То, что хотел бы я высказать
То, что хотел бы я высказать, высказыванию не подлежит,
ибо вот то, что я высказать хотел бы, оно таково,
что, когда его все же высказать пытаешься, оно бежит,
а когда не пытаешься, век не избавишься от него.
(Щербаков, конечно)
Вот и я о том же. То, что хотел бы я высказать, высказыванию не подлежит. Не потому, что в нём есть что-то тайное или неверное (откуда я вообще знаю, что в нём есть, если оно высказыванию не подлежит, даже перед самой собой?), а просто потому, что когда его все же высказать пытаешься, оно бежит (в том числе и от меня), а когда не пытаешься (невозможно ведь всё время пытаться), век не избавишься от него. И не просто "не избавишься", а как-то даже немного неприлично получается. Как в выражении "чего-то хочется, то ли музыки и цветов, то ли убить кого". Убивать мне, впрочем, никого не хочется, меня, в общем, все устраивают, с музыкой и цветами дела обстоят неплохо в том смысле, что отстань, Петька, не до грибов, но вот хочется мне явно см. начало всего этого безобразия.
Слава Богу, меня в жизни хоть чему-то учили (девушку в седьмом ряду, похожую на птицу, я убедительно прошу прекратить хихикать). А чему меня в жизни учили? (с тем, кто крикнул с галёрки "ничему", я поговорю отдельно). Меня в жизни учили, что когда состояние выражено до конца, оно меняется. То есть если тебе, допустим, скучно, надо подойти к стенке и крикнуть в неё "мне скучно!". Изменилось что-нибудь? Ни фига? Значит, еще раз крикнуть. И еще раз. И пока не заржёшь в голос (ну смешно же, ёлки, как говорит одна моя знакомая). Если заржал в голос - значит, уже не скучно. Ну какое там скучно, если стоит человек перед стенкой и в голос ржёт...
Да нет же, нет, не стою я перед стенкой. То есть я могу встать, если надо, вот я уже встала, вот я уже стою, вот так - хорошо? Левее? Уже. Хорошо? Спасибо. Ногу поджать? Поджа... это еще зачем, собственно? Чтобы служба мёдом не? А зачем мне службу мёдом да? Я, между прочим, состояние выражать пришла, а не службу мёдом мазать. К тому же, моя служба - она и не мёд. Она так, брага. В том смысле, что что-то где-то бродит, а что именно бродит, и куда оно бредёт - непонятно. Я бы и рада бы понять, я бы и счастлива бы, потому что очень как-то так себе бродить с чем-то внутри бродящим и куда-то бредущим, при том, что вы с ним незнакомы - но понять у меня пока что не получается. У меня сейчас вообще мало что получается. Читать, например, не получается - потому что для чтения нужен минимальный уровень сосредоточенности, а с этим у меня не очень хорошо, в смысле, с этим у меня слишком хорошо - я так сосредоточена сама не знаю, на чем (то есть на попытках понять, а на чем же, собственно, я так сосредоточена), что сосредотачиваться ни на чем другом я уже просто не в состоянии. Писать получается еще хуже, чем читать, потому что если читать не зная, о чем ты читаешь, еще как-то можно, то писать, понятия не имея, о чем ты пишешь, уже сложнее. А того, кто ехидно спросил "а чем ты тогда в данный момент занимаешься", я прошу найти себе какой-нибудь другой кроме меня автоответчик и оставить меня, наконец, в покое.
О покое. Один раз в жизни я мечтала, чтобы на меня упал потолок. Потолок, который, по моей задумке, должен был на меня упасть, был высоченным потолком старого московского дома, с лепниной по углам и люстрой по центру. Над потолком гнездилась крыша, тоже довольно тяжелая - в том плане, что если бы потолок на самом деле на меня упал, а вслед за ним (видимо, от удивления), упала бы и крыша, мне бы вряд ли пришлось когда-либо решать еще какие бы то ни было проблемы. То есть я лежала в кровати и мечтала, как бы было хорошо, если бы на меня сейчас упал потолок. Нет, мне вовсе не было запредельно плохо. Наоборот, мне было запредельно хорошо. Мне было пятнадцать лет и у меня было всё.
На следующее утро меня ожидало очень давно ожидаемое свидание с тем, кто на тот момент составлял более или менее весь смысл моей жизни, плюс пенилась и кипела вокруг меня и с моим участием масса разных интересных дел, плюс через несколько месяцев мне предстоял отъезд в Израиль, куда я очень хотела уехать, да. И вот лежала я в квартире у своей бабушки, ночью, на кровати, любовалась белеющим в темноте высоким потолком, балдела от того, сколько же всего хорошего меня в жизни ждёт, не могла заснуть от бурлящего адреналина и вдруг подумала: а вот хорошо бы на меня сейчас упал потолок.
Зачем? Затем, что, по моему ощущению, тот конкретный момент был моментом полного, максимального и исчерпывающего счастья. У меня пятнадцатилетней в тот момент было в душевном плане всё, в чем я, пятнадцатилетняя, на тот момент в этом плане нуждалась. У меня были любовь, творчество и будущее. Ничего, кроме этого, мне не было нужно. Ничего, кроме этого, у меня и не было (если не считать ценным имуществом дикий нрав и жуткий нос). Если бы на меня сейчас упал потолок, думала я, улыбаясь в темноте сама себе, это был бы исчерпывающий конец всего, что со мной было в жизни. Мне так хорошо сейчас, что лучше уже вряд ли будет - и не потому, что ничего хорошего со мной уже не произойдет, а просто потому, что любая эмоциональная шкала имеет свои границы. Если я сейчас ощущаю, что мне беспредельно хорошо, и ничего лучше я ощутить уже просто не в силах, значит, это - моя верхняя граница. А если я УЖЕ там, то зачем мне дальше? Тем более, что никакое "дальше" (а тем более - любовь, творчество и будущее) не обходится без неожиданностей и разочарований. Тем более, что необязательно в реальности испытать то, чего так ждёшь - достаточно вплотную к нему подойти. Тем более, что "а предвкушенье слаще, чем вкушенье". Тем более, что.
Потолок на меня, как нетрудно догадаться, в ту ночь так и не упал, более того - как тоже нетрудно догадаться - я не особо и расстроилась. Просто запомнила идею: что вот был в моей жизни такой момент, когда я была настолько счастлива, что мечтала, чтобы на меня упал потолок. Я потом довольно часто вспоминала эту идею. Даже говорила иногда: вот, мне сейчас ТАК хорошо, что... Кстати, тогда, наутро после той ночи, всё почему-то пошло наперекосяк. Интересные творческие дела принесли сильно меньше удовлетворения, чем хотелось, долгожданное свидание состоялось и окончилось стрррррашной ссорой, длившейся еще полный месяц из немногих оставшихся мне на жизнь в России, а отъезд в Израиль, как прекрасно знают все пережившие подобное, был не "хорош" и не "плох", он был просто другой жизнью, огромным этапом, изломом всего и прорывом через всё, и его очень сложно было определять в понятиях "счастлива" или "нет", особенно в первые годы. В общем, ничего лучше, чем та ночь под тем потолком, меня действительно еще долго не ждало. Потом-то ждало, конечно, потом я начала взрослеть и расти, потом были пережиты такие вещи, пережить которые уже само по себе - счастье, не говоря уже обо всём остальном, но еще несколько лет, когда я думала иногда: а хорошо ли, что на меня в ту ночь не упал потолок? - у меня не было ответа. Теперь-то есть, конечно. Но то теперь.
То, что хотел бы я высказать, высказыванию ну никак не подлежит. Не подлежит оно высказыванию, хоть ты тресни. Ну о чем ты, скажи на милость? О потолке? О счастье? Об этапе? Об этапе, конечно. У меня что ни день, то этап, что ни год, то этап, что ни жизнь, то этап. Пережили - ладушки. Собрали в коробочку памяти всё интересное-нужное-важное, собрали в другую всё сложное-печальное-отчаяное, взяли в руки обе коробочки, тщательно забыли, в которой руке - какая, и перешли себе дальше. Так и живём. Так и живу.
Если бы хотя бы мочь объяснить, о чем. Даже ладно уже высказать - просто объяснить. Вот просто сказать: я, мол, о том-то. Или об этом-то. Один мой приятель, когда мы собираемся, чтобы поиграть в бридж, на мой из вечной задумчивости задаваемый вопрос "ну, во что играем?" неизменно отвечает "в футбол". Можно о футболе, да. Но зачем же я буду писать о футболе, если то, что хотел бы я высказать, высказыванию не подлежит? Низачем. Не пишу.
Из чего? Господи, из чего? Из каких-таких слов и фраз вынуть, извлечь, вытащить, выразить, выкристаллизовать (какое длинное слово) всё то, что так угрюмо тяжело ворочается там, откуда выход один - сюда? Проблема-то не в словах, не в словах и не в темах, и тем немало, и слова (ну в самом деле) подобрать несложно, проблемы высказать то, что высказыванию не подлежит - хотя бы потому, что высказать его тяжело, и только дойдя до какого-то уровня себя, вообще возможно (вечный вопрос - дошла? нет?), но и потому, что, когда его высказать не пытаешься, век не избавишься от него. Век. Что такое "век"? Это окончание слова "человек", да? Человек - это чело (лоб, голова - может, мысли?), которое живёт век. Свой век, не чужой. Потом умирает, и вместо него поднимается другое чело, на другой век. Моё чело бьётся о стекло. Моё стекло бьётся о чело. Садомазохизм какой-то. Тоже неплохо, если подумать, но сводить всё на свете к садомазохизму - это всё-таки некоторый примитив. Есть же, в конце концов, и другие способы познать себя, попутно доставив удовольствие окружающим.
Я еще долго могу плести слова (кто бы сомневался), но есть ли смысл? Сплетая слова, ухожу от темы. Но темы нет (вру: тема есть), есть сильное желание написать то, о чем можно написать, только выразив до конца уровень его невыразимости. А тот, кто понял это объяснение, не нуждается в этом объяснении... Мне тяжело, мне хорошо. Мне так, как и должно быть, и только страх не смочь, не договорить, не успеть (не поймать?) толкает меня вперёд в моём упрямстве. Ну зачем тебе, спрашивается, биться головой об забор? Затем, что пока не пробьёшь забор, не выйдешь на свет. А зачем именно головой? А голова крепче остальных частей тела. А зачем именно своей головой? А чужой пробьёшь - выйдешь на чужой свет. Чужой свет - он прерывист и переливчат, он хитёр и обманчив, он светит, но не греет, он греет, но не тебя, он душевен, но не нужен. А свой свет - это то, что находится за тем, что нужно пробить для того, чтобы попасть туда, куда без этого не попасть. А тот, кто понял эту фразу, не нуждается в этой фразе. А всё-таки хорошо, что на меня тогда не упал потолок.
Собственно, я тогда просто не знала, о чем мечтать. Мечтать о падении потолка - глупость, мальчишество, детский сад. Если ты видишь над собой потолок, и чем-то он тебе смутно мешает, и хочется его куда-нибудь сдвинуть, даже если в крайнем случае и на себя - не надо его ронять. И пробивать головой его тоже не надо. Сквозь потолок просто можно пройти, не задумываясь особо о самом потолке, а будучи сосредоточенным на том, что за ним, пройти сквозь, мельком отметив присутствие этого самого потолка, пройти и выйти на свет - свой, не чужой - и вдохнуть полной грудью, и ощутить внезапно этот бывший потолок как нынешний пол, и задрать голову повыше в приступе восторга (хорошо-то как, Господи!), и немедленно увидеть над головой другой потолок. Следующий. И подумать: я сейчас так счастлив, так счастлив, хорошо бы сейчас этот потолок на меня упал!
А это всё от лени, на самом деле. Потому что куда проще дойти до момента высшего счастья и браво уронить на себя потолок, нежели этот момент высшего счастья пройти, и потолок над собой отменить, и ощущение неравновесия пережить, и выйти, наконец, туда, где... Где? Э, то, что хотел бы я высказать, высказыванию не подлежит. Просто каждый раз находишь еще одно измерение, вот и всё. И живёшь уже там, в нём, и задумываешься над совсем другими вещами, и видишь вещи совсем по-иному, не потому, что в прошлый раз было хуже, а потому, что каждый раз измерение - другое, и вещи - другие, и смысл - другой, да и ты другой, если подумать. Тот же, но другой. Умеющий и могущий настолько больше, чем раньше, что тебя это своё знание и умение уже просто не интересует. Есть вещи и поинтересней, чем собственное знание и умение, право слово.
И никаких потолков. Не потому, что их нет. А потому, что они тебе уже не нужны. Ничего, как-нибудь впоследствии ты им тоже не пригодишься.
ибо вот то, что я высказать хотел бы, оно таково,
что, когда его все же высказать пытаешься, оно бежит,
а когда не пытаешься, век не избавишься от него.
(Щербаков, конечно)
Вот и я о том же. То, что хотел бы я высказать, высказыванию не подлежит. Не потому, что в нём есть что-то тайное или неверное (откуда я вообще знаю, что в нём есть, если оно высказыванию не подлежит, даже перед самой собой?), а просто потому, что когда его все же высказать пытаешься, оно бежит (в том числе и от меня), а когда не пытаешься (невозможно ведь всё время пытаться), век не избавишься от него. И не просто "не избавишься", а как-то даже немного неприлично получается. Как в выражении "чего-то хочется, то ли музыки и цветов, то ли убить кого". Убивать мне, впрочем, никого не хочется, меня, в общем, все устраивают, с музыкой и цветами дела обстоят неплохо в том смысле, что отстань, Петька, не до грибов, но вот хочется мне явно см. начало всего этого безобразия.
Слава Богу, меня в жизни хоть чему-то учили (девушку в седьмом ряду, похожую на птицу, я убедительно прошу прекратить хихикать). А чему меня в жизни учили? (с тем, кто крикнул с галёрки "ничему", я поговорю отдельно). Меня в жизни учили, что когда состояние выражено до конца, оно меняется. То есть если тебе, допустим, скучно, надо подойти к стенке и крикнуть в неё "мне скучно!". Изменилось что-нибудь? Ни фига? Значит, еще раз крикнуть. И еще раз. И пока не заржёшь в голос (ну смешно же, ёлки, как говорит одна моя знакомая). Если заржал в голос - значит, уже не скучно. Ну какое там скучно, если стоит человек перед стенкой и в голос ржёт...
Да нет же, нет, не стою я перед стенкой. То есть я могу встать, если надо, вот я уже встала, вот я уже стою, вот так - хорошо? Левее? Уже. Хорошо? Спасибо. Ногу поджать? Поджа... это еще зачем, собственно? Чтобы служба мёдом не? А зачем мне службу мёдом да? Я, между прочим, состояние выражать пришла, а не службу мёдом мазать. К тому же, моя служба - она и не мёд. Она так, брага. В том смысле, что что-то где-то бродит, а что именно бродит, и куда оно бредёт - непонятно. Я бы и рада бы понять, я бы и счастлива бы, потому что очень как-то так себе бродить с чем-то внутри бродящим и куда-то бредущим, при том, что вы с ним незнакомы - но понять у меня пока что не получается. У меня сейчас вообще мало что получается. Читать, например, не получается - потому что для чтения нужен минимальный уровень сосредоточенности, а с этим у меня не очень хорошо, в смысле, с этим у меня слишком хорошо - я так сосредоточена сама не знаю, на чем (то есть на попытках понять, а на чем же, собственно, я так сосредоточена), что сосредотачиваться ни на чем другом я уже просто не в состоянии. Писать получается еще хуже, чем читать, потому что если читать не зная, о чем ты читаешь, еще как-то можно, то писать, понятия не имея, о чем ты пишешь, уже сложнее. А того, кто ехидно спросил "а чем ты тогда в данный момент занимаешься", я прошу найти себе какой-нибудь другой кроме меня автоответчик и оставить меня, наконец, в покое.
О покое. Один раз в жизни я мечтала, чтобы на меня упал потолок. Потолок, который, по моей задумке, должен был на меня упасть, был высоченным потолком старого московского дома, с лепниной по углам и люстрой по центру. Над потолком гнездилась крыша, тоже довольно тяжелая - в том плане, что если бы потолок на самом деле на меня упал, а вслед за ним (видимо, от удивления), упала бы и крыша, мне бы вряд ли пришлось когда-либо решать еще какие бы то ни было проблемы. То есть я лежала в кровати и мечтала, как бы было хорошо, если бы на меня сейчас упал потолок. Нет, мне вовсе не было запредельно плохо. Наоборот, мне было запредельно хорошо. Мне было пятнадцать лет и у меня было всё.
На следующее утро меня ожидало очень давно ожидаемое свидание с тем, кто на тот момент составлял более или менее весь смысл моей жизни, плюс пенилась и кипела вокруг меня и с моим участием масса разных интересных дел, плюс через несколько месяцев мне предстоял отъезд в Израиль, куда я очень хотела уехать, да. И вот лежала я в квартире у своей бабушки, ночью, на кровати, любовалась белеющим в темноте высоким потолком, балдела от того, сколько же всего хорошего меня в жизни ждёт, не могла заснуть от бурлящего адреналина и вдруг подумала: а вот хорошо бы на меня сейчас упал потолок.
Зачем? Затем, что, по моему ощущению, тот конкретный момент был моментом полного, максимального и исчерпывающего счастья. У меня пятнадцатилетней в тот момент было в душевном плане всё, в чем я, пятнадцатилетняя, на тот момент в этом плане нуждалась. У меня были любовь, творчество и будущее. Ничего, кроме этого, мне не было нужно. Ничего, кроме этого, у меня и не было (если не считать ценным имуществом дикий нрав и жуткий нос). Если бы на меня сейчас упал потолок, думала я, улыбаясь в темноте сама себе, это был бы исчерпывающий конец всего, что со мной было в жизни. Мне так хорошо сейчас, что лучше уже вряд ли будет - и не потому, что ничего хорошего со мной уже не произойдет, а просто потому, что любая эмоциональная шкала имеет свои границы. Если я сейчас ощущаю, что мне беспредельно хорошо, и ничего лучше я ощутить уже просто не в силах, значит, это - моя верхняя граница. А если я УЖЕ там, то зачем мне дальше? Тем более, что никакое "дальше" (а тем более - любовь, творчество и будущее) не обходится без неожиданностей и разочарований. Тем более, что необязательно в реальности испытать то, чего так ждёшь - достаточно вплотную к нему подойти. Тем более, что "а предвкушенье слаще, чем вкушенье". Тем более, что.
Потолок на меня, как нетрудно догадаться, в ту ночь так и не упал, более того - как тоже нетрудно догадаться - я не особо и расстроилась. Просто запомнила идею: что вот был в моей жизни такой момент, когда я была настолько счастлива, что мечтала, чтобы на меня упал потолок. Я потом довольно часто вспоминала эту идею. Даже говорила иногда: вот, мне сейчас ТАК хорошо, что... Кстати, тогда, наутро после той ночи, всё почему-то пошло наперекосяк. Интересные творческие дела принесли сильно меньше удовлетворения, чем хотелось, долгожданное свидание состоялось и окончилось стрррррашной ссорой, длившейся еще полный месяц из немногих оставшихся мне на жизнь в России, а отъезд в Израиль, как прекрасно знают все пережившие подобное, был не "хорош" и не "плох", он был просто другой жизнью, огромным этапом, изломом всего и прорывом через всё, и его очень сложно было определять в понятиях "счастлива" или "нет", особенно в первые годы. В общем, ничего лучше, чем та ночь под тем потолком, меня действительно еще долго не ждало. Потом-то ждало, конечно, потом я начала взрослеть и расти, потом были пережиты такие вещи, пережить которые уже само по себе - счастье, не говоря уже обо всём остальном, но еще несколько лет, когда я думала иногда: а хорошо ли, что на меня в ту ночь не упал потолок? - у меня не было ответа. Теперь-то есть, конечно. Но то теперь.
То, что хотел бы я высказать, высказыванию ну никак не подлежит. Не подлежит оно высказыванию, хоть ты тресни. Ну о чем ты, скажи на милость? О потолке? О счастье? Об этапе? Об этапе, конечно. У меня что ни день, то этап, что ни год, то этап, что ни жизнь, то этап. Пережили - ладушки. Собрали в коробочку памяти всё интересное-нужное-важное, собрали в другую всё сложное-печальное-отчаяное, взяли в руки обе коробочки, тщательно забыли, в которой руке - какая, и перешли себе дальше. Так и живём. Так и живу.
Если бы хотя бы мочь объяснить, о чем. Даже ладно уже высказать - просто объяснить. Вот просто сказать: я, мол, о том-то. Или об этом-то. Один мой приятель, когда мы собираемся, чтобы поиграть в бридж, на мой из вечной задумчивости задаваемый вопрос "ну, во что играем?" неизменно отвечает "в футбол". Можно о футболе, да. Но зачем же я буду писать о футболе, если то, что хотел бы я высказать, высказыванию не подлежит? Низачем. Не пишу.
Из чего? Господи, из чего? Из каких-таких слов и фраз вынуть, извлечь, вытащить, выразить, выкристаллизовать (какое длинное слово) всё то, что так угрюмо тяжело ворочается там, откуда выход один - сюда? Проблема-то не в словах, не в словах и не в темах, и тем немало, и слова (ну в самом деле) подобрать несложно, проблемы высказать то, что высказыванию не подлежит - хотя бы потому, что высказать его тяжело, и только дойдя до какого-то уровня себя, вообще возможно (вечный вопрос - дошла? нет?), но и потому, что, когда его высказать не пытаешься, век не избавишься от него. Век. Что такое "век"? Это окончание слова "человек", да? Человек - это чело (лоб, голова - может, мысли?), которое живёт век. Свой век, не чужой. Потом умирает, и вместо него поднимается другое чело, на другой век. Моё чело бьётся о стекло. Моё стекло бьётся о чело. Садомазохизм какой-то. Тоже неплохо, если подумать, но сводить всё на свете к садомазохизму - это всё-таки некоторый примитив. Есть же, в конце концов, и другие способы познать себя, попутно доставив удовольствие окружающим.
Я еще долго могу плести слова (кто бы сомневался), но есть ли смысл? Сплетая слова, ухожу от темы. Но темы нет (вру: тема есть), есть сильное желание написать то, о чем можно написать, только выразив до конца уровень его невыразимости. А тот, кто понял это объяснение, не нуждается в этом объяснении... Мне тяжело, мне хорошо. Мне так, как и должно быть, и только страх не смочь, не договорить, не успеть (не поймать?) толкает меня вперёд в моём упрямстве. Ну зачем тебе, спрашивается, биться головой об забор? Затем, что пока не пробьёшь забор, не выйдешь на свет. А зачем именно головой? А голова крепче остальных частей тела. А зачем именно своей головой? А чужой пробьёшь - выйдешь на чужой свет. Чужой свет - он прерывист и переливчат, он хитёр и обманчив, он светит, но не греет, он греет, но не тебя, он душевен, но не нужен. А свой свет - это то, что находится за тем, что нужно пробить для того, чтобы попасть туда, куда без этого не попасть. А тот, кто понял эту фразу, не нуждается в этой фразе. А всё-таки хорошо, что на меня тогда не упал потолок.
Собственно, я тогда просто не знала, о чем мечтать. Мечтать о падении потолка - глупость, мальчишество, детский сад. Если ты видишь над собой потолок, и чем-то он тебе смутно мешает, и хочется его куда-нибудь сдвинуть, даже если в крайнем случае и на себя - не надо его ронять. И пробивать головой его тоже не надо. Сквозь потолок просто можно пройти, не задумываясь особо о самом потолке, а будучи сосредоточенным на том, что за ним, пройти сквозь, мельком отметив присутствие этого самого потолка, пройти и выйти на свет - свой, не чужой - и вдохнуть полной грудью, и ощутить внезапно этот бывший потолок как нынешний пол, и задрать голову повыше в приступе восторга (хорошо-то как, Господи!), и немедленно увидеть над головой другой потолок. Следующий. И подумать: я сейчас так счастлив, так счастлив, хорошо бы сейчас этот потолок на меня упал!
А это всё от лени, на самом деле. Потому что куда проще дойти до момента высшего счастья и браво уронить на себя потолок, нежели этот момент высшего счастья пройти, и потолок над собой отменить, и ощущение неравновесия пережить, и выйти, наконец, туда, где... Где? Э, то, что хотел бы я высказать, высказыванию не подлежит. Просто каждый раз находишь еще одно измерение, вот и всё. И живёшь уже там, в нём, и задумываешься над совсем другими вещами, и видишь вещи совсем по-иному, не потому, что в прошлый раз было хуже, а потому, что каждый раз измерение - другое, и вещи - другие, и смысл - другой, да и ты другой, если подумать. Тот же, но другой. Умеющий и могущий настолько больше, чем раньше, что тебя это своё знание и умение уже просто не интересует. Есть вещи и поинтересней, чем собственное знание и умение, право слово.
И никаких потолков. Не потому, что их нет. А потому, что они тебе уже не нужны. Ничего, как-нибудь впоследствии ты им тоже не пригодишься.