про совпавшее
случаются такие вечера, когда все идет - "как надо", даже если бесконечно куда-то опаздываешь, чулок коварно пустил стрелку, а от тяжести сумки с фотоаппаратами и книгами стонет плечо. такие вечера кажутся совсем весенними, хотя насквозь сентябрьские. после полудневного дождя город акварельно расцвечен низким солнцем. садишься в автобус. по нераспробованному еще маршруту - куда-то, смутно угадывая, что именно туда, куда опаздываешь. дома стоят нежно-пастельные как мочка дитячьего уха, над исакием громоздится его облачный близнец. на мосту - с одной стороны краны, корабли, сияющая рябь, с другой - на темно-синем щурится золотом петропавловская.
выходишь. и сразу же подхватывает ветром. ежишься под плащом, комкаешься, но быстро согреваешься, повернув ему навстречу, толкая его грудью, плечом, лбом. раскидываешь руки. хохочешь. поешь громко, какая разница - никто не услышит, ветер разбивает все звуки вдребезги, а тебе залепляет рот твоей же песней. волосы надо лбом, тщательно усмиренные после ветра - дыбом и завихрениями.
необязательные, но занятные разговоры, коньяк с колой, с балкона подсматривать вниз и на соседние, под удобным углом обзора, балконы, где так же тлеют огненные мухи, чтобы потом рассыпаться искрами. цветастая ефросинья михална под ласковой мышкой.
и обратно, сразу же, окунаешься в ливень. такой, что плащ насквозь, что зонт не спасает, что издаешь ликующее "эхэй", и все лужи отчетливо пахнут рыбой. и то самое, непередаваемое "все равно", когда ступаешь во все лужи, мало беспокоясь, что за голенищами уже разливанное, а юбка прилипла к коленкам и мешает идти.
возвращаешься, греешься щекой и руками о кружку с молочным улуном, но до верху наливает теплом от одного лишь слога, оброненного взбудораженной совестью. мягко опускаешь руки, держишься за щиколотки, подтянутые на сиденье стула и едва не тычешься лбом по-дурацки в пятнистое мониторное стекло.
все идет "как надо". благословенны такие вечера, когда можно не думать о том, как же жить дальше, как, черт возьми, развиваться! загадаю, пожалуй, деду морозу, по одному такому вечеру хоть раз в неделю. пообещаю быть хорошей девочкой и чистить зубы каждое утро.
выходишь. и сразу же подхватывает ветром. ежишься под плащом, комкаешься, но быстро согреваешься, повернув ему навстречу, толкая его грудью, плечом, лбом. раскидываешь руки. хохочешь. поешь громко, какая разница - никто не услышит, ветер разбивает все звуки вдребезги, а тебе залепляет рот твоей же песней. волосы надо лбом, тщательно усмиренные после ветра - дыбом и завихрениями.
необязательные, но занятные разговоры, коньяк с колой, с балкона подсматривать вниз и на соседние, под удобным углом обзора, балконы, где так же тлеют огненные мухи, чтобы потом рассыпаться искрами. цветастая ефросинья михална под ласковой мышкой.
и обратно, сразу же, окунаешься в ливень. такой, что плащ насквозь, что зонт не спасает, что издаешь ликующее "эхэй", и все лужи отчетливо пахнут рыбой. и то самое, непередаваемое "все равно", когда ступаешь во все лужи, мало беспокоясь, что за голенищами уже разливанное, а юбка прилипла к коленкам и мешает идти.
возвращаешься, греешься щекой и руками о кружку с молочным улуном, но до верху наливает теплом от одного лишь слога, оброненного взбудораженной совестью. мягко опускаешь руки, держишься за щиколотки, подтянутые на сиденье стула и едва не тычешься лбом по-дурацки в пятнистое мониторное стекло.
все идет "как надо". благословенны такие вечера, когда можно не думать о том, как же жить дальше, как, черт возьми, развиваться! загадаю, пожалуй, деду морозу, по одному такому вечеру хоть раз в неделю. пообещаю быть хорошей девочкой и чистить зубы каждое утро.