Памяти маркизы Минтайской
21 апреля исполнился ровно год со дня кончины Эмберситы ля Мур, маркизы Минтайской. Здесь у неё уже неоперабельная стадия рака - умирающая королева, но всё ещё королева! Поистине ей бы подошла эпитафия: "Здесь лежит та которую боялись все".
На самом деле курносый нос, коротковатык лапы и толстый задик всегда выдавали в ней некую неаристократическую примесь, как, бывает, практичная приземистость выдаёт крастьянских предков царственного тирана, но кто посмеет сказать об этом вслух? Впрочем, чистопородный сиам сэр Ричард, сквайр, такими вопросами, кажется, не задавался. Сам он представлял собой лениво-благодушный тип обеспеченного английского холостяка-бездельника. Страдал только от сплина, и на пятом году жизни, кажется, совершенно потерял к ней интерес. Когда он обнаружил, что ему подбросили младенца, да ещё женского пола, то первоначально испытал шок, но сплин прошёл. Поистине это были счастливейшие месяцы его жизни. Потом пришлось столкнуться с тем, что дитя подросло и стало больно кусаться, а ответить ей тем же Ричик, как истый джентельмен, не мог.
Гены благородных предков, охранявших рабов в Персии и монастырские сокровищницы в Таиланде, вылезали в Ситочке в самый неподходящий момент в виде страсти подыскивать объекты для охраны и устойчивой паранойи. Кругом были враги. Они мечтали захватить её территорию, сожрать всё, что было в холодильнике, а заодно придушить и съесть хозяйку. При мне она ещё согласна была брезгливо терпеть жалких двуногих, за исключением случаев распития спиртного (этот запах она, как истая пуританка, ненавидела). Но если хозяйка спала, в комнату войти было невозможно: рыча и шипя на пороге, Сита грудью отстаивала меня от любых посягательств. Самое забавное, что мои гости побаивались страхолюдного Ричика и его жёлтых прокуренных клыков, и весьма умилялись его хорошенькой подружке. Но только один раз...
Хотела бы я узнать, какому мерзавцу первому пришло в голову сочинить популярную рекламу: "Бирма любит детей". Сита крепко недолюбливала всех чужаков, но особенно - этих мелких и назойливых двуногих. Больши них она ненавидела только других кошек. Однажды это едва не кончилось плохо. Оставив Белька и её младшенького, принца Эндрю на пять минут в компании Ситочки, я спустилась в магазин за пивом. Моё возращение было встречено какими-то черезчур экзальтированными благословениями неизвестного мне божества: Белёк с сыном сидели за закрытой дверью в зал и через стекло делали странные знаки, а Ситочка сидела под дверью. Они не вышли, пока я не заперла её в ванной.
Оказывается, в моё отсутствие Белёк решила вопреки всем моим предупреждениям наладить дипотношения между Ситочкой и Андрюшей. Мол, дай ей орешек... "Ма, мало того, что этот мелкий спёр наш арахис, он меня ещё и отравить хотел! Но я их блокировала и продержала до твоего прихода!" Словом, в ответ на попытку прикорма Сита просто посмотрела на них. Только посмотрела. Как потом уважительно отметил принц Эндрю: "Она на меня сморела, как на пищу". И тут нервы в моих гостей не выдержали, и они бросились наутёк. Ситочка азатно загнала диверсантов в зал, и пока Белёк закрывала двери, успела применить свой любимый боевой приём - подцепила её ногу в зазор между дверью и полом и цапнула. Оставшееся время до моего прихода мои гости рассматривали пробоины на толстом зимнем ботинке и размышляли, что было бы, если бы не... Бельку, конечно, было поделом, но вот моральное состояние ребёнка меня, признаться, беспокоило. А зря. Принц Эндрю в свои семь уже мыслил здраво и быстро прикинул: единственный изъян ситуации заключается в том, что не он сам - единственный избранник и хозяин этой злобной красавицы. И через пару часов на пути домой уже канючил: "Ма! Давай тоже Ситочку заведём".
...Она ушла на закате в свой египетский кошачий рай. Раздражительно-чувствительная к любому неудобству всю свою предыдущую жизнь, в последние месяцы она не издавала ни звука во время своих приступов. Только временами очень внимательно и пристально смотрела мне в глаза: "Неужели на этот раз ты ничего не можешь сделать?" Признаться, я испытала облегчение, когда обнаружила, что она не дышит. Я уже знала, что и для меня старая жизнь кончилась, и вечерняя ладья бога Ра, увозящая спутницу поти 14-ти лет моей жизни, пожалуй, более реальна, чем этот мерзкий затхлый городишко...