Шарлыкские байки
Весна
Хотя морозец ещё щиплет за нос и сугробы мощны, как измаиловские бастионы, а солнышко всё равно греет... Светит, в глаза заглядывает, старается, отрабатывает пасмурную зиму... Капает с крыш хрусталём, сверкает несмелыми ручейками. Какие-то совершенно летние птицы орут, невидимые, в гуще ветвей... Да, это весна... не та ещё весна, когда даже оглобля на оглоблю ну... заинтересованно смотрит, в общем, но тем не менее.
Митяй жмурится на крыше сарайки и подставляет бок, ободранный окрестными полосатыми гопниками, живительному теплу.
Митяйку уже третьи сутки маринует на крыше вывалянная в опилках прелестница. Всё примеривается, всё думает... Смотрит, не мигая, своими разноцветными глазищами и молчит. И не уйдёшь от неё - такая с обеда ждать не станет, куда там.
"...А пад ийоо атласнааййй коооужааааай..." - доносится сладострастный вопль из-за гаражей, и Митяй вдруг решается на что-то отчаянное. "Уммрыууу!!" - подскакивает он, но, получив лапкой по лбу, обречённо устраивается на место. Компания парней из местного ПТУ чрезвычайно учтиво раскланивается со стайкой однокашниц, и между ними в резко сгустившемся воздухе повисает электрическая дуга.
Совершенно обнаглевший (или обезумевший?) воробей скачет у носа хвостатой обольстительницы, но она только щурится и молчит. Чего молчит? Чего ей надо-то? Бедный Митяй в непонятках. Вот он, вот она. Вот исходящая теплом крыша. Что ещё-то не хватает для счастья?!
"...И ва снее смиёёсся тыыы..." - умиляется за гаражами всё тот же трубадур, и Митяй начинает потихоньку подвывать от безысходности. Получается даже лучше, чем у Носкова, Кипелова и трубадура, вместе взятых.
Хотя морозец ещё щиплет за нос и сугробы мощны, как измаиловские бастионы, а солнышко всё равно греет... Светит, в глаза заглядывает, старается, отрабатывает пасмурную зиму... Капает с крыш хрусталём, сверкает несмелыми ручейками. Какие-то совершенно летние птицы орут, невидимые, в гуще ветвей... Да, это весна... не та ещё весна, когда даже оглобля на оглоблю ну... заинтересованно смотрит, в общем, но тем не менее.
Митяй жмурится на крыше сарайки и подставляет бок, ободранный окрестными полосатыми гопниками, живительному теплу.
Митяйку уже третьи сутки маринует на крыше вывалянная в опилках прелестница. Всё примеривается, всё думает... Смотрит, не мигая, своими разноцветными глазищами и молчит. И не уйдёшь от неё - такая с обеда ждать не станет, куда там.
"...А пад ийоо атласнааййй коооужааааай..." - доносится сладострастный вопль из-за гаражей, и Митяй вдруг решается на что-то отчаянное. "Уммрыууу!!" - подскакивает он, но, получив лапкой по лбу, обречённо устраивается на место. Компания парней из местного ПТУ чрезвычайно учтиво раскланивается со стайкой однокашниц, и между ними в резко сгустившемся воздухе повисает электрическая дуга.
Совершенно обнаглевший (или обезумевший?) воробей скачет у носа хвостатой обольстительницы, но она только щурится и молчит. Чего молчит? Чего ей надо-то? Бедный Митяй в непонятках. Вот он, вот она. Вот исходящая теплом крыша. Что ещё-то не хватает для счастья?!
"...И ва снее смиёёсся тыыы..." - умиляется за гаражами всё тот же трубадур, и Митяй начинает потихоньку подвывать от безысходности. Получается даже лучше, чем у Носкова, Кипелова и трубадура, вместе взятых.