Мусь Кысь Грусть Брысь
Я впервые отчетливо ощутила свою ущербность, общаясь с ними: с Мусей и Бабушкиным, бывшими тогда одной сатаной. Я сидела напротив рыжей парочки в электричке до Питера и думала: какие же они другие.
И все время было боязно чего-то важного не знать. То было время самых интересных книжек, лучших фильмов зимними вечерами, первые игры в "Угадай персонаж", частично сохранившиеся на видео. Маша, как прокуратор Иудеи, недолюбливала свою должность редактора на радио "Z". Она первый человек, совершенно искренне считающий, что с моим носом все в порядке, и ничуть не сомневающийся в моих способностях. Это, я тогда думала, она от безграничной доброты, совершенно не материальное существо.
Она моментально нравится любой сволочи. Мрачные затравленные люди в метро, начинают весело переглядываться, просто давят смех, прячут улыбку, завидев ее, что-то энергично рассказывающую. Или вот еще, люди в мегаполисах перестали смотреть в глаза напротив, но не она. И она все еще может случайно познакомиться с кем-то в метро или в маршрутке до дому. С художником или просто одиноким алкашем. Я, какая бы не была брезгливая, тоже стала болтать с людьми везде, но для этого мне потребовалось переместиться на другой материк.
Крайне непрактично нравиться всем, это я не сразу поняла. Накликать на себя любовь полоумного одинокого какого-нибудь подпольного маньяка, или вовсе уже действительно мелкодушной обрюзгшей твари. Разгребать потом все это с мигренями и попытками объяснить им что-то по-человечески, но тщетно. Лучше бы, конечно, выбирать кому нравится, но она же не может держать свои флюиды на поводке.
Она питается человеческим вниманием, а без него хиреет. Это первый человек, проживающий в Испании, не проявляющий ни малейшего интереса к достижениям мировой архитектуры, ей до фени. Плевала она на эту Барселону, если вокруг нее не скачут влюбленные мексиканцы, или просто не попадаются интересные люди: грустный трансвестит со сложной судьбой, лесбиянка-гренадер, живописный нищий, сторожащий авоськи, пока она там морковку выбирает, или полоумные чудики музыканты Валенсио с Роуз.
Обыватель-машина, какой-нибудь злополучный ребенок в теле мужчины, встречаясь с живым мерцающим сознанием, ломается, шипит, терпит такую внутреннюю драму, шлейф от которой будет тянутся сквозь всю его унылую жизнь, как единственная встреча с чем-то непостижимым, как единственное соприкосновение с жизнью, чему он никогда не подберет названия, а будет лишь помнить что-то смутное, острое стеклышко на дне печени, "это сумасшедшая русская".
С тобой всегда было непросто, иногда я совсем не понимала мотивов твоих поступков. Иногда до того сложно, что проще всего было бежать. (А как тебе со мной-то было сложно! Как же ты настрадалась от ленивой мнительной злой жабы, я не представляю! Эту тему я разовью в своем следующем письме) Но обстоятельства. Бог меня упаси от идеальных друзей. Но я очень хочу живых, настоящих, обычных людей, использующих свое серое вещество. Сейчас я страшно рада, что всё так было. С трудностями. Я не знаю, что больше сближает, счастье ли, радости, или трудности. Или время, может быть, время нытья и поисков, непростое, безрадостное, зимнее. Сложно, но интересно. И так или иначе, все твои неудобные вопросы врасплох, когда я уже было думала что это и есть мои собственные выводы, заставляли меня думать самостоятельно. А это неудобно по-первости. Пересматривать шаблоны и ловить себя на каких-то смешных вещах.
Мы подошли вплотную к важнейшим экзистенциальным вопросам в этом году. Как бы я не хотела выучить за тебя испанский - ничего не получится, моя хорошая. Как бы я не хотела стать за тебя Только Тобой - придется потрудиться, покопаться в себе еще. Как и мне, как и многим.
Даже не буду вспоминать сколько там тебе стукнуло. В какой-то момент, я посмотрела вокруг и поняла, что друзья, не подвергаются старению, им как будто всегда чуть за двадцать. Тебе и вовсе, когда скачешь козой где-нибудь в зимней Барселоне, 16 лет с натяжкой, так чувствую я, так уверяют очевидцы, пересекающие океан с важными посланиями от руки и единственным русским словом - "истеричка".
Самый строгий редактор мой, немного очково поджидать твоей реакции, ты же можешь критикануть, мало не покажется. Но, "редактировать - не писать")) С днём варения)) Урра урра урра!
И все время было боязно чего-то важного не знать. То было время самых интересных книжек, лучших фильмов зимними вечерами, первые игры в "Угадай персонаж", частично сохранившиеся на видео. Маша, как прокуратор Иудеи, недолюбливала свою должность редактора на радио "Z". Она первый человек, совершенно искренне считающий, что с моим носом все в порядке, и ничуть не сомневающийся в моих способностях. Это, я тогда думала, она от безграничной доброты, совершенно не материальное существо.
Она моментально нравится любой сволочи. Мрачные затравленные люди в метро, начинают весело переглядываться, просто давят смех, прячут улыбку, завидев ее, что-то энергично рассказывающую. Или вот еще, люди в мегаполисах перестали смотреть в глаза напротив, но не она. И она все еще может случайно познакомиться с кем-то в метро или в маршрутке до дому. С художником или просто одиноким алкашем. Я, какая бы не была брезгливая, тоже стала болтать с людьми везде, но для этого мне потребовалось переместиться на другой материк.
Крайне непрактично нравиться всем, это я не сразу поняла. Накликать на себя любовь полоумного одинокого какого-нибудь подпольного маньяка, или вовсе уже действительно мелкодушной обрюзгшей твари. Разгребать потом все это с мигренями и попытками объяснить им что-то по-человечески, но тщетно. Лучше бы, конечно, выбирать кому нравится, но она же не может держать свои флюиды на поводке.
Она питается человеческим вниманием, а без него хиреет. Это первый человек, проживающий в Испании, не проявляющий ни малейшего интереса к достижениям мировой архитектуры, ей до фени. Плевала она на эту Барселону, если вокруг нее не скачут влюбленные мексиканцы, или просто не попадаются интересные люди: грустный трансвестит со сложной судьбой, лесбиянка-гренадер, живописный нищий, сторожащий авоськи, пока она там морковку выбирает, или полоумные чудики музыканты Валенсио с Роуз.
Обыватель-машина, какой-нибудь злополучный ребенок в теле мужчины, встречаясь с живым мерцающим сознанием, ломается, шипит, терпит такую внутреннюю драму, шлейф от которой будет тянутся сквозь всю его унылую жизнь, как единственная встреча с чем-то непостижимым, как единственное соприкосновение с жизнью, чему он никогда не подберет названия, а будет лишь помнить что-то смутное, острое стеклышко на дне печени, "это сумасшедшая русская".
С тобой всегда было непросто, иногда я совсем не понимала мотивов твоих поступков. Иногда до того сложно, что проще всего было бежать. (А как тебе со мной-то было сложно! Как же ты настрадалась от ленивой мнительной злой жабы, я не представляю! Эту тему я разовью в своем следующем письме) Но обстоятельства. Бог меня упаси от идеальных друзей. Но я очень хочу живых, настоящих, обычных людей, использующих свое серое вещество. Сейчас я страшно рада, что всё так было. С трудностями. Я не знаю, что больше сближает, счастье ли, радости, или трудности. Или время, может быть, время нытья и поисков, непростое, безрадостное, зимнее. Сложно, но интересно. И так или иначе, все твои неудобные вопросы врасплох, когда я уже было думала что это и есть мои собственные выводы, заставляли меня думать самостоятельно. А это неудобно по-первости. Пересматривать шаблоны и ловить себя на каких-то смешных вещах.
Мы подошли вплотную к важнейшим экзистенциальным вопросам в этом году. Как бы я не хотела выучить за тебя испанский - ничего не получится, моя хорошая. Как бы я не хотела стать за тебя Только Тобой - придется потрудиться, покопаться в себе еще. Как и мне, как и многим.
Даже не буду вспоминать сколько там тебе стукнуло. В какой-то момент, я посмотрела вокруг и поняла, что друзья, не подвергаются старению, им как будто всегда чуть за двадцать. Тебе и вовсе, когда скачешь козой где-нибудь в зимней Барселоне, 16 лет с натяжкой, так чувствую я, так уверяют очевидцы, пересекающие океан с важными посланиями от руки и единственным русским словом - "истеричка".
Самый строгий редактор мой, немного очково поджидать твоей реакции, ты же можешь критикануть, мало не покажется. Но, "редактировать - не писать")) С днём варения)) Урра урра урра!