По Италии с Павлом Муратовым: Виченца - город Палладио
Кафе на площади Синьории в Виченце
Чуть больше стал лет назад, в 1908-1911 годах, по Италии путешествовал русский писатель и искусствовед Павел Павлович Муратов (1881-1950). По впечатлениям этих многочисленных и долгих поездок (в одной лишь Венеции Муратов был 16 раз!) написана его лучшая книга - трехтомные "Образы Италии". Книга вышла в московском издательстве "Научное слово" в 1911-12 годах. Успех ее был мгновенным - за первым изданием сразу же следует второе, а затем и последующие переиздания. "Ну что можно еще прибавить, говоря об Италии, после всего того проникновенного, восторженного, любовного и нежного, что сказано так исчерпывающе в тысячах книг, начиная от Гете до Муратова?" - писал Мстислав Добужинский в 1923 году. С тех пор об Италии сказано очень многое, но, как и для наших прадедов, эта страна по-прежнему начинается для нас с Муратова. Мы читаем "Образы Италии" перед поездками, а теперь, благодаря электронным книгам, можем взять объемистый трехтомник с собой в дорогу. Мы не раз возвращаемся к Муратову после путешествий по Италии, после встреч с итальянской классикой в музеях и на выставках. Да и просто так - без всякого повода перелистываем любимую книгу, чтобы как говорится, встретиться с прекрасным и отдохнуть душой.
Улицы Виченцы
Хотя Муратов пишет очень образно, нельзя не мечтать об иллюстрированном сетевом издании "Образов Италии" с современными фотографиями - так сказать, о виртуальном путешествии "по муртовским местам". Интересно не только запечатлеть на фото хотя был малую часть того, что видел и описывал Павел Павлович, но и приметить, что изменилось в стране за столетие. Прежде захолустные городишки, куда путешественник добирался с немалыми трудностями, стали центрами массового туризма, иные руины отреставрированы, иные памятники архитектуры, увы, разрушены землетрясениями...
Виченца. Пьяцца ди Кастелло.
Думаю, Павлу Павловичу эта идея понравилась бы. Всей душой любил от итальянскую старину, и тем не менее не хотел видеть Италию музейным заповедником. Он писал: " Пребывание в Милане, может быть, научит примириться и с итальянской современностью. Всем нам, гостям Италии, давно бы следовало вменить это себе в обязанность. Глядеть на итальянские города только как на музеи, кладбища или романтические руины, для коих нынешние обитатели составляют лишь не всегда удачный стаффаж, - значит грешить против гостеприимства, которое нам всем оказывает страна и нация. Эта нация живет, дышит, существует; у нее есть не только прошлое, но и настоящее. Мы должны принять его, должны найти в себе такт не противопоставлять современную Италию Италии прошлого, иначе мы не будем достойны ни той, ни другой. Если дурно грешить против вежливости по отношению к отдельным людям, то как простить тот же грех, совершенный перед целым народом! /…/
В Италии все важно для нас и все драгоценно. Одни и те же ритмы управляют рельефами Донателло и уличной жизнью флорентийского вечера. Колокола Ave Maria звучат в золоте старого сьенского мастера и в сегодняшнем закате над башнями Сан Джиминьяно. Дело любого итальянского ремесленника полно той же мажорной нотой, которой звучит гений Палладио... Ценой неизбежных ломок и перемен нынешняя Италия приобретает свое право жить настоящим.Ощущение ее вечно жизненной стихии - вот то, что составляет истинный смысл итальянского путешествия..."
Итак, первая тема - Виченца. Я попробую сопроводить отрывки из "Образов Италии", посвященные восхитившей Муратова Виченце своими фотографиями. Конечно, многих сюжетов у меня недостает, но я все же надеюсь, что удастся передать впечатление от сегодняшней Виченцы, не очень избалованной туристами и прекрасно сохранившей свой исторический центр, в котором палаццо в стиле венецианской готики соседствуют с шедеврами Андреа Палладио. Кажется, что сказанные сто лет назад слова Муратова, произнесены сегодня: "Дворцы Палладио до сих пор стоят на улицах Виченцы, переменившие много раз владельцев и назначение, тронутые временем, но пощаженные людьми, спорящие с веком и как бы упорно не желающие уйти в прошлое, восхищающие нас так же, как восхищали они Гете, и столь же живые, как в дни их первых обитателей."
Предоставим слово нашему спутнику.
Павел Муратов. Образы Италии. Глава "Виченца"
Дворцы и храмы на Корсо Палладио
Улица Контра Порти, палаццо Изеппо Порто про проекту Палладио
Улица Контра Порти
Как один из пленительнейших итальянских городов вспоминается Виченца, столь тесно сдвинувшая свои красные крыши среди зеленых садов и виноградников счастливой долины, отделяющей предгорья Альп от холмов Монте Берико. Две неподвижных зеркальных речки, Ретроне и Баккильоне, омывают ее, луга их касаются иногда городских улиц, и перекинутые через них арки мостов повторяются в глубоком стекле их вод. Солнце любит этот прекрасный город, расточительно льет оно свой свет и тепло на плиты его торжественной пьяццы, где бел, как снег, истрийский мрамор Базилики Палладио и черна ржавость зимних непогод на ее колоннах и фризах. Ослепленный архитектурным чудом, перед которым меркнет Либрерия Сан Марко (Библиотека Сан Марко в Венеции. Мои примечания к тексту даны наклонным шрифтом), долго не сходит приезжий с площади, погруженный в великолепный покой свершений, и как во сне бредет по улицам, безлюдным и фантастическим, с их тихими ремеслами нынешнего дня и героическими жилищами Ренессанса. Закрывая рукой глаза от солнечного блеска, он останавливается здесь на каждом шагу, чтобы разглядеть причудливости готически-венецианской casa или вглядеться в вечные новизны палладианского дворца.
Готические дворцы по венецианскому образцу
Виченца недаром слывет городом дворцов: о них мечтает путешественник, проснувшийся в свое первое здесь утро в просторной и прохладной комнате гостиницы "Трех гвоздик", и с какой щедростью Виченца осуществляет эту мечту! Немногие представляют себе, что этот город Палладио был бы все же прекрасен, если бы даже несчастье помешало Палладио родиться в нем в 1518 году и быть величайшим из его граждан (более вероятно, что Палладио родился в Падуе) . Из всех городов венецианской terra ferma ("буквально "твердая земля", в отличие от островной Венеции) Виченца оказалась более всех доступна архитектурному инстинкту Венеции. Ни Верона, и уж конечно ни Падуя, и ни Тревизо даже, дышащее и до сих пор Венецией, не были, однако, такими чисто венецианскими в своем строительстве, какой всегда была Виченца. Ее улицы полны домами, которые могли бы отразить свои пропорции, свою окраску, свои окна, порталы и балконы в водах любого венецианского рио. Иные площади ее похожи на венецианские "кампо", и вся Виченца кажется нам маленькой сухопутной Венецией. Здесь есть свой Ca d'Oro - палаццо Скио на Корсо; с палладианским Порта-Коллеони соседствует здесь Порта-Коллеони венециански-готический, и если один фасад великолепного дворца Тьене создан Палладио, то другой остается произведением ломбардско-венецианского Ренессанса.
Каза Пигафетта - иберийские влияния
Виченца особенно долго держалась венецианской готики, любя сквозистость ее фасадов и ажурность ее украшений. На пороге XVI века резец скульптора здесь охотнее, чем где-либо, точил белый мрамор готических оконных обрамлений, и кисть живописца заливала простенки горячей венецианской краской. Когда построены этот палаццо Браски, с его портиком, напоминающим венецианские "fondaco", или эта затейливая casa Pigafetta, с ее витыми колоннами, каменными плетениями и элегическим девизом: "Нет розы без шипов"? О последней мы знаем, что она выстроена в 1481 году, к концу XV века относится и casa Regau, в то время как маленькие очаровательные дворцы Гарцадори и Наваротто, быть может, старше их на сотню лет. Но между теми и другими не было существенных различий: восхищенная строительством расцветавшей Венеции и применившая к нему свой удивительно найденный скромный масштаб, та ранняя Виченца оставалась верна ему в продолжение целого столетия.
Что до Венеции, крылатый лев которой простирает свои когти над нашей Виченцей, то разве не первенствует она своей силой и необыкновенностью? Властительница морей, не есть ли она в то же время несравненная сирена, околдовывающая сердца и взоры. Она притягивает к себе любопытство всего света, и иностранцы, посещающие ее, навсегда уносят с собой воспоминание о незабвенной ее красоте.
Венецианский лев Св. Марка на площади Синьории
Вечер в Виченце под сенью крыльев венецианского льва Св. Марка
И тем не менее, была бы достойна внимания их и наша Виченца. Взгляните на нее, расположившуюся у подножия своего Монте Берико, среди плодоносной своей равнины, среди своих садов и виноградников, увенчанных гирляндами лоз и кистей. Ее две речки, ее Ретроне и ее Баккильоне, опоясывают ее лентой живых и свежих вод. Вот она, еще издали являющая нашим взорам свою стройную и высокую кирпичную кампаниле (колокольню), округленные куполы своих церквей и величественную архитектуру своей палладианской базилики.
О, какое благородное зрелище представляет она, когда глядишь на нее с равнины или с зеленых склонов Монте Берико! Вблизи она не менее прекрасна. Нельзя увидеть ее и не полюбить, но к этой любви к ней примешивается чувство почтения. Не есть ли она город дворцов? Гений божественного ее Палладио украсил ее великолепным каменным убранством. Это он создал здесь те фасады, исполненные благородной торжественности, которые составляют достоинство и славу Виченцы и которые подымают нашу душу к идеям величия и героизма.
Дворцы Палладио до сих пор стоят на улицах Виченцы, переменившие много раз владельцев и назначение, тронутые временем, но пощаженные людьми, спорящие с веком и как бы упорно не желающие уйти в прошлое, восхищающие нас так же, как восхищали они Гете, и столь же живые, как в дни их первых обитателей.Волнующая вечность оказалась суждена искусству Палладио. Во многие истории искусства вошел этот великий зодчий Италии с несколько странным для него именем "теоретика". Не достаточно ли построил Палладио дворцов, вилл и церквей, чтобы быть и величайшим "практиком" архитектуры?
Лоджия дель Капитанио на площади Синьории. 1571 г.
Палаццо на Площади Синьории
Никакой другой архитектор не был так чужд шаблону и постоянной формуле. Каждое свое здание Палладио решал наново не только в общем, но и во всех частностях. Гениально одаренный чувством пропорции, он поражает крайним разнообразием своих пропорций. Вариации меры в его колоннах и его ордерах неисчерпаемы, расчленения фасадов и деление планов всякий раз "изобретены" им по-иному. Палладио ни разу не повторил себя, и в то же время все, что им создано, могло быть создано именно им, и только им одним. В этом истинная классичность его искусства, искавшего и нашедшего единство в многообразии.
Независимо от рода его искусства и от его эпохи и места в истории, Палладио изумляет как явление исключительной творческой насыщенности. Замыслы, идеи, осуществления освобождаются им легко, щедро и естественно. Его воображение не отягощено и не переполнено; оно не вступает в трагическое противоречие с законами искусства, потому что законы архитектуры живут в душе Палладио так же инстинктивно, как живет в душе Пушкина инстинктивный закон стиха. Как Пушкин, он есть сам своя норма, раскрывающаяся у обоих в каждом явлении их искусств и, быть может, в каждом их жизненном движении. Все, что от Палладио, - творчество, и в чистейшие творческие струи влекли бы нас дела и мысли его, прослеженные шаг за шагом и изо дня в день, подобно тому, как влекут "дела и дни" русского поэта.
Восстановить дела и дни Палладио трудно, может быть, немыслимо. Юность его темна, учителя неведомы. Палладио воспитал себя сам во время своих поездок в Рим и путешествий в места, прославленные римскими руинами. Он изучал древность и постиг ее тайну так, как не могли того сделать его предшественники. Он не стремился похитить у Рима готовые эффекты форм, как хотели одни, или вырвать у него секрет славы, о чем мечтали другие. Организм древней архитектуры он изучал солидно, терпеливо, внимательно и бескорыстно. Он жил в убеждении, что это не чья-то чужая архитектура, рядом с которой возможна какая-то иная, но что это вообще единственная возможная и нужная архитектура.
Памятник Андреа Палладио в Виченце
Менее всего Палладио был подражателем. Мало художников столь же далеких, как он, от какой бы то ни было ремесленности. Вместе с исследователем в нем уживался изобретатель, и именно "инвенция" была движущим началом его творчества. Осмысливающий прошлое, он весь был устремлен воображением в будущее, изучая старину, был полон неиссякаемой свежестью и новизною. Об отношении Палладио к Риму лучше всего сказал Катрмер-де-Кенси (французский писатель, искусствовед): "Палладио как будто бы задался целью показать, что все разумное в формах и пропорциях древней архитектуры годится для всякой эпохи и для всякой страны с теми изменениями, которых не отвергли бы и сами строители древности. Он как бы поставил себе задачу сделать не то, что уже было сделано ими, но то, что они должны были бы сделать и сделали бы, конечно, если бы, возвратясь к жизни, стали работать для наших жилищ. Отсюда проистекает вполне свободное, легкое и находчивое применение им планов, линий и украшений античности во всех родах архитектуры, к которым обращался его талант".
Античный мир был для Палладио живым организмом, и архитектура была не утратившей жизни оболочкой этого мира. Этот "теоретик архитектуры" воспринимал свое искусство природно, стихийно, почти чувственно. Вилла и дворец были для Палладио столь же органичны, как свободно растущее дерево и живой человек. Фриц Бургер, ныне погибший под Верденом (39-летний немецкий историк искусства Фриц Бургер погиб в мае 1916 г., это дополнение внесено Муратовым в третье издание 1917 г.), автор книги о виллах Палладио, справедливо говорит об антропоморфизме его архитектуры. Во второй из своих "Quattro libri dell' architettura" ("Четыре книги об архитектуре", написанные Палладио), не приравнивает ли сам вичентинский зодчий деление частей здания к делению человеческого тела на части "прекрасные и привлекающие взоры" и на такие, которые "непривлекательны и лишены красоты, но тем не менее, весьма полезны и даже необходимы для первых", так, что "расположила и устроила природа прекраснейшие части человеческого тела наиболее доступными взгляду и скрыла те, которые менее привлекательны, и подобно этому должны мы располагать и устраивать воздвигающееся здание…".
Кампанила Торре ди Пьяцца, 12 век, и Базилика Палладиана на площади Синьории.
Базилика Палладиана на площади Синьории. Начата в 1549 г.
Не из Витрувия был вычитан архитектурный антропоморфизм Палладио, но был пережит им в опыте творчества. Органическое единство здания составляет сущность его искусства, являясь выводом из этого инстинктивного антропоморфизма. Архитектурная идея Палладио всегда развивается из плана, жилище мыслится им прежде всего как логическое группирование "плановых клеток". Симметрия и асимметричность перемежаются в его планах так же свободно и прекрасно, как в живом теле. Момент разрастания здания был для него излюбленным творческим моментом, и в руинах античности он больше всего любил те, где особенно выражено это разрастание, предпочитая геометричности храма органичную "клетчатость" терм. Пространственные решения Браманте кажутся слишком отвлеченными и математичными рядом с архитектурой Палладио. Интеллектуализм римско-флорентийского чинквеченто склонен был принимать план как замкнутую в себе геометрическую фигуру. Для архитекторов той эпохи фигура плана была заданием, в то время как она являлась свободным решением для Палладио. Поглощенные храмовой пространственной проблемой, они дали воспитаться в себе отдельному чувству фасада, стены. Человек чинквеченто не оказался тем гармонически-полным существом, о котором мечтал Леон Баттиста Альберти. Заострение интеллектуальности вызвало в противовес ему из душевных глубин напряжение эмоции. Леонардо и Микеланджело уже болели и тем и другим. В интеллектуальном тезисе римско-флорентийской архитектуры и в ее эмоциональной антитезе равно родилось барокко.
Аркада Базилики
Палладио спасло то обстоятельство, что он был венецианцем. На венецианской национальности его настаивает вполне справедливо в своей упомянутой книге Фриц Бургер. У этого великого сына Венеции, как и всех ее великих сыновей, была способность видеть вещи так, как не умели их видеть флорентийцы. Палладио столь же открыт для живописного видения мира, как его современник Тинторетто и как его друг и постоянный сотрудник Веронез. Все трое они столь глубоко вдохнули от жизни, что лишь героические силы их позволили им не захлебнуться. Вещественность мира была впервые узнана в искусстве венецианских живописцев. Великий итальянский зодчий разделил с ними их пафос материальности. Природность и "телесность" его архитектуры заставляет ее жить устроенной, "венецианской" жизнью и позволяет ей охватить в огромном единстве многообразную свободу форм. Надо было бы быть таким тонким палладианцем, как наш И. В. Жолтовский (русский и советский архитектор, 1867-1959), чтобы раскрыть в каждом здании мастера глубоко обдуманную композицию масс и комбинацию уровней, игру интервалов и расстановку окон, с помощью которых достигается непогрешимое, безупречное, никогда и никем не достигнутое в такой мере, зрительное впечатление единства.
Фрагменты Базилики
Фрагменты Базилики и Лоджии дель Капитанио
Фрагмент Базилики и колокольни
Палладио должен был бы строить заново целые города. В таком старом и приверженном к определенным типам строительства городе, как Виченца, ему негде было раскрыть особеннейшие стороны своего гения. Улица как бы ставит его "под окно" с другими, и он не любит фасадности улицы и охотно уходит от нее в глубину, если то позволяет место, творчески разращивая внутрь план и создавая уровни, как, например, в палаццо Вальмарана. Его первая работа в Виченце: сокрытие двумя этажами портиков старого средневекового тела Палаццо дель Комуне - была наиболее противоречащей, в сущности, его архитектурным инстинктам. Будучи всего лишь двадцати семи лет от роду (в 1545 году), Палладио восторжествовал, однако, над такими соперниками, как Серлио, Сансовино, Санмикели и Джулио Романо, к которым обращались до него старейшины Виченцы. Спустя четыре года проекты, представленные им, были одобрены в Совете большинством девяносто девяти голосов против семнадцати.
И они не ошиблись, рачительные к красоте и величию родного города граждане Виченцы! Молодой архитектор создал для них чудо живописной архитектуры, которым восхищаемся мы ныне как "базиликой Палладио". Справедлива гордость, с какой говорит об этом здании сам строитель в третьей из книг "Архитектуры": "Есть в Виченце Базилика, для которой я дал рисунки; идущие вокруг нее портики придуманы мною, и я не сомневаюсь, что это здание могло бы быть сравнено с самыми значительными и самыми прекрасными зданиями, построенными от древности до сего дня, как по величине и по украшениям, так и по материалу, каковой состоит из твердейшего и красивого камня, причем обтесан он и прилажен везде с величайшей тщательностью".
Театр Олимпико. Сцена с постоянными декорациями Палладио. 1580-1585 гг.
Другие свои здания в Виченце Палладио, как известно, строил из кирпича, применяя смешанную с толченым мрамором штукатурку. Начав с истрийского мрамора Базилики, он кончил деревом и штукатуркой Театро Олимпико, недостроенного, однако, им самим ко дню смерти, последовавшей в 1580 году./…/ Есть нечто почти детское в изобретательности Палладио, соорудившего из досок и штукатурки этот овал скамей и эту замыкающую его колоннаду, эти торжественные фасады сцены и эти улицы, видимые сквозь арки, где "волшебства перспективы" заставляют нас видеть на протяжении реальных десяти шагов иллюзорные бесконечности дворцов и портиков. Целое племя статуй, - герои, ораторы, поэты, изгибают колена на каждом выступе сцены и жестикулируют в каждой нише театра. прохладной полутьме пустого зрительного зала являют они напрасно свое безмолвное красноречие, в то время как пыль веков тихо ложится на их белые головы и скопляется в складках их гипсовых тог. Когда в 1585 году, впервые после открытия театра, законченного уже учениками Палладио, члены Академии маленькой, но просвещенной Виченцы поставили здесь трагедию "Царь Эдип" в присутствии двух тысяч знатных персон, съехавшихся с разных концов венецианской республики. Не был ли этот спектакль, вызвавший всеобщие восторги и повторенный много раз подряд, достойным апофеозом одного из основателей Accademia Olympica, строителя театра, несравненного Андреа Палладио! В своем теперешнем покое театр Виченцы кажется поистине мемориалом художника, заключившим в себе последние его идеи и чувства, и если являет он живую радость энтузиаста, детскость мечтания и смелость вымысла, то это лишь оттого, что все в искусстве Палладио было полно движения и полно жизни.
Театр Олимпико. Амфитеатр.
На улицах Виченцы неожиданно, живописно и разнообразно делят солнце и тень фасады его дворцов. Чтобы узнать Палладио во всей полноте и свежести творчества, мы должны были бы видеть виллы его, которыми еще обильны окрестности Виченцы и Падуи, изучить их планы, постичь мудрость их расчленений, испытать прелесть их лестниц и портиков. Родной город великого зодчего раскрывает все же одну из важнейших сторон его дарования. Палаццо Тьене и палаццо Порто Барбаран,палаццо Кьерикати и палаццо Вальмарана - как различны они и как "новы" один после другого в их живописном впечатлении. Как едина логика их архитектуры и как бесконечны ее возможности!
Палладио. Палаццо Вальмарана Брага.1566 г.
Того, кто стал бы искать в Палладио классического примера, великий мастер заразит скорее творческим своеволием. Не близок ли к абсурду фасад палаццо Кьерикати, с его портиком во всю длину нижнего этажа и двумя лоджиями, едва оставляющими место для пяти окон на середине верхнего этажа, и не есть ли в то же время этот необычайный фасад шедевр движения? Не "проектно" видел Палладио свои фасады и не судил их с той несуществующей точки, с которой заставляет нас видеть их чертеж. Проходя по площади перед палаццо Кьерикати, не стену видим мы перед собой, но всю массу здания, которая вступает в зрительное впечатление, чтобы восстановить равновесие, кажущееся нарушенным лишь в чертеже. И не колоннами заканчивается "в жизни" этот фасад, как заканчивается он только на геометрической схеме, но видимыми сквозь верхний и нижний портик прекрасными арками, которыми выходят оба портика на боковой фасад.
Палладио. Палаццо Порто Барбарано. 1570-1575.
Здесь размещается Международный центр по изучению архитектуры Андреа Палладио
Всегда и везде Палладио ищет новых решений, всегда и везде он умеет быть ingegnoso. Всяким средством живописности он овладевает легко и как-то перерождает его в своем щедром воображении, и, восхищаясь, например, фасадом палаццо Тьене, мы восхищаемся не рустикой флорентийцев или Санмикели, но рустикой именно Палладио. В изумительнейшем дворе этого палаццо мы отмечаем не только классическую стройность пилястров, но и необыкновенные пропорции высоко поднятых арок и парадоксальное в своей неожиданности разрешение углов. Палаццо Порто Барбаран весь сплошь парадоксален со своими полуколоннами нижнего этажа, поставленными прямо на землю, и странным соотношением высоты pian nobile и pian terreno. С какой энергией стремится здесь Палладио при помощи бросающих резкую тень полуколонн, фронтонов, балюстрад и обильных лепных фигур "расшевелить" спящую и монотонную узкую провинциальную улицу! Палаццо Вальмарана исполнен наряду с этим спокойствием и простотой. Быть может, это лучший из всех дворцов Виченцы, с его прекрасно угаданным цоколем и шестью величественными пилястрами, пробегающими сквозь два с половиной этажа, с его входной аркой, открывающей доступ в гармонически распределенные внутренние пространства, и строгим рисунком его окон. Но и в этом простейшем и сдержаннейшем фасаде умел Палладио явить гениальную новизну и изобретательность своего искусства. Окончания палаццо Вальмарана не раз смущали профессоров архитектуры. Великий зодчий не пожелал к шести пилястрам фасада присоединить такие же два, заканчивающие его с каждой стороны. Вместо того нижний этаж заканчивает половинный пилястр, верхний - фигура в высоком рельефе. Глядя на чертеж, академические критики качают головой и снисходительно прощают ошибку, в которую может впасть и великий зодчий. Но проходили ли они по улицам Виченцы, оживал ли для них фасад Вальмарана в солнечном свете итальянской осени? Испытывали ли они, как начинает дышать и жить строгая масса дворца именно от этого "последнего прикосновения" мастера, от своеволия его творчества, каприза его логики? Веяния самой души Палладио чувствуем мы на улицах Виченцы в этих двух малоопределенных фигурах, так неожиданно возникших из стены дворца Вальмарана.
Палладио. Палаццо Тьене (справа), начато в 1550-е гг.
Палладио. Палаццо дель семинарио на Пьяцца ди Кастелло . 1571 г.
Для Палладио более всего важны те здания, где в неограниченности и вольности природы располагает он и объединяет в одно целое группу жилищ. Виллы Палладио являются в силу того истинным воплощением его гения.
Оригинал взят у marinagra в По Италии с Павлом Муратовым: Виченца - город Палладио