Девяносто процентов населения входят в девяносто процентов населения

Mar 20, 2009 01:40

Времена года легче всего различать по тону городов. Иерусалим, скажем, общается весной совсем иначе, чем осенью или зимой. Зимой он становится задумчив почти как Европа, гордо делая вид, что дождь и ветер для него - обычное дело. Осенью разговаривает философски: развешивает прекрасные лозунги и наклейки, например, категоричную, ровно по пути твоего следования: "Тебе туда". Видела еще как-то на помойке надпись "Уравень образавания", или вот, на стенде для объявлений: "Девяносто процентов населения входят в девяносто процентов населения". Осенью с Иерусалимом трудно спорить.

Весной с ним тоже трудно спорить (с городами его возраста вообще приходится считаться), но уже по другой причине. Весной город сбрасывает с себя маску хоть какой-нибудь логичности и делается придурочно-ненормальным ("можно подумать, он раньше был нормальным", качают головами неспешно расцветающие на солнышке старушки). Мизансцены начинаются с нуля, из пустоты, из полного отсутствия причины, и заворачивают куда-то, где по определению ничего не было только что. Так и выстраивается весна. Вы когда-нибудь видели цветущий розовый миндаль? Вам не приходило в голову, что это, вообще-то, ненормально - так цвести?

В небольшом зеленом парке молодая женщина выгуливает черного терьера. Терьер расслаблен, ему тепло и приятно, и хочется валяться на траве. А женщине хочется выгуливать Настоящую Собаку - поэтому она обучает своего терьера облаивать кошек. Пособием работает огромный серый кот в полоску, местный патриарх и отец большинства шастающих по кустам котят. Этого кота тут знают все - он солиден, нетороплив и умеет производить впечатление. Его очень легко уговорить что-нибудь для вас сделать, к примеру, посидеть спокойно или подойти и дать себя погладить, но в тот момент, когда он делает то, что вы просили, у вас возникает странное ощущение, что это вы сейчас делаете то, о чем он вас просил. Кот сидит в траве на расстоянии одного кота от терьера и без выражения смотрит на собаку. Собака примерно также смотрит на кота.
- Фас! - говорит хозяйка собаки и дергает поводком. Над собакой пролетает бабочка. - Фас! - повторяет хозяйка недовольно. Собака молчит. Кот зевает.
- Развели собак.
- Что? - хозяйка терьера, вздрагивая, отшатывается от кота.
- Развели собак, говорю. А собаки, между прочим, гадят! А кто за ними будет убирать?
Мимо проходит девушка с длинными черными волосами. Судя по состоянию волос, в последний раз девушка причесывалась еще зимой. Хозяйке терьера немедленно нравится девушка, ее волосы, ее мнение и все происходящее. Она темпераментно отвечает что-то в стиле «не вы мне будете указывать», девушка, обрадованная свежестью подхода, возвращает мяч «а вы мне не затыкайте рот», дальше следует сцена, в своей последовательности и логичности не уступающая снежному кому. Уже удаляясь, девушка докрикивает:
- И перестаньте воображать, что вы можете диктовать мне, о чем говорить!
Хозяйка терьера пожимает красивыми плечами.
- Я еще буду кого-то спрашивать, где мне гулять, - бормочет она про себя.
В этот момент терьер выходит из летаргии и, не отрывая взгляда от кота, сообщает:
- Ваф.
Кот с видом «ну наконец-то» встает и уходит. И женщина с терьером уходит тоже, довольная своей Настоящей Собакой. С этим животным выйти на улицу невозможно. Кошкам прохода не дает.

Девяносто процентов населения, конечно, входят в девяносто процентов населения. А остальные десять процентов входят весной практически во всё. Я сижу на скамейке, а мимо шествует длинный мужчина в берете и с длинными дредами по плечам. Косится на лэптоп, лежащий у меня на коленях. Произносит строго, будто уча ребенка:
- Это - не Англия!
После чего добавляет интимным полушепотом:
- Это - Франция.
И уходит, веселый, с прямой спиной.

Погруженная в это откровение, иду по той улице, где стоит дом премьер-министра (или президента? я их путаю). Краем глаза отмечаю уличный газовый обогреватель - есть у нас такие, что-то типа столба с зонтиком на макушке, из-под которой вниз распространяется тепло. На обогревателе висит напечатанное объявление: «Не трогать! Не работает!», а снизу приписано от руки: «ну и не надо». Кстати, просьбу «не трогать» тут соблюдают: обогреватель так и стоит посреди улицы.
А еще посреди улицы вдруг возникает симпатичный молодой человек в костюме и галстуке, белая рубашка светится чистым воротником. Улыбается шире ушей. «Еще один ненормальный», - благожелательно думаю я, перебирая на ходу кнопочки музыкальной флешки.
- Привет, - здоровается молодой человек, не переставая улыбаться.
- Привет, - не спорю я, не переставая перебирать кнопочки. В ушах у меня наушники, в голове - очередной мыслительный процесс. Флешку я держу перед глазами, пытаясь найти нужный файл.
- Ты сейчас что фотографировала? - интересуется молодой человек в костюме.
- Что фотографировала? - интересуюсь я. В наушниках играет что-то эмоциональное.
- Я не знаю, - признается молодой человек. - Я тебя спрашиваю. Ты сейчас фотографировала?
- Я? Фотографировала?
Взаимный интерес растет с каждой минутой. Надо вынуть наушники, что ли. А то мы как-то плохо друг друга понимаем, а для того, чтобы расстаться с городским сумасшедшим, его нужно как минимум понять. К тому же у меня слабость к городским сумасшедшим, особенно весной.
Вынимаю наушники, показывая молодому человеку, что на ближайшие две минуты я принадлежу ему практически целиком.
- У тебя есть фотоаппарат? - спрашивает молодой человек.
Начинаю честно думать. Во флешке точно нет. И отдельно тоже нет, не ношу я с собой фотоаппарат. Но, кажется, есть в мобильном телефоне.
- Есть. Но не очень хороший, - честно предупреждаю я. - В телефоне. Тебе нужен фотоаппарат?
- Мне? - на секунду теряется молодой человек. - Мне не нужен. У меня есть.
Я искренне рада за молодого человека, у которого, как выясняется, даже есть фотоаппарат. Но остается совершенно непонятным, чего ему в таком случае требуется от меня. Может, капельку участия?
- А где твой фотоаппарат? - спрашиваю как можно ласковей, тоном давая понять, что не покушаюсь на ценное имущество.
Молодой человек поднимает руку и показывает на огромную камеру над входом в дом премьер-министра:
- Вот.
«Ну точно, сумасшедший, - думаю я, - пора сваливать».
- Если тебе не нужен мой фотоаппарат, тогда я пойду, хорошо?
- Ты можешь мне показать свой фотоаппарат? - упорствует молодой человек. - Я хочу понять, что ты фотографировала.
Стараюсь говорить как можно мягче.
- Я не фотографировала.
Надо же, а такой симпатичный мальчик. Может, он хочет, чтобы я его сфотографировала? Кокетничает так?
Молодой человек секунду думает.
- А это, в таком случае, у тебя что?
- Это? Музыка. Флешка. Наушники, видишь? От фотоаппарата обычно не идут наушники.
- И фотоаппарата в этой флешке нет?
Снова здорово.
- Нет.
У молодого человека, между прочим, у самого наушник в ухе. Он поправляет его и с неослабевающим интересом смотрит на меня.
Я на секунду отвлекаюсь от своего восхищения ситуацией и тут до меня доходит. Дом премьер министра, молодой человек в костюме с наушником в ухе, его фотоаппарат - камера над входом, фотографировать запрещено…
Кажется, весну тому молодому человеку декорировали мной. Теперь будет рассказывать, что одна ненормальная предлагала ему фотоаппарат в музыкальной флешке.

А мне весну регулярно декорирует один знакомый ретривер. Это очень красивый пес, золотой, с настолько шелковистой шерстью, что ее явно кто-то вычесывает. Ретривер живет где-то неподалеку от моей клиники и регулярно пасет сам себя на лужайке перед входом. Я ему радуюсь, он машет мне хвостом. Тут недавно прихожу и вижу, обмирая - ретривер умер! Лежит, лапы жалкие, оскал, глаз не видно… Труп собаки в полный рост. Приближаюсь, чтобы посмотреть поближе, может, только заболел? Завидев меня, безнадежно мертвая собака вскидывается, радостно машет хвостом, делает несколько кругов по лужайке и снова валится наземь. Уже третий раз умирает за эту неделю. И я каждый раз покупаюсь. Не поручусь, но по-моему, ему это нравится. Он даже улыбаться начал, когда мертвый там лежит.

Весенний город отзывается на всё. В магазине, где продаются карнавальные костюмы, перед Пуримом стоит, конечно, шум и гам. Стройные девочки примеряют хвосты и рожки, по проходу бегает хасид с пачкой цветных кринолинов, коляски загромоздили все углы, блестки блестят, дудки дудят, гудки гудят (дети проверяют товар на качество), продавщица в черно-белом ведьминском парике вытирает потный лоб и считает сдачу, ее помощница с нимбом на голове ругается с поставщиком, чад, как в аду.
Вдруг раздается дикий крик:
- Эмуна! Эмуна! Эмуна-а-а!
А «Эмуна» (ударение на «а») на иврите - это «вера». И есть такое женское имя, не настолько популярное, как Вера в России, но совершенно с тем же смыслом. И вот на весь магазин, среди блесток и колясок, несется нервное:
- Э-м-у-наааа!!!
Народ начинает оглядываться и смотреть себе под ноги, кто-то тоже повторяет это «Эмуна», даже беганье по коридору на секунду приостанавливается.
И тут в проход выходит крошечное существо лет двух, с восемью короткими косичками на голове. У существа серьезные карие глаза и толстые щеки. Существо крепко держит в руке леденец и осведомляется деловитым басом:
- Чего?

На лужайке лежит без труда оживающий пес, обогрев не работает (ну и не надо), по улицам ходят красавцы в костюмах, спрашивая у прохожих фотоаппараты, коты дрессируют собак, а вера идет на зов. Какая разница, кто из нас ненормальный.
Previous post Next post
Up