек.
Ночь душна.
Колин Ферт,
тексты,
Невесомость,
Горькое,
Света Дуркина|,
Счастливая