Этнографические заметки случайного путешественника.
Краткая поездка в Грецию обернулась разнообразными этнографическими наблюдениями. Этносы наблюдались всякие. Еще в «Пулково» я приметил сикха. Ну, может быть, он и не сикх был, а другой какой индус, но я почему-то подумал, что сикх. Пожилой дядечка в белом балахоне и коричневатой чалме. Затем в самолете я проходил мимо него, и чалма при ближайшем рассмотрении оказалась - вы не поверите - обернутыми вокруг головы дредами.
В «Шереметьево» в ожидании рейса я наблюдал, в основном, представителей нашего расейского этноса. Один представитель, проходя мимо меня, говорил в телефон: «…, а потом у нас пересадка в Бейджинге».
А в самолете рядом со мной сидел чувак явно нерусский. Но и не грек. И вообще на европейца не похожий. Я, было, стал гадать об этносе человека, но он достал свой паспорт, и я прочел на нем: «Argentina». «Индеец»,- догадался Штирлиц. И зачем индейцу путешествовать из Москвы в Афины? Индеец всю дорогу читал по-испански «Хоббита».
На выходе из аэропорта ко мне подошел бомбила: «Вас подвезти куда-нибудь?» - спросил он чистым русским зыком. - «Нет, спасибо».
Пока меня не было в Греции, греки протянули ветку метро прямо до аэропорта. Решил воспользоваться и сэкономить на такси, тем более, что ехать мне по прямой без пересадок, а гостиничка моя в ста метрах от метро. Вагон не то чтобы полон, но свободных сидячих мест нет. При этом часть мест занята… сумками. Т.е. греки, совершенно не парясь оттого, что другие стоят, ставят сумки рядом с собой на сиденье. А стоячие греки не возмущаются и не просят спустить сумки на пол и дать им сесть. Ну, я не грек; я попросил. Вскоре рядом со мной сел молчел с хайром до пояса. «Неужели греческий хиппи?» - подумал я и даже хотел заговорить. Но молчел тоже был как-то похож на индейца. Пока я думал, он достал книгу. На сей раз я не разглядел названия, но книга тоже была на испанском. (Да, у меня дурные манеры: не могу не заглянуть в книгу соседа!) «Еще один индеец», - снова догадался Штирлиц.
Захожу в хостел. «Калимера»,- говорю, и слышу в ответ: «Ай донт спик грик». Зато чувак звал меня сэром, а на вопрос, где у них смокинг эреа, сказал, что абсолютно нигде, но я могу открыть окно и курить прямо в номере: «джаст би кеафул».
Номер - на шестом этаже без лифта! И лестницы крутые. Так что, и правда, лишний раз на улицу покурить не побежишь. А улица та - одноименная городу. Улица Афины, богини то есть ихней.
Прибыл я на улицу Паллады ближе к полуночи, но жизнь на ней кипела вовсю. И не мудрено: это ведь туристический район Плака, сплошь состоящий из лавок, таверн, отельчиков и тому подобных заведений. И я спустился в эту кипящую жизнь, чтобы там поужинать. Понятное дело, что в полночь в таверну идти в рясе как-то неуместно, и я пошел в джинсах и красной рубахе и с арафаткой вокруг шеи.
Выбрал столик на улице с видом на площадь перед метро «Монастираки», на византийскую церквушку и на бывшую мечеть.
Поглотив свое сувлаки и неторопливо попивая пиво под звучавшую из открытых окон и дверей таверны живую музыку, я смотрел, как какие-то темнолицые люди непонятного мне этноса запускали в небо светлячков и затем ловили их, медленно спускающихся и переливающихся красным и фиолетовым огнем, обратно в руки. Стоило мне подняться из-за стола и пойти в направлении площади, как один из темнолицых метнулся ко мне и стал усердно втюхивать светлячка. Я не хотел покупать, но он настаивал: «Май френд, джаст уан юро». Еврика мне было не жалко, а темнолицего френда - при ближайшем рассмотрении я решил, что он, должно быть, откуда-нибудь с Филиппин или Малайзии - жалко, и я купил у него его светлячка.
Теплый южный вечер, в который я перенесся из нашей питерской непогоды, располагал к прогулке, и я решил немного пройтись перед сном. Просто так, куда глаза глядят. К тому же, это был первый раз, когда я ходил по Афинам (и вообще Греции) без рясы. Так здорово было чувствовать себя просто человеком среди людей, общаться на равных с официантом в таверне, темнолицым продавцом светлячков, что мне захотелось продлить это ощущение и еще немного побыть праздным туристом.
Я пошел вверх по улице Афины и на одной из отходящих от нее маленьких улочек увидел толпу молодежи перед дверями какого-то заведения, откуда доносилась громкая музыка и отсвечивал ритмично мигающий красный свет. Я присел на поребрик рядом с мэном лет двадцати пяти - тридцати с бутылкой пива в руке. «Филе («друг» то есть по-гречески),- говорю ему,- у тебя спички есть?» Говорю так, для затравки беседы, потому что, вообще-то, у меня у самого зажигалка есть. Мэн дает мне прикурить, стреляет, в свою очередь, сигарету, и спрашивает, распознав по моему выговору иностранца, откуда я. Поговорили немного про Россию, выборы, демонстрации и т.п.. «У нас тут тоже скоро этот цирк начнется».
Докурив, простился с другом и пошел дальше, сворачивая по пути в разные улочки. Вскоре я почувствовал, что для того, чтобы вернуться назад, мне нужна помощь прохожих. Подхожу к встречному дядьке: «Простите, господин, вы не…» - «Нет! - перебил меня дядька. - Я денег не подаю!» И заспешил прочь! «Господи, ну неужели я похож на уличного попрошайку?!» Попрошаек, правда, на афинских улицах пруд пруди.
В подворотне на асфальте копошится какая-то парочка. Любятся что ли? Нет - ширяются. Ну, к этим я решил не подходить.
Прохожу еще метров сто: у стены стоит негр и двое белых. Негр им что-то дает, и они отходят. Прохожу мимо, и вдруг негр кидается ко мне.
-- Куе! - говорит негр. Даже, можно сказать, кричит.
-- Куе?
-- Куе!!! - и очень энергичный жест руками, который я все равно не понял.
-- Сорри…
-- Кока!
-- О, ноу…
-- Ганджа!
-- Ноу, сеньк ю.
Потом какой-то встречный господин все же объяснил мне дорогу до площади Омония, от которой я уже знал, как идти дальше. Пересекаю площадь: на каменном парапете сидит человек пятнадцать, преимущественно не белых и, похоже, обдолбанных. Кто-то забивает косяк. Причем, не самокрутку, как это принято на Западе, а как у нас - выпотрошенную беломорину сигарету. Еще метров через пятьдесят группка арабов зазывает проходящих: «Хасиси! Ганджа!»
Пока дошел от Омонии видел еще ширяющихся. Один, бомжеватого вида и неопределенного возраста, мужик бодяжил себе в ложке раствор, стоя на коленях прямо на тротуаре. А еще одна парочка расположилась на скамейке в сквере, метрах в тридцати-сорока от улицы. В это время мимо медленно проезжали два патрульных мотоцикла и остановились как раз напротив того сквера. Я решил понаблюдать, что дальше будет, и тоже остановился.
Полицейские выехали на тротуар, развернули свои мотоциклы перпендикулярно к дороге, включили дальний, направив свет фар прямо на колющихся, и… закурили косяк. Парочка на скамейке не обращала на них ровно никакого внимания. Он перетянул себе предплечье, а она делала ему укол. Астиномы смотрели на это дело вполне равнодушно и болтали о чем-то своем, ментовском. Поглазев на эту сцену минуты три, я пошел себе дальше.
На следующий день с утра у меня было церковное мероприятие, ради которого я, собственно, и приехал. Оно не доставило мне этнографических наблюдений. Зато вечером состоялась девиртуализация с афинским френдом, и мы с ним совершили отличную прогулку вокруг Акрополя. Зайдя по пути в магазин «Чайный путь», мы таки увидели там греческого хиппи.
Вернувшись в хостел, я увидел за стойкой ресепшена нового администратора, девушку. Она говорила по-гречески, но через две фразы спросила, говорю ли я по-русски и перешла на него. Я сказал ей о давешнем греконеговорящем парне и услышал в ответ: «Да, из троих администраторов я одна здесь говорю по-гречески. Один парень у нас из… как это по-русски… ну, в общем, Саус Африка, другой - из Румынии; и я вот из Ташкента».
А на утро я уже ехал в обратный путь. Сидя в вагоне метро, я подумал, что впервые не встретил на афинских улицах ни одного попа в рясе. Это было странно, ибо раньше они встречались мне едва не на каждом шагу. Но Провидение не оставило меня в разочаровании, направив стопы одного попа так, что уже на эскалаторе я все-таки увидел его.
Вот он:
THE END.