Кто про что, а я про бани

[madiken_old]

Как ни странно, но в XVII веке этот уголок Москвы выглядел вот так.






А.Васнецов, Пушечно-литейный двор на реке Неглинной в XVII веке, 1918

Есть два признака, по которым строились бани в Москве. Первый - вода. Значит, на реке, на ключах, на прудах. И второй - рядом со слободами, где работа была связана с грязью. Поэтому бани в Москве стояли на Яузе рядом с Гончарной слободой, рядом с Иоаном Богословом в Бронниках, на Рождественке "в переулке в Кузнецах" и, конечно, рядом с Пушечно-Литейным двором.
Бани у Пушечно-Литейного двора принадлежали в 1620 году Ивану Гладкову, за ним же вероятно числились и бани на Рождественке "Ивана Гладина, Мишки Григорьева и Сеньки Трушника". А.Васнецов полагает, что на их месте сейчас находятся Сандуны. "И тогда Сандуновские бани могли бы отпраздновать свое трехсотлетие: 1620г (по росписному списку) - 1920 г." (А.М.Васнецов, Общественные бани в Москве XVII века) А теперь уже скоро и четырехсотлетие.

Отрывок из статьи А.М.Васнецова "Общественные бани в Москве XVII века"

Обилие бань в XVII веке в Кузнецком конце вполне понятно: здесь на­ходился Пушечно-литейный двор, кузницы - работа пач-котная, копоть, сажа, пыль, часто приходилось мыться и париться.
Очень характерно в бытовом отношении - бани дели­лись на мужские и женские. У Пушечно-литейного двора бани Ивана Гладина: «баня мужская, под нею земли вдоль 12 сажен, поперек 8 сажен, баня женская, под нею земли 12 сажен вдоль и поперек 8 сажен».




Общественные бани в Москве в XVII веке, 1922

Это нам расшифровывает загадку: почему без исклю­чения на всех планах старой Москвы бани изображены в виде двух рядом стоящих зданий: одно - для мужчин, другое - для женщин. Да и, понятно, москвичи так обе­регали чистоту отношений полов, так разграничивали их, что даже в церкви мужчины стояли отдельно от женщин.
Какой внешний вид имели общественные бани? Если вам приводилось видеть в деревнях бани без крыш, а про­сто по настилу потолка покрытых дерном с растущей на них травой, то вы получите полное понятие о внешнем виде московских бань в XVII веке,- все они без крыш. Потому и существует поговорка - тащишь на баню коро­ву, когда хотят пояснить какой-нибудь нелепый поступок.<...>

Следует отметить весьма интересное совпадение: местоположение некоторых бань XVII века осталось до нашего времени. На месте гостиницы "Метрополь" существовали бани - многие из нас их помнят. (Челышевские - М.) Здесь именно и находились в XVII веке бани мужские и женские Ивана Гладина, что против Пушечно-литейного двора. Они же изображены на рисунке XVII века. <...>

Также, вероятно, многие из нас помнят большой резервуар почвенной воды, огороженный забором па Неглипном проезде, из которого бралась вода для Сан-дуновских бань; помнят и одноэтажное грязноватое зда­ние самих бань. Они расположены в переулке, спускаю­щемся с Рождественки. Крутой склон Рождественской го­ры, вероятно, изобиловал ключами и под горой легко было собрать почвенные воды в резервуары для использования в банях. Не здесь ли находились бани с «Рождественки улицы в переулке, в Кузнецах» Ивашки Гладина, Мишки Григорьева и Сепьки Трутника? Если так, то Сандуновские бани, расположенные также в переулке, примыкаю­щем к Рождественке, и существовавшие в XVIII веке, мог­ли стоять на месте вышепоименованных бань XVII века. И тогда Сандуповские бани могли бы отпраздновать свое трехсотлетие: 1620 г. (по росписному списку) - 1920 г.

Все, конечно, знают благодетельное влияние бань на наш организм; после бань мы чувствуем себя в благодуш­ном настроении.
Любопытно было бы окунуться в то далекое от нас про­шлое и заглянуть, как жили москвичи в те, седой древно­сти, времена. Суббота, работы кончились и в Кузнецах, и в Котельниках; не стучит уже молот и не дуют меха; в Гончарах и Серебряниках расходится рабочий люд после трудового дня. Близко к вечеру, затихли гомоп и сутолока в Гостином дворе на Большом торге па Красной площади...
Пошли перезвоны к вечерням - загудела Москва как улей от звона сорока сороков. Пошел народ по баням с веника­ми под мышкой, с шайками в руках, а кто и на голову на­денет, чтобы не тащить лишнюю вещь в руках. Скрипят, ревут банные журавцы, поднимая и опуская длипные шеи с бадьями на веревках - работают водоливы. Спнеет Мо­сква в зимнем сумеречном полусвете. Зажгли огни кой-где в окнах. А в банях мужских и женских давно горят саль­ные коптилки-почники, смутно освещая в клубах пара го­лые телеса. Идет несмолкаемый гам от говора - ничего не разберешь, каждый слышит только соседа. Зато в пред­баннике и потише, и посветлее, и идут мирные разговоры. Не было тогда клубов и театров, где бы московские граж­дане могли бы сойтись и побеседовать, не было ни «Вечер­ки», пи «Рабочей Москвы», где бы можно было почерп­нуть новости. Идут споры о том, отчего соль вздорожала, подвоза хлеба нет, «говорят опять «рослая рожь» на кор­ню позябла»... «А про боярина-то Стрешнева слышал? В немилость у царя впал, в опале, в Сибирь угнали - эво куда!». Но вот последние запоздалые гости-старнчкн по­замешкались и покидают последними; вода вся вышла, да и остудили баню, хлопая скрипучей дверью на пяте и на тяжелом блоке, поминутно отворяя ее п впуская клубами холод в жаркую баню. Пора по домам. А дома разомлев­шие от пара москвичи и москвички пьют горячее сусло с астраханским стручком или ароматный горячий сбитень на меду при свете лучины или сальных свечей, коротая длинный зимний вечер в кругу своих семей, за слюдяны­ми оконцами в бревенчатых и брусяных избах старой Мо­сквы...