Дом как корабль
Наконец-то я съездила в дом-музей Пабло Неруды! Isla Negra в переводе - «Чёрный остров». На самом деле это побережье. Линия песчаных пляжей, что тянется от города Винья дель Мар заканчивается, и начинается каменистый и неудобный для купания берег.
Здесь, на Isla Negra, огромные валуны камней оплетены чёрными сетями водорослей cochayuyo - (произносится «кочаюйо»). Это бурая водоросль, самая распространенная на побережье Чили и Новой Зеландии. В Чили её весьма успешно употребляют в пищу. Чилийцы делятся на два типа: те, кто ненавидят кочаюйо всей душой. И те, кто просто обожает, и ест эту водоросль в любом виде. И я ещё не разу не видела столько кочаюйо в одном месте!
Огромные камни точит сине-зеленый прибой. Воздух свеж и прозрачен. В дом к Неруде спешат туристы со всего мира. Неруда - достояние республики Чили.
Пабло Неруда в книге воспоминаний пишет о своём доме:
«Дом… По правде, сам не знаю, как он у меня возник… Близился вечер, когда мы верхом на лошадях попали в этот безлюдный край… Дон Эладио впереди нас перебирался вброд через речушку Кордоба, вспухшую от прибылой воды… Впервые меня словно кольнуло пряным воздухом морской зимы, где смешались запахи больдо, соленого песка, водорослей и чертополоха. Вот здесь, сказал Дон Эладио Собрино (мореход), и мы остались. Постепенно дом пошел в рост, как люди, как деревья. Но дон Эладио вскоре умер. Он прожил много лет, до конца был весельчаком и не знал усталости. Потому что родом он из Андалузии. И когда в последний раз капитан Эладио Собрино пришел к нам, он весь вечер пел старинные песни моряков и андалузские серраны.
В тот самый день, когда он навечно перестал петь и мечтать о море, я по лесенке забрался наверх и на борту модели парусника, прикрепленной над камином, написал его имя большими буквами. Вот откуда имя «Дон Эладио» у модели этой парусной лодки, которую смастерили для меня в Веракрусе моряки, покинувшие «Мануэль Арнус». Теперь над камином, сложенным из камня, которого так много в Исла-Негра, плывет парусник «Дон Эладио». Какое славное у него имя!»
Поэт был атеистом. Интересно, что он сказал бы, если бы узнал, что его наследие превратилось в прибыльный бизнес? Неруда покинул этот мир полвека назад. А его прекрасный дом, а вернее - все три! Его красивые вещи, привезенные со всего мира, бронзовый конь размером с живого коня!, его прекрасные деревянные скульптуры - женщины, украшавшие носы кораблей, и главное - его поэзия, его слова, оставленные на бумаге - живут и дышат сейчас!
Организованными стадами
Вход в дом-музей «Исла Негра» стоит 7000 песос, что в пересчете на рубли примерно семьсот рублей. То есть стоимость входного взрослого билета равна билету в Эрмитаж. Но если в Эрмитаже можно фотографировать на телефон - еще бы, ведь такие фото с тегами Hermitage - привлекут в музей еще больше иностранцев. То в музеях Неруды снимать нельзя. И еще мне не нравится система осмотра. Гид бъясняет, что нужно идти строго по пронумерованным комнатам. Здесь невозможно вернуться обратно, всмотреться в детали, если припичило. Все направления движения туриста строго выверены. Я не знаю, наверное, так удобно для работников - чтобы все проходили единой массой. И я спрашивала, почему так? Мне ответили: «На всякий случай! Как бы чего не вышло!»
Точно также устроена чилийская жизнь, по моим наблюдениям: с самого рождения у чилийца очень узкая дорога, точно как трек просмотра в домах-музеях Пабло Неруды, строго пронумерованная по номерам следования.
Так и живут, строго определенные рамками своего социального и материального положения. Не могу избавиться от ощущения тесноты, и некой узости мышления, пока следую послушно - как и все - единым стадом из комнаты в комнату. И с ностальгией вспоминаю наши музеи - можешь хоть час любоваться интересной деталью. Можешь хоть сто кругов нарезать по Эрмитажу, - ты не обязан идти строго по номерам залов.
«Аудио гид следует повесить на шею!», - говорит мне менеджер, организующий туристов в стада. Я не стала этого делать. Я с детства заню, что даже ключ на шее носить опасно.
Так организован просмотр во всех трех домах Неруды: два из них - Ля Часкона («La Chascona» в переводе: «Косматая», дом назван в честь жены Неруды - Матильды) и «Ля Себастьяна» - находятся в Сантьяго.
Сокровища Пабло
Пабло Неруда написал много стихов. И среди них есть, несомненно, очень интересные. Но мне, если честно, больше нравится Неруда-прозаик. Я была заворожена его удивительными исповедальными интонациями и прямотой, читая мемуары «Признаюсь, я жил!». Не могла оторваться, и прочла все за одну ночь! Такие яркие образы, какой слог, какая жажда жизни и вкус к путешествиям. В ту ночь Чили как страна Неруды мне стала понятней.
Неруду обожает моя бразильская подруга Таис. Она профессор в университете. Именно Таис привела меня в La Chascona в прошлом году. Спасибо ей. И ей очень нравится поэзия Пабло Неруды, она сказала тогда, задумчиво бродя по Ла Часконе: «А какие стихи о любви писал!» В тот же день я села читать Неруду-поэта. И открыла для себя Неруду-прозаика.
Таис бродила не спеша, наслаждаясь каждым моментом. Я же хотела обскакать все, а потом возвращаться в наиболее интересные для меня места. И тут я поняла, что это мне не удастся.
Я советую всем сходить в любой из музеев Неруды. Я обожаю его морской стиль, дом как корабль, дом как остров, дом как убежище от всего обыденного, дом как внутренний мир. Каждый из них устроен так, что из него можно не выходить неделями. И полон личных и эмоциональных деталей. Одно посещение красивых интерьеров вдохновляет! Пожалуй, если бы я была дизайнером интерьеров - то вдохновлялась именно стилем Неруды в своих работах по оформлению жилищ.
Неруда любил Чили, и это видно в том числе и по его домам.Такое гармоничное сочетание камня и дерева. У современных людей, живущих в Сантьяго, интерьеры квартир напоминают красивые, но безличные фотографии из каталогов мебели. У Неруды же каждая деталь дышит.
Он настолько любил вещи, что мог бы быть чилийским Плюшкиным, если бы у него не было возможности всё это так удачно разместить по трём жилищам. В домах много мебели сделанной на заказ. Меня очень вдохновили деревянные скульптуры женщин - настоящие морские богини. Неруда находил их буквально везде, восстанавливал и тащил в дом, выбирая место для каждой. И всех знал по именам. Вот, например, что пишет Неруда о Медузе в своих воспоминаниях:
«Глаза Медузы всегда смотрели на северо-запад, и ее большое тело, как и в прежние времена, клонилось к океану, точно на корабельном носу. Со временем мою Медузу, так занятно стоящую на цыпочках среди песков, повадились фотографировать туристы. А она, плутовка, каждый раз норовила водрузить себе на голову какую-нибудь птицу - то одинокую чайку, то горлицу, улетавшую по осени в дальние края. С огромной морской статуей свыклись и мои домашние, и Омеро Арсе, которому я не раз диктовал свои строки, подымая голову к ее пепельно-серому лицу. И вдруг на тебе - свечи! Однажды мы обнаружили в саду богомолок из соседней деревни, которые на коленях возносили молитвы этой видавшей виды корабельной даме. Они-то и зажигали перед ней свечи ближе к вечеру, а ветер, знавший наперечет всех святых, задувал их с полным равнодушием. Нет, это уж слишком!
Ну, кто она такая? Сначала - порт Вальпараисо, общество матросни и грузчиков, затем - политическое подполье, да еще на своей собственной родине, потом вдруг - Помона в складском саду, этакая благозвучная жрица, и теперь нежданно-негаданно - святая и, мало того, еретичка! При этом всякий знает, что у нас, в Чили, на меня готовы валить вину за все подряд. Так что того и жди припишут пропаганду новой ереси. Нам с Матильдой удалось разубедить наивных богомолок. Мы открыли им все подробности личной жизни этой вырезанной из дерева женщины и, кажется, уговорили не ставить перед ней горящие свечи, которые, к тому же, могли и спалить нашу грешницу. Кончилось тем, что мы унесли Медузу в дом, чтобы уберечь от свечного нагара, от губительного огня и затяжных дождей. Словом, ввели ее в пристойное общество других корабельных ростр.
И у Медузы началась совсем иная жизнь. Как только статую почистили, сняли стамесками и долотом толстый и жирный слой краски и грязи, она стала совсем иной. Засиял ее решительный профиль, изящные ушки и медальон, о котором мы даже не подозревали, а главное - во всей красе предстала густая грива волос, покрывавших ее голову, точно окаменевшей листвой какого-то дерева, которое еще помнит прилетавших к нему птиц».
Или, например, идея втащить в дом бронзового коня, и устроить карнавал в его честь. Да еще и попросить друзей принести для коня хвост.
Поэт глазами чилийцев
Не все чилийцы любят его творчество. Например, у меня есть друг, инженер и писатель Дарио. Дарио пишет в стол, и не может опубликоваться, в Чили с книгоизданием дела обстоят довольно грустно. Дарио мечтает о славе. Он начитан, образован. И когда я громко восхрщаюсь Нерудой, Дарио свирепеет. Он считает, что Неруда получил Нобелевскую премию не столько за талант, сколько по политическим причинам. И что его стиль, «мягко говоря, не элегантный».
То ли дело любимица всея Чили - Габриэля Мистраль. Не тольк поэт, но и просветительница и благодетельница. Она же поддерживала Неруду, когда тот был совсем юн и никому неизвестен, - и поэт вспоминает об этом на страницах «Признаюсь, я жил!».
В Исла Негра и ресторан есть. Улыбчивый менеджер по имени Эрик на удивление быстро находит нам уютный столик «с видом на море». Хотя весь ресторан представляет собой терассу с видом на море. Блюда в меню с подзаголовком: «Признаюсь, я ел!», «Признаюсь, я пил!» - игровая перекличка с названием книги мемуаров «Признаюсь, я жил!»
В ресторане пел пожилой ненавязчивый мужчина. Тихо, уютно и негромко, перебираю гитару на манер португальских мотивов, напевая то колыбельные: «Спи, тигренок, твоя мама пошла в деревню», то импровизируя, и мурлыча себе под нос: «Плакал с дождем - думал о тебе, возвращался домой - думал о тебе!».
Я заказала «Пастель де чокло» - кукурузная запеканка с морепродуктами. И «севиче» - маринованная в лимонном соке рыба - по стоимости получилось как и в ресторанах Сантьяго. (Больше о чилийской кухне в моей книге «Чилийский дневник. Пой, а не плачь!»).
Неруду тут часто называют «салонным коммунистом». Небедный человек с привычками буржуа и пристрастием к дорогим и стильным вещам был по сути «чужим среди своих»: бедных коммунистов он смущал достатком и жинью на широкую ногу, а для богатых был позёром, умело пользующимся политической обстановкой.
«Во времена Альенеде быть коммунистом было ... модно. Это было ... так романтично! Все тогда были коммунистами!», - рассказывает моя 70-ти летняя чилийская подруга. Её любимая чилийская поэтесса - Габриэла Мистраль. «Неруда в своих воспоминаниях не рассказывает, например, о том, что на Шри Ланке, во время работы послом, он организовал собственный бизнес по поставкам чая, и про другие свои предприятия также умалчивает».
Неруда-коммунист жил на три дома, в каждом была прислуга, - и он говорит об этом в своей книге. Одевался в самую модную одежду, и общался с элитой. В каждом из его домов - бар с отменным алкоголем.
Неруда и Вечность
«Но ведь он не мог не знать, как на самом деле живут люди в СССР, пока писал оды советскому режиму», - думаю я, читая приторные стихи Неруды о коммунизме конца пятидесятых. Сложно принять этот раскосяк, этот внешний конфликт, это несоотвестиве образа жизни убеждениям.
Стою в последнем зале музея, там, где собрана коллекция раковин и ракушек, привезенных со всех морей и океанов сюда, на край света. А на стене с проектора идёт изображение: Пабло Неруда в замедленной съемке бредёт по пляжу Лас Агатас в Исла Негра.
Вот где он сейчас - в небытие, «по вере своей», или где-то в специальных пушистых облаках для поэтов-атеистов? Не знаю! Но вещи его, красивые и диковинные, его дома, его подарки, его женщины-мечты, портреты Матильды - живут и будут жить тут, на другом краю земли. Вечно.
Исла Негра, 15 апреля, 2018 год. Чили