(no subject)
у нас прекрасная страна, и все в ней хорошо. а самое хорошее, что у нас есть - журналисты.
в нашей стране больше самых лучших журналистов в стране, чем в любой стране мира.
каждый из них борется за свободу слова. каждый владеет и словом, и свободой как никто другой. и каждый из них, вне зависимости от личных качеств, чести, доблести, разреза кожи и цвета глаз - несусветный, невообразимый, самовлюбленный мудак.
понятно, что самолюбие и сугубо-личные моральные принципы - единственный путь воспитания отечественного ника хорнби или тони парсонса.
понятно, что в выжженном культурном поле, где стас михайлов с чайковским поменялись головами (и грубо изнасиловали друг друга), в общем-то неоткуда взяться хорошему вкусу.
понятно, что несуществующие аргументы лучше всего отстаивать с помощью несуществующих фактов.
понятно, что о себе в принципе говорить гораздо легче, чем рассказывать о других (а бороться с системой гораздо приятнее на деньги этой самой системы).
и все же: понимание убожества не освобождает от убогости.
журналистика умерла. журналисты так и не родились.
из всего списка жанров и тем легитимными остались только социальные, да и те в общей массе такие же беспомощные, как прививка от гриппа.
в принципе отечественные журналисты ничем не отличаются от отечественных режиссеров: дайте нам как можно больше денег и оставьте творить. и конечно нас совершенно не волнует, что вы думаете о нашем творчестве. мы о вас не думаем вовсе.
это такая же социальная группа, как свидетели иеговы, плотники-поклонники бдсм или депутаты государственной думы. закрытый клуб. вход только по приглашениям и личным знакомствам. журналистом может считаться только тот, с кем считаются журналисты. читатели - не в счет. вообще ничего не в счет, кроме "лайков".
ничего нового: та же вертикаль лести, та же суверенная демагогия.
это не значит, что случилось что-то ужасное.
не случилось вообще ничего.
журналистики не просто нет - ее никогда и не было.
и это как раз - отличная новость.
потому что любая ясность лучше неясности, как каждая жизнь - выше свободы слова.
и как каждый, кто называет себя журналистом, врет, так любая ложь рано или поздно становится правдой.
в нашей стране больше самых лучших журналистов в стране, чем в любой стране мира.
каждый из них борется за свободу слова. каждый владеет и словом, и свободой как никто другой. и каждый из них, вне зависимости от личных качеств, чести, доблести, разреза кожи и цвета глаз - несусветный, невообразимый, самовлюбленный мудак.
понятно, что самолюбие и сугубо-личные моральные принципы - единственный путь воспитания отечественного ника хорнби или тони парсонса.
понятно, что в выжженном культурном поле, где стас михайлов с чайковским поменялись головами (и грубо изнасиловали друг друга), в общем-то неоткуда взяться хорошему вкусу.
понятно, что несуществующие аргументы лучше всего отстаивать с помощью несуществующих фактов.
понятно, что о себе в принципе говорить гораздо легче, чем рассказывать о других (а бороться с системой гораздо приятнее на деньги этой самой системы).
и все же: понимание убожества не освобождает от убогости.
журналистика умерла. журналисты так и не родились.
из всего списка жанров и тем легитимными остались только социальные, да и те в общей массе такие же беспомощные, как прививка от гриппа.
в принципе отечественные журналисты ничем не отличаются от отечественных режиссеров: дайте нам как можно больше денег и оставьте творить. и конечно нас совершенно не волнует, что вы думаете о нашем творчестве. мы о вас не думаем вовсе.
это такая же социальная группа, как свидетели иеговы, плотники-поклонники бдсм или депутаты государственной думы. закрытый клуб. вход только по приглашениям и личным знакомствам. журналистом может считаться только тот, с кем считаются журналисты. читатели - не в счет. вообще ничего не в счет, кроме "лайков".
ничего нового: та же вертикаль лести, та же суверенная демагогия.
это не значит, что случилось что-то ужасное.
не случилось вообще ничего.
журналистики не просто нет - ее никогда и не было.
и это как раз - отличная новость.
потому что любая ясность лучше неясности, как каждая жизнь - выше свободы слова.
и как каждый, кто называет себя журналистом, врет, так любая ложь рано или поздно становится правдой.