выход в город
У меня есть знакомый зубной врач, который во время лечения зубов обязательно рассказывает анекдоты. У него подход такой - он считает, что если пациенту в кресле весело, то и лечение идёт удачно. Пациентам обычно нравится. Но одна среди них дама этого подхода не одобряет. Она считает, что зубоврачебное кресло является специальным Место для Пытки, поэтому в нем не должно быть смешно, а должно быть трагично. Анекдоты оскорбляют её - тем, что снижают уровень трагедии. Поэтому она, садясь в кресло и жертвенно зажмуривая глаза, каждый раз произносит напряженным голосом:
- Простите, доктор, а можно без анекдотов?
Когда я разговариваю с собственной жизнью (а наши отношения временами сильно смахивают на то самое зубоврачебное кресло: в результате хорошо, а в процессе так себе), я вечно прошу её об обратном. Простите, доктор, прошу я, а можно с анекдотами?
Можно, говорит мне моя жизнь, я ведь и сама...
Если бы не её вечные анекдоты, я бы давным-давно сбежала из этого дурацкого кресла. А так терплю. Бормашина, свёрла разные, лекарства противные, здоровье, общество, политика, кулинария, отношения, конфликты, психология, воспитание, возрастание - ну гадость же, как есть гадость, зажмуриться и не жить. Но вот пару дней назад я ходила в Центральное Налоговое Управление. И там, над столом одного из важных чиновников, увидала табличку. На табличке надпись:
- Я люблю, я любил, я люблю всегда.
Скажи мне, спрашиваю я у жизни своей, это мне конфетка за то, что я всё-таки пришла разбираться со своими налогами, да?
Подмигивает, довольная. Я люблю, я любил, я люблю всегда. И подпись: Центральное Налоговое Управление. Амен.
В центре города Иерусалима, на фонарном столбе - стандартный знак "парковка запрещена". Знак подкреплен стандартной же картинкой: тягач увозит легковушку. Под картинкой - наклейка оранжевого цвета. Наклейка гласит: "еврей не может гнать еврея!".
Она откровенный циник, моя жизнь.
В том же центре Иерусалима стою возле автобусной остановки. Давно известно - хочешь кого-нибудь встретить, встань в центре Иерусалиме, встретишь рано или поздно кого угодно. Рядом со мной стоит наш сосед, довольно известный в городе человек. Мимо проходит женщина, журналист, знающая нас обоих. Говорит по мобильному телефону. Активно машет нам рукой на ходу, жестикулирует, давая понять, что безумно рада нам и очень хочет поговорить, сообщает при нас в телефон "ой, я тут на улице друзей встретила, извини, ну мы ведь уже договорили, да?". Не отнимая телефона от уха, широко улыбается нам, мы (особенно мой сосед, я-то с ней едва знакома) улыбаемся ей, она машет рукой еще раз, указывает на телефон - мол, не отвлечься, увы... - и проносится мимо, договаривая в телефон "ну ладно, да, я тут на улице встретила - пока!". И спина её, победительно белеющая вдалеке, и рука её, облегченно швыряющая в сумку телефон.
Я люблю, я любил, я люблю всегда. А подпись - "Налоговое Управление". Я смеюсь вслух. Моя жизнь начинает осень.
Дети пошли в детский сад и взрослеют на глазах. Сегодня с утра Муся серьёзно рассуждала, зачем нужно ходить в садик, а потом в школу. Расспрашивала меня. Я предлагала какие-то стандартные варианты - друзья, знания, интересно, много нового, фигли, мигли. Муся выслушала это всё и вынесла вердикт:
- В садик ходить нужно потому, что без этого не стать взрослым. Только тот, кто в детстве ходил в садик, сможет, когда вырастет, ПО-НАСТОЯЩЕМУ мыть посуду.
Подумала и добавила с грустью:
- Так и будешь всю жизнь смотреть мультики, бегать на площадку и играть с конструктором. А посуду как большая мыть не сможешь - и какая без этого может быть интересная жизнь?
Заодно и мне восстановили давнюю логическую цепочку: я ведь в детстве в садик практически не ходила. И какая без этого может быть посуда?
В первый же день в садике Муся и её подруга Котяня принимают участие в игре "Назови своё любимое животное". Иврита наши дети пока не знают, поэтому игра идёт через переводчика. Подумав, Муся признаётся переводчику, что её любимое животное - Котяня.
Спасибо хоть не сказала "мама". Обычно она именно этим словом отвечает на любой сомнительный вопрос.
Позвонила мне вчера по телефону из садика: "Я сегодня не плакала! Я обещала тебе, что не буду плакать -и не плакала. Совсем". По утрам она там еще плачет, скорбно поджимая губы и катя объемные круглые слёзы из огромных круглых глаз. Страстно обнимается со мной, получает порцию поцелуев и объяснений в любви, неохотно успокаивается, остаётся. Днем приходит домой, усталым жестом сбрасывает с плеч новенький сине-красный рюкзак с вышитой уткой. Ставит в углу. Вытирает лоб: "жа-а-арко". Садится на колени, прижимается, льнёт.
- Пойдешь завтра в садик?
- (твёрдо) Пойду.
Упрямая. В меня.
- Простите, доктор, а можно без анекдотов?
Когда я разговариваю с собственной жизнью (а наши отношения временами сильно смахивают на то самое зубоврачебное кресло: в результате хорошо, а в процессе так себе), я вечно прошу её об обратном. Простите, доктор, прошу я, а можно с анекдотами?
Можно, говорит мне моя жизнь, я ведь и сама...
Если бы не её вечные анекдоты, я бы давным-давно сбежала из этого дурацкого кресла. А так терплю. Бормашина, свёрла разные, лекарства противные, здоровье, общество, политика, кулинария, отношения, конфликты, психология, воспитание, возрастание - ну гадость же, как есть гадость, зажмуриться и не жить. Но вот пару дней назад я ходила в Центральное Налоговое Управление. И там, над столом одного из важных чиновников, увидала табличку. На табличке надпись:
- Я люблю, я любил, я люблю всегда.
Скажи мне, спрашиваю я у жизни своей, это мне конфетка за то, что я всё-таки пришла разбираться со своими налогами, да?
Подмигивает, довольная. Я люблю, я любил, я люблю всегда. И подпись: Центральное Налоговое Управление. Амен.
В центре города Иерусалима, на фонарном столбе - стандартный знак "парковка запрещена". Знак подкреплен стандартной же картинкой: тягач увозит легковушку. Под картинкой - наклейка оранжевого цвета. Наклейка гласит: "еврей не может гнать еврея!".
Она откровенный циник, моя жизнь.
В том же центре Иерусалима стою возле автобусной остановки. Давно известно - хочешь кого-нибудь встретить, встань в центре Иерусалиме, встретишь рано или поздно кого угодно. Рядом со мной стоит наш сосед, довольно известный в городе человек. Мимо проходит женщина, журналист, знающая нас обоих. Говорит по мобильному телефону. Активно машет нам рукой на ходу, жестикулирует, давая понять, что безумно рада нам и очень хочет поговорить, сообщает при нас в телефон "ой, я тут на улице друзей встретила, извини, ну мы ведь уже договорили, да?". Не отнимая телефона от уха, широко улыбается нам, мы (особенно мой сосед, я-то с ней едва знакома) улыбаемся ей, она машет рукой еще раз, указывает на телефон - мол, не отвлечься, увы... - и проносится мимо, договаривая в телефон "ну ладно, да, я тут на улице встретила - пока!". И спина её, победительно белеющая вдалеке, и рука её, облегченно швыряющая в сумку телефон.
Я люблю, я любил, я люблю всегда. А подпись - "Налоговое Управление". Я смеюсь вслух. Моя жизнь начинает осень.
Дети пошли в детский сад и взрослеют на глазах. Сегодня с утра Муся серьёзно рассуждала, зачем нужно ходить в садик, а потом в школу. Расспрашивала меня. Я предлагала какие-то стандартные варианты - друзья, знания, интересно, много нового, фигли, мигли. Муся выслушала это всё и вынесла вердикт:
- В садик ходить нужно потому, что без этого не стать взрослым. Только тот, кто в детстве ходил в садик, сможет, когда вырастет, ПО-НАСТОЯЩЕМУ мыть посуду.
Подумала и добавила с грустью:
- Так и будешь всю жизнь смотреть мультики, бегать на площадку и играть с конструктором. А посуду как большая мыть не сможешь - и какая без этого может быть интересная жизнь?
Заодно и мне восстановили давнюю логическую цепочку: я ведь в детстве в садик практически не ходила. И какая без этого может быть посуда?
В первый же день в садике Муся и её подруга Котяня принимают участие в игре "Назови своё любимое животное". Иврита наши дети пока не знают, поэтому игра идёт через переводчика. Подумав, Муся признаётся переводчику, что её любимое животное - Котяня.
Спасибо хоть не сказала "мама". Обычно она именно этим словом отвечает на любой сомнительный вопрос.
Позвонила мне вчера по телефону из садика: "Я сегодня не плакала! Я обещала тебе, что не буду плакать -и не плакала. Совсем". По утрам она там еще плачет, скорбно поджимая губы и катя объемные круглые слёзы из огромных круглых глаз. Страстно обнимается со мной, получает порцию поцелуев и объяснений в любви, неохотно успокаивается, остаётся. Днем приходит домой, усталым жестом сбрасывает с плеч новенький сине-красный рюкзак с вышитой уткой. Ставит в углу. Вытирает лоб: "жа-а-арко". Садится на колени, прижимается, льнёт.
- Пойдешь завтра в садик?
- (твёрдо) Пойду.
Упрямая. В меня.