про зиму
и спину я держу так прямо сейчас, и так высоко - голову, что не всегда замечаю подвох под ногами. ну и запинаюсь, конечно. не падаю. просто пробегаю пару метров, нелепо взмахнув руками. после чего еще выше вздергиваю подбородок и спину еще прямее держу. хотя, казалось бы, прямее уже некуда.
на улице совершенно определенная весна, которой я радуюсь недоверчиво, но тем неотвратимее предчувствие зимы. и тем нетерпимее три пустые подушки, для одной меня их слишком много. сплю наискосок, подмяв под себя одеяло. просыпаюсь со влажным лбом и отпечатавшимися длинными складками на бледном животе. а за окном, под белыми занавесями - обмороженные ветки. вздрагиваю ознобно и прячу голову обратно в подушку, пока третий по счету будильник не завибрирует пределах протянутой руки.
я перебираю шарфы как листки больничной карты. на каждом отпечатаны болезни зим, все слова, выговоренные на промерзших остановках вечерами, все слезы, вытертые шершавыми кистями. я не могу остановиться ни на одном. застегиваю на все шерстяной воротник и прячу кудри в серый капюшон, запустив руки в карманы. зима не придет же, покуда я не надену шарф, правда?
сейчас я стою на ветру, между лопаток остро и холодно. мне когда-то было уже так страшно, только я никак не могу вспомнить, как же я тогда избавилась от этого страха. и избавилась ли. поводок оказался перерезан. и вдруг стало некуда идти. переминаюсь с хлюпаньем в раскисших ноябрьских листьях и нет даже монетки, чтобы подбросить. идти на восток? но я не помню, где всходит солнце - так давно его не транслировали на небе. буду стоять. буду ждать знака. покуда не стемнеет, не начнет падать снег и щиколотки не прихватит морозцем. тогда встряхну головой, поведу плечами и пойду туда, где светится окно. обычное такое. с перекладиной буквой "т", с подвявшей геранью в горшке, где для меня может быть даже найдется кружка крепчайшего и сухие носки. а если нет, так постою просто у порога, погреюсь и пойду дальше, пряча нос в вязанный шарф.
на улице совершенно определенная весна, которой я радуюсь недоверчиво, но тем неотвратимее предчувствие зимы. и тем нетерпимее три пустые подушки, для одной меня их слишком много. сплю наискосок, подмяв под себя одеяло. просыпаюсь со влажным лбом и отпечатавшимися длинными складками на бледном животе. а за окном, под белыми занавесями - обмороженные ветки. вздрагиваю ознобно и прячу голову обратно в подушку, пока третий по счету будильник не завибрирует пределах протянутой руки.
я перебираю шарфы как листки больничной карты. на каждом отпечатаны болезни зим, все слова, выговоренные на промерзших остановках вечерами, все слезы, вытертые шершавыми кистями. я не могу остановиться ни на одном. застегиваю на все шерстяной воротник и прячу кудри в серый капюшон, запустив руки в карманы. зима не придет же, покуда я не надену шарф, правда?
сейчас я стою на ветру, между лопаток остро и холодно. мне когда-то было уже так страшно, только я никак не могу вспомнить, как же я тогда избавилась от этого страха. и избавилась ли. поводок оказался перерезан. и вдруг стало некуда идти. переминаюсь с хлюпаньем в раскисших ноябрьских листьях и нет даже монетки, чтобы подбросить. идти на восток? но я не помню, где всходит солнце - так давно его не транслировали на небе. буду стоять. буду ждать знака. покуда не стемнеет, не начнет падать снег и щиколотки не прихватит морозцем. тогда встряхну головой, поведу плечами и пойду туда, где светится окно. обычное такое. с перекладиной буквой "т", с подвявшей геранью в горшке, где для меня может быть даже найдется кружка крепчайшего и сухие носки. а если нет, так постою просто у порога, погреюсь и пойду дальше, пряча нос в вязанный шарф.