Я не знаю, зачем это нужно, но,
видимо, есть в этом какой-то смысл.
Однажды, мы обязательно начинаем
о чем-то сожалеть. О том, что не стали
рок-звездой. О том, что не вышли замуж
за рок-звезду. О том, что когда-то поспешили
или совсем немного опоздали. О том, что
учились не тому и затеяли не то приключение.
О том, что «Герой нашего времени» так
бестолково закончился, Печорин так и
не нашел свое место в мире, да и ты сама
с утра слоняешься без дела. При этом
даже неважно, у какого окна ты пьешь
кофе и искренне сожалеешь. Даже если
окно на Гиндзе с видом на новенькие
витрины Prada, ты будешь сожалеть и думать
о других городах.
У нас новые соседи. Престарелая
японка с тридцатилетним
гавайцем. Она носит белые платья в рюшах
и отбеливает щеки над морщинистой шеей.
Он не понимает, куда попал и что происходит,
молчит и улыбается, как во сне. Стоит
ему на кухне взять нож, как его наседка-жена,
начинает хлопать крыльями и причитать:
«Опасно-опасно, положи, мой маленький!»
Стоит ему вымыть разделочную доску, как
она заливается в комплиментах его
таланту и уму.
Другой сосед трудится в своей
мастерской, открытой тридцать лет назад
в собственном гараже. Он выпиливает на
небольшом станке деревянные бруски
одинаковой формы. Одни и те же прямоугольники
с утра до ночи вот уже тридцать лет.
Спустя три месяца после свадьбы
муж признался, что любит на завтрак
шоколадные хлопья с молоком. Признался
так с вызовом, как будто имеет на это
право, а я это самое право ставлю под
сомнение. Как будто хлопья с молоком
грозят ему потерей мужественности в
моих глазах.
А вообще я не мизантроп, я
благополучно вернулась из Кореи, там
жарко и дождь, отсыревшие стены древних
храмов и китайская барахолка на каждом
углу. Устала и сожалею по очереди об
одном и о другом. Но это лечится. Надо
только выбросить из головы работу,
залезть под одеяло с книжкой и украсть
у мужа его шоколадные хлопья.