Бюстгальтер, который лопнул
Ну, что, бомонд, соскучились по папиным мемуарам? Их снова есть у меня!
Сегодня продолжаем погружаться в увлекательный мир Свердловска, куда мой родитель регулярно ездил на сессии, а также "Комсомолки", тогда еще не желтой, а вполне себе лучшей советской газеты.
Мои университеты
(не по Горькому А.М.)
часть третья
На уральских отрогах Монмартра
Свердловск тоже был провинцией. Но другой, совсем отличной от Уфы провинцией.
Уже тогда, в семидесятых, этот город жил довольно бурной ночной жизнью. Прямо Париж какой-то, а не танкоракетоатомоград.
В громадном зале ресторана «Космос» (это прямо рядом с «домом Ипатьева») работало ВАРЬЕТЕ. Когда Сережа Курочкин в первый раз повел нас в свердловский « Мулен Руж», мы по неопытности и страстному желанию увидеть подробности сели прямо рядом с подиумом.
Странно, но эти, казалось бы, ВИП - столики были пустынны. Аборигены, видимо, не такие любопытные, дислоцировались где-то примерно с третьего ряда столиков.
В девять вечера маэстро «урезал марш»… И на подиум высыпали свердловские красавицы. Красавицы были полуголы, узывно увлекательны и очень… матерьяльны. Фуэте и антраша, выполняемые ими, ощущались даже через неиствовавший оркестр.
Солистка легко разбежалась и летящим лебединым прыжком достала наиболее близкую к нам часть подиума…
Рюмка с водкой перед моей тарелкой подпрыгнула и завалилась набок, пролив драгоценную влагу. Аромат, долетевший вместе с общей вибрацией, засвидетельствовал - балерина работала, и работала добросовестно.
Ей-ей, Тулуз-Лотрек наверняка сидел за соседним столиком…
Увесистые уральские сильфиды не вдохновили, и в «Космос» мы ходили редкои неохотно. Чего не скажешь о других ресторанах столицы Урала. Добрым словом и мягкой улыбкой вспоминаю я фирменный ресторан «Уральские» пельмени», расположенный в цоколе гостиницы «Исеть».
Вскормленная и вспоенная в этом заведении одноименная команда «КВН», до сих пор благоденствующая на центральных телеканалах, очень многие сценки однозначно подсмотрела именно в этом ресторане. Хотя, когда мы с Витей ползали в него, члены этой команды явно ползали в яслях и в других аналогичных загончиках. Но если на Земле и есть что-то неизменное и вечное, то это, определенно, сервис в «Уральских пельменях».
Хотя пельмени были практически домашние. Что многое извиняет.
Году, наверное, в 75 или 76, в подвале ДК Железнодорожников открылось зрелище и питалищепокруче «Космического».
Наш однокурсник и друг Сережа Курочкин, сын главного режиссера Свердловского театра музкомедии народного артиста СССР Владимира Акимовича Курочкина, был одним из наиболее ярких представителей свердловской «золотой молодежи». Но в перерывах между сессиями неустанно трудился. Он готовил культурную программу к нашему приезду…
… Сережа так загадочно улыбался, когда вел нас в этот «вертеп», что мы и впрямь загорелись.На многое намекали и отнюдь не дешевые входные билеты.
Маленький ресторанчик, на полтора десятков столиков, маленькая круглая сцена посередине. Сильфиды были постройнее и куда менее габаритны. На крохотной арене им было не тесно. Зрелище было пикантное, хорошо срежиссированное и весьма изощренное по гимнастической части.
Видимо, именно гимнастические трудности и стали причиной досадного происшествия с одной из акробаток - плясуний. В ответственный момент вознесения её наверх мускулистыми руками подруг, она как-то особенно сильно прогнулась. И, о горе, пуговичка на её лифчике не выдержала и отскочила.
Делакруа отдыхал. Эта Свобода на этой баррикаде поражала не только творческим задором, но и большой (номер эдак четвертый) революционностью торчащих как орудия «Авроры» грудей.
Мы, наивные, захихикали. Влипла девчонка! Сережа меланхолично обломал весь кайф: - Сейчас вон та черненькая встанет на мостик, и у неё трусики случайно порвутся.
… Следующий тост был за недостатки советской легкой промышленности, чтоб они были здоровы.
Здесь нужна подпись?...
Вообще, приметы пятой революции в Свердловске ощущались и осязались, можно сказать, повсеместно.
Нет революций без жертв!
И прямо рядом с гостиницей «Центральной», гордо подсвеченная в ночи, сияла вывеска: «Скорая венерологическая помощь». Однако!
Мы много и охотно шутили на тему этого заведения, скорее всего - оттого, что бог миловал. Но факт. В Уфе такого сервиса не было. И бомбоубежища порока в нашем родном ауле располагались на краю географии - на Благоева, к примеру. На крутом обрывистом берегу Белой, откуда так удобно реагировать вниз на положительные эмоции Вассермана.
А тут на центральной, можно сказать, улице.
Хуже водки лучше нет
Как правильно отметил в свое время друг Вехновский: - Ты или алкоголик, или бл…ун? Определись. Совмещение крайне вредно для здоровья!
С алкоголем в Свердловске тоже было поблагополучнее, чем в Уфе. В Свердловске, к примеру, продавались чекушки (такие маленькие бутылочки по 250 г), отсутствовавшие на брегах Белой.
… Самым тяжелым и труднопроходимым считался на заочном отделении журфака четвертый курс. И экзаменов было шибко много, и предметы были затруднительные. И порешили мы с Виктором Васильевичем Власенко твердо стать на путь добродетели. Вести трезвый образ жизни и в указанном трезвом состоянии усиленно чтить науки.
Для чего, помолясь и утвердясь в сем благом намерении, закупили чекушки, исходя из расхода : одна чекушка/один человек/один день.
Когда на следующее утро, незабываемое по ощущениям и аплодисментам наших товарищей, студентов, также избравших монашество в скромных кельях «Большого урала»… Когда на это самое утро, будь оно трижды…, и даже четырежды…, мы попытались найти хотя бы один из этих малых сосудов…
Вообще-то, все тот же Вехновский, увидя экзотическую чекушку на столе, обычно мрачно смотрел на неё и рявкал: «Марш домой! И без родителей не возвращайся!».
… При мысли о том, что чекушки вот-вот вернутся с родителями, меня властно потянуло к белому жерлу унитаза. Отдавать случайно не отданное.
Больше экспериментов с добродетельным образом жизни мы не ставили в связи со смертельной их опасностью.
Сделаю небольшое отступление от Свердловска. Назад в Уфу. Я, право, подзабыл, но Нина Александровна Жиленко мне напомнила, об одной характерной особенности образовательного периода моей и Вити Власенко жизни. Перед каждым выездом на сессии, один из нас шел к ответственному секретарю Башкирского отделения Союза журналистов СССР Давиду Самойловичу Гальперину и брал на реализацию пачку билетов международной журналистской лотереи.
Среди выигрышей этой лотереи числились поездки в Международный Дом отдыха журналистов на венгерском озере Балатон.
Во многом благодаря нашей буйной фантазии, на Уфимском агрегатном объединении ходили упорные слухи, что де одна работница Ново-Уфимского НПЗ выиграла такую поездку. И не только съездила на насквозь венгерское озеро, но и вышла там замуж за ИНОСТРАННОГО журналиста.
Подозреваю, что по Ново-Уфимскому НПЗ гуляла примерно такая же байка, но замуж там выходила работница агрегатного завода.
Так вот, пока мы с Витей Власенко срывали цветы удовольствий в свердловских садах наслаждений, наши коллеги по редакции Нина Александровна Жиленко и Валентина Ивановна Сергиенко аки пчелки окучивали цеховые нивы и отдельческие плантации по части продажи лотерейных билетов. Знали они, конечно же, знали, что в невдолге, дней эдак через пятнадцать, мы заметно встревожимся и будем настойчиво звонить в редакцию. Беспокоиться об их, Нины Александровны и Валентины Ивановны, житье - бытье, здоровье, делах и прочих важных событиях. Мы будем очень упорны в своем интересе и беспокойстве. И с тревогой и волнением будем ждать подробностей переводом.
Слева направо: Валентина Ивановка СергеенКО, Виктор Васильевич ВласенКО, Нина Александровна ЖиленКО.
Три КО и примкнувший к ним Эйгенсон - так, между прочим, обзывали нашу редакцию.
Вот тут-то и пригодятся результаты стахановского распространения билетов. Получив столь важные для нас подробности, мы успокоимся, сдадим, наконец, сессию. И приехав во фригидную Уфу - восполним прореху в лотерейных деньгах, рассчитаемся с благодетелем Давидом свет Самойловичем… Вот так, Иосиф Давидович, друг ты мой драгоценный, твой отец, человек практически ангельской, и это уже без каких-либо подмигиваний, жизни, не ведая о том, помогал нам жить жизнью, полной грехов и удовольствий.
Нина Александровна и Валентина Ивановна, тоже вели жизнь светлую и безгрешную, но невольно помогали нам натаптывать мозоли на бесконечной дороге в геенну огненную. Хотя, если посмотреть с нынешних позиций…
Грехи наши по меркам двадцать первого столетия скукожились в какие-то недодобродетели, только позорящие звание грешника.
Кстати, именно на четвертом курсе, мы поехали в Свердловск, имея усиленные ресурсы, да и экзамены, повторюсь, были зубодробительные, и невольно понуждали к жизни скромной и экономной.
Пятнадцать дней прошло - мы не звоним, двадцать дней прошло - мы не звоним…. Возвращаемся вечером в гостиницу из университета, портье дает нам телеграмму: «Тревожимся молчанием тчккак дела впр ждем подробностей - Жиленко Сергеенко».
Мы бодро смотались на центральный почтамт - и дали ответ на домашний адрес Нины Александровны Жиленко: «Бутылки сдали тчк перешли экзамены тчк подробности нужны самим = Эйгенсон Власенко».
Звонок в Париж
Что бы не создалось, увы, не ложное впечатление, что наша студенческая жизнь измерялась не столько семестрами, сколько гектолитрами, сделаю небольшой экскурс в сторону.
На самой заре моего свердловского анабазиса, мой старший брат договорился со своим приятелем - известным журналистом «Комсомолки» Олегом Жаданом о моей месячной стажировке в этой славной газете. Стажировка проходила как курсовая работа. На факультете это считалось очень модно и стильно - стажировка в «Комсомолке» (!).
Формально просьба о стажировке должна исходить не от многотиражной газеты, даже столь замечательной, как агрегатный «Авангард», а от газеты башкирского масштаба. Я тесно сотрудничал с молодёжной газетой «Ленинец», и довольно легко договорился о таком письме - просьбе с редактором этой славного органа башкирского комсомола Эдвином Саркисовичем Нуриджановым.
Эдвин Саркисович, как человек прагматический, тут же загрузил меня попутным заданием. Я должен был немедленно по приезде передать от него пакет в отдел корреспондентской сети «Комсомольской правды» и не менее немедленно сообщить ему или кому-либо из «Ленинца»: когда я это сделал и кто именно из сотрудников «КП» этот пакет получил.
Я человек дисциплинированный. Редакция «Комсомолки» занимала весь шестой этаж легендарного комбината «Правды». Но отдел коррсети жил этажом ниже, так что отыскать его было непросто. Выполнив после долгих поисков просьбу редактора Нуриджанова, я рванул к Олегу Львовичу Жадану. Он явно делил свой кабинет ещё с кем-то, но этого кого-то я за несколько лет своих нечастых визитов так и не увидел. Робко войдя в кабинет знаменитого журналиста, я несмело попросил у Олега Львовича разрешения позвонить, честно сказав, что звонок будет междугородним.
Щедрым жестом Олег пододвинул ко мне телефон: «Угощайся!».
Щедрый Олег Львович Жадан и тот самый телефон.
Я набрал редакцию, и услышал голос секретаря Эльзы, поздоровался с ней, назвав по имени. Попросил к телефону Эдвина. Эльза сказал, что редактора нет. Тогда я попросил соединить меня с Мадрилем (Гафуровым, зам редактора). Его тоже уже не было. Это в Москве - разгар рабочего дня, а в Уфе уже полный закат оного. Скорбное сообщение об отсутствии на рабочих местах я получил последовательно по поводу Марата (Хабибуллина, ответственного секретаря), Венеры и Рауля ( Карамышевой и Тухватуллина, заведующих отделами). Тогда я попросил Эльзу записать данные получателя редакторской посылки и сообщить их ему поутру. Олег Жадан, слышавший не весь разговор, а только имена людей, с которыми я хотел пообщаться, с уважением посмотрел на меня, и кивнув на телефон, спросил: «В Париж звонил?»
Надо сказать, что эта поездка в «Комсомолку» была в чём-то эпохальной. Я достаточно трезво ощущал себя как журналистскую почку, а тут дубы, баобабы, секвойи ходят, так сказать, стройными рощами. И никакого выпендрежа. Окончательно меня добило знакомство с Лауреатом Ленинской премии (не за книгу о поездке Хрущёва в Америку, не за чужие мемуары, а за собственные труды) журналистом-легендой Василием Михайловичем Песковым.
Олег Львович познакомил: «Наш юный коллега из Уфы». Я, естественно, представился: «Дима Эйгенсон». И в ответ получил: «А я Вася Песков». Я решил, что это прикол такой, и со всем своим уважением поблагодарил: «Очень приятно познакомиться, Василий Михайлович!»
Он меня небрежно поправил: «Вася, Дима, Вася!». Даа, интересные тут, оказывается, обычаи .
Кстати, об Олеге Львовиче. Меня совершенно умилила история его недавнего в те поры развода.
К пятидесятилетию СССР, в 1972 году, «Комсомолка», а конкретно - Олег Жадан, задумала и осуществила цикл репортажей из всех республик могучего Союза, и самых отдалённых его точек. Больше полугода Олег мотался по окраинам, практически не заезжая в Москву. Наконец, великий труд был окончен.
Олег вернулся домой…. И в первую же ночь, проснувшись, потрогал за плечо мирно сопевшую жену: «Послушай, где тут у вас туалет?»
Так и закончилось семейное счастье. А ещё говорят: «Типовое строительство! Типовое строительство!». Разнообразие, однако, тоже имеет свои отрицательные стороны.
* * *
Через некоторое время, дорогой читатель, ты сможешь прочесть четвёртую, завершающую часть «Моих университетов». Если попытаться сказать хоть что-то серьёзно, то не обойдешься без чувства глубокой благодарности уральской нашей альма-матери. Университет, хотя я был далеко не самым прилежным его студентом, дал мне то главное, ради чего мы идем в поход за верхним образованием - умение потреблять, перерабатывать и применять новую информацию. Скучнейший в школе предмет - русский язык.С зазубриванием правил, с обязательными исключениями, основанными на самодурстве, ибо других доводов не приводилось. Так вот, русский язык в его университетской интерпретации вдруг стал волшебной живойрекой, нырнув в которую с первого до сегодняшнего дня ощущал и ощущаю всю прелесть вечноживущего, вечноменяющегося и бесконечного потока мысли, превращенной в слово. И все там логично, понятно и обоснованно. И исключения абсолютно естественны: не всегда приемлемы, но обязательно понятны. Заумная хрень экономики вдруг прилипает к конкретной жизни цехов и других производственных организмов, как будто на них специально пошита. А коли пошита правильно, то какого… жмет и тянет? Разбираться в объектах своей деятельности становилось с каждым следующим курсом легче и легче. Но о собственно учебе и её забавах будет сказано в четвертой части «М.У.».
Не обойдется и без Тромпетта. Куда ж я без него? Как голый на улицу!....
(окончание следует)
Сегодня продолжаем погружаться в увлекательный мир Свердловска, куда мой родитель регулярно ездил на сессии, а также "Комсомолки", тогда еще не желтой, а вполне себе лучшей советской газеты.
Мои университеты
(не по Горькому А.М.)
часть третья
На уральских отрогах Монмартра
Свердловск тоже был провинцией. Но другой, совсем отличной от Уфы провинцией.
Уже тогда, в семидесятых, этот город жил довольно бурной ночной жизнью. Прямо Париж какой-то, а не танкоракетоатомоград.
В громадном зале ресторана «Космос» (это прямо рядом с «домом Ипатьева») работало ВАРЬЕТЕ. Когда Сережа Курочкин в первый раз повел нас в свердловский « Мулен Руж», мы по неопытности и страстному желанию увидеть подробности сели прямо рядом с подиумом.
Странно, но эти, казалось бы, ВИП - столики были пустынны. Аборигены, видимо, не такие любопытные, дислоцировались где-то примерно с третьего ряда столиков.
В девять вечера маэстро «урезал марш»… И на подиум высыпали свердловские красавицы. Красавицы были полуголы, узывно увлекательны и очень… матерьяльны. Фуэте и антраша, выполняемые ими, ощущались даже через неиствовавший оркестр.
Солистка легко разбежалась и летящим лебединым прыжком достала наиболее близкую к нам часть подиума…
Рюмка с водкой перед моей тарелкой подпрыгнула и завалилась набок, пролив драгоценную влагу. Аромат, долетевший вместе с общей вибрацией, засвидетельствовал - балерина работала, и работала добросовестно.
Ей-ей, Тулуз-Лотрек наверняка сидел за соседним столиком…
Увесистые уральские сильфиды не вдохновили, и в «Космос» мы ходили редкои неохотно. Чего не скажешь о других ресторанах столицы Урала. Добрым словом и мягкой улыбкой вспоминаю я фирменный ресторан «Уральские» пельмени», расположенный в цоколе гостиницы «Исеть».
Вскормленная и вспоенная в этом заведении одноименная команда «КВН», до сих пор благоденствующая на центральных телеканалах, очень многие сценки однозначно подсмотрела именно в этом ресторане. Хотя, когда мы с Витей ползали в него, члены этой команды явно ползали в яслях и в других аналогичных загончиках. Но если на Земле и есть что-то неизменное и вечное, то это, определенно, сервис в «Уральских пельменях».
Хотя пельмени были практически домашние. Что многое извиняет.
Году, наверное, в 75 или 76, в подвале ДК Железнодорожников открылось зрелище и питалищепокруче «Космического».
Наш однокурсник и друг Сережа Курочкин, сын главного режиссера Свердловского театра музкомедии народного артиста СССР Владимира Акимовича Курочкина, был одним из наиболее ярких представителей свердловской «золотой молодежи». Но в перерывах между сессиями неустанно трудился. Он готовил культурную программу к нашему приезду…
… Сережа так загадочно улыбался, когда вел нас в этот «вертеп», что мы и впрямь загорелись.На многое намекали и отнюдь не дешевые входные билеты.
Маленький ресторанчик, на полтора десятков столиков, маленькая круглая сцена посередине. Сильфиды были постройнее и куда менее габаритны. На крохотной арене им было не тесно. Зрелище было пикантное, хорошо срежиссированное и весьма изощренное по гимнастической части.
Видимо, именно гимнастические трудности и стали причиной досадного происшествия с одной из акробаток - плясуний. В ответственный момент вознесения её наверх мускулистыми руками подруг, она как-то особенно сильно прогнулась. И, о горе, пуговичка на её лифчике не выдержала и отскочила.
Делакруа отдыхал. Эта Свобода на этой баррикаде поражала не только творческим задором, но и большой (номер эдак четвертый) революционностью торчащих как орудия «Авроры» грудей.
Мы, наивные, захихикали. Влипла девчонка! Сережа меланхолично обломал весь кайф: - Сейчас вон та черненькая встанет на мостик, и у неё трусики случайно порвутся.
… Следующий тост был за недостатки советской легкой промышленности, чтоб они были здоровы.
Здесь нужна подпись?...
Вообще, приметы пятой революции в Свердловске ощущались и осязались, можно сказать, повсеместно.
Нет революций без жертв!
И прямо рядом с гостиницей «Центральной», гордо подсвеченная в ночи, сияла вывеска: «Скорая венерологическая помощь». Однако!
Мы много и охотно шутили на тему этого заведения, скорее всего - оттого, что бог миловал. Но факт. В Уфе такого сервиса не было. И бомбоубежища порока в нашем родном ауле располагались на краю географии - на Благоева, к примеру. На крутом обрывистом берегу Белой, откуда так удобно реагировать вниз на положительные эмоции Вассермана.
А тут на центральной, можно сказать, улице.
Хуже водки лучше нет
Как правильно отметил в свое время друг Вехновский: - Ты или алкоголик, или бл…ун? Определись. Совмещение крайне вредно для здоровья!
С алкоголем в Свердловске тоже было поблагополучнее, чем в Уфе. В Свердловске, к примеру, продавались чекушки (такие маленькие бутылочки по 250 г), отсутствовавшие на брегах Белой.
… Самым тяжелым и труднопроходимым считался на заочном отделении журфака четвертый курс. И экзаменов было шибко много, и предметы были затруднительные. И порешили мы с Виктором Васильевичем Власенко твердо стать на путь добродетели. Вести трезвый образ жизни и в указанном трезвом состоянии усиленно чтить науки.
Для чего, помолясь и утвердясь в сем благом намерении, закупили чекушки, исходя из расхода : одна чекушка/один человек/один день.
Когда на следующее утро, незабываемое по ощущениям и аплодисментам наших товарищей, студентов, также избравших монашество в скромных кельях «Большого урала»… Когда на это самое утро, будь оно трижды…, и даже четырежды…, мы попытались найти хотя бы один из этих малых сосудов…
Вообще-то, все тот же Вехновский, увидя экзотическую чекушку на столе, обычно мрачно смотрел на неё и рявкал: «Марш домой! И без родителей не возвращайся!».
… При мысли о том, что чекушки вот-вот вернутся с родителями, меня властно потянуло к белому жерлу унитаза. Отдавать случайно не отданное.
Больше экспериментов с добродетельным образом жизни мы не ставили в связи со смертельной их опасностью.
Сделаю небольшое отступление от Свердловска. Назад в Уфу. Я, право, подзабыл, но Нина Александровна Жиленко мне напомнила, об одной характерной особенности образовательного периода моей и Вити Власенко жизни. Перед каждым выездом на сессии, один из нас шел к ответственному секретарю Башкирского отделения Союза журналистов СССР Давиду Самойловичу Гальперину и брал на реализацию пачку билетов международной журналистской лотереи.
Среди выигрышей этой лотереи числились поездки в Международный Дом отдыха журналистов на венгерском озере Балатон.
Во многом благодаря нашей буйной фантазии, на Уфимском агрегатном объединении ходили упорные слухи, что де одна работница Ново-Уфимского НПЗ выиграла такую поездку. И не только съездила на насквозь венгерское озеро, но и вышла там замуж за ИНОСТРАННОГО журналиста.
Подозреваю, что по Ново-Уфимскому НПЗ гуляла примерно такая же байка, но замуж там выходила работница агрегатного завода.
Так вот, пока мы с Витей Власенко срывали цветы удовольствий в свердловских садах наслаждений, наши коллеги по редакции Нина Александровна Жиленко и Валентина Ивановна Сергиенко аки пчелки окучивали цеховые нивы и отдельческие плантации по части продажи лотерейных билетов. Знали они, конечно же, знали, что в невдолге, дней эдак через пятнадцать, мы заметно встревожимся и будем настойчиво звонить в редакцию. Беспокоиться об их, Нины Александровны и Валентины Ивановны, житье - бытье, здоровье, делах и прочих важных событиях. Мы будем очень упорны в своем интересе и беспокойстве. И с тревогой и волнением будем ждать подробностей переводом.
Слева направо: Валентина Ивановка СергеенКО, Виктор Васильевич ВласенКО, Нина Александровна ЖиленКО.
Три КО и примкнувший к ним Эйгенсон - так, между прочим, обзывали нашу редакцию.
Вот тут-то и пригодятся результаты стахановского распространения билетов. Получив столь важные для нас подробности, мы успокоимся, сдадим, наконец, сессию. И приехав во фригидную Уфу - восполним прореху в лотерейных деньгах, рассчитаемся с благодетелем Давидом свет Самойловичем… Вот так, Иосиф Давидович, друг ты мой драгоценный, твой отец, человек практически ангельской, и это уже без каких-либо подмигиваний, жизни, не ведая о том, помогал нам жить жизнью, полной грехов и удовольствий.
Нина Александровна и Валентина Ивановна, тоже вели жизнь светлую и безгрешную, но невольно помогали нам натаптывать мозоли на бесконечной дороге в геенну огненную. Хотя, если посмотреть с нынешних позиций…
Грехи наши по меркам двадцать первого столетия скукожились в какие-то недодобродетели, только позорящие звание грешника.
Кстати, именно на четвертом курсе, мы поехали в Свердловск, имея усиленные ресурсы, да и экзамены, повторюсь, были зубодробительные, и невольно понуждали к жизни скромной и экономной.
Пятнадцать дней прошло - мы не звоним, двадцать дней прошло - мы не звоним…. Возвращаемся вечером в гостиницу из университета, портье дает нам телеграмму: «Тревожимся молчанием тчккак дела впр ждем подробностей - Жиленко Сергеенко».
Мы бодро смотались на центральный почтамт - и дали ответ на домашний адрес Нины Александровны Жиленко: «Бутылки сдали тчк перешли экзамены тчк подробности нужны самим = Эйгенсон Власенко».
Звонок в Париж
Что бы не создалось, увы, не ложное впечатление, что наша студенческая жизнь измерялась не столько семестрами, сколько гектолитрами, сделаю небольшой экскурс в сторону.
На самой заре моего свердловского анабазиса, мой старший брат договорился со своим приятелем - известным журналистом «Комсомолки» Олегом Жаданом о моей месячной стажировке в этой славной газете. Стажировка проходила как курсовая работа. На факультете это считалось очень модно и стильно - стажировка в «Комсомолке» (!).
Формально просьба о стажировке должна исходить не от многотиражной газеты, даже столь замечательной, как агрегатный «Авангард», а от газеты башкирского масштаба. Я тесно сотрудничал с молодёжной газетой «Ленинец», и довольно легко договорился о таком письме - просьбе с редактором этой славного органа башкирского комсомола Эдвином Саркисовичем Нуриджановым.
Эдвин Саркисович, как человек прагматический, тут же загрузил меня попутным заданием. Я должен был немедленно по приезде передать от него пакет в отдел корреспондентской сети «Комсомольской правды» и не менее немедленно сообщить ему или кому-либо из «Ленинца»: когда я это сделал и кто именно из сотрудников «КП» этот пакет получил.
Я человек дисциплинированный. Редакция «Комсомолки» занимала весь шестой этаж легендарного комбината «Правды». Но отдел коррсети жил этажом ниже, так что отыскать его было непросто. Выполнив после долгих поисков просьбу редактора Нуриджанова, я рванул к Олегу Львовичу Жадану. Он явно делил свой кабинет ещё с кем-то, но этого кого-то я за несколько лет своих нечастых визитов так и не увидел. Робко войдя в кабинет знаменитого журналиста, я несмело попросил у Олега Львовича разрешения позвонить, честно сказав, что звонок будет междугородним.
Щедрым жестом Олег пододвинул ко мне телефон: «Угощайся!».
Щедрый Олег Львович Жадан и тот самый телефон.
Я набрал редакцию, и услышал голос секретаря Эльзы, поздоровался с ней, назвав по имени. Попросил к телефону Эдвина. Эльза сказал, что редактора нет. Тогда я попросил соединить меня с Мадрилем (Гафуровым, зам редактора). Его тоже уже не было. Это в Москве - разгар рабочего дня, а в Уфе уже полный закат оного. Скорбное сообщение об отсутствии на рабочих местах я получил последовательно по поводу Марата (Хабибуллина, ответственного секретаря), Венеры и Рауля ( Карамышевой и Тухватуллина, заведующих отделами). Тогда я попросил Эльзу записать данные получателя редакторской посылки и сообщить их ему поутру. Олег Жадан, слышавший не весь разговор, а только имена людей, с которыми я хотел пообщаться, с уважением посмотрел на меня, и кивнув на телефон, спросил: «В Париж звонил?»
Надо сказать, что эта поездка в «Комсомолку» была в чём-то эпохальной. Я достаточно трезво ощущал себя как журналистскую почку, а тут дубы, баобабы, секвойи ходят, так сказать, стройными рощами. И никакого выпендрежа. Окончательно меня добило знакомство с Лауреатом Ленинской премии (не за книгу о поездке Хрущёва в Америку, не за чужие мемуары, а за собственные труды) журналистом-легендой Василием Михайловичем Песковым.
Олег Львович познакомил: «Наш юный коллега из Уфы». Я, естественно, представился: «Дима Эйгенсон». И в ответ получил: «А я Вася Песков». Я решил, что это прикол такой, и со всем своим уважением поблагодарил: «Очень приятно познакомиться, Василий Михайлович!»
Он меня небрежно поправил: «Вася, Дима, Вася!». Даа, интересные тут, оказывается, обычаи .
Кстати, об Олеге Львовиче. Меня совершенно умилила история его недавнего в те поры развода.
К пятидесятилетию СССР, в 1972 году, «Комсомолка», а конкретно - Олег Жадан, задумала и осуществила цикл репортажей из всех республик могучего Союза, и самых отдалённых его точек. Больше полугода Олег мотался по окраинам, практически не заезжая в Москву. Наконец, великий труд был окончен.
Олег вернулся домой…. И в первую же ночь, проснувшись, потрогал за плечо мирно сопевшую жену: «Послушай, где тут у вас туалет?»
Так и закончилось семейное счастье. А ещё говорят: «Типовое строительство! Типовое строительство!». Разнообразие, однако, тоже имеет свои отрицательные стороны.
* * *
Через некоторое время, дорогой читатель, ты сможешь прочесть четвёртую, завершающую часть «Моих университетов». Если попытаться сказать хоть что-то серьёзно, то не обойдешься без чувства глубокой благодарности уральской нашей альма-матери. Университет, хотя я был далеко не самым прилежным его студентом, дал мне то главное, ради чего мы идем в поход за верхним образованием - умение потреблять, перерабатывать и применять новую информацию. Скучнейший в школе предмет - русский язык.С зазубриванием правил, с обязательными исключениями, основанными на самодурстве, ибо других доводов не приводилось. Так вот, русский язык в его университетской интерпретации вдруг стал волшебной живойрекой, нырнув в которую с первого до сегодняшнего дня ощущал и ощущаю всю прелесть вечноживущего, вечноменяющегося и бесконечного потока мысли, превращенной в слово. И все там логично, понятно и обоснованно. И исключения абсолютно естественны: не всегда приемлемы, но обязательно понятны. Заумная хрень экономики вдруг прилипает к конкретной жизни цехов и других производственных организмов, как будто на них специально пошита. А коли пошита правильно, то какого… жмет и тянет? Разбираться в объектах своей деятельности становилось с каждым следующим курсом легче и легче. Но о собственно учебе и её забавах будет сказано в четвертой части «М.У.».
Не обойдется и без Тромпетта. Куда ж я без него? Как голый на улицу!....
(окончание следует)