(no subject)
Мы в ответе за всех, кого завели. Все же. (Но только это не распространяется на аккаунт в «Одноклассниках»).
Невозможно не писать. То есть, возможно, конечно. Очень легко. Но я теряю ворох дорогих мне мелочей, память удерживает только ту цепочку событий, за обрывом которой начинается серьезное медикаментозное лечение.
Вот это. Как не припрятать? Когда утром проносишь через службу охраны большой полиэтиленовый пакет:
- Стойте. Что у вас? Открываем, показываем.
- Земля. Цветы хочу пересадить.
- Цветы? Какие? Гиппераструм? А какой у вас? Красный? А знаете ли вы, в какой фазе сейчас луна?
Когда Анна пишет мне каждый вечер один и тот же вопрос: «Начала ли я наконец-то читать детскую книгу ужасов «Путешествие в мир тьмы»? Которую она попросила меня заказать в интернет-магазине и привезти ей. Нежелание мое ехать в пункт выдачи заказов я неделю оправдывала тем, что человек, который каких-то семь лет назад бегал по улице в шерстяных носках без обуви, потому что не мог самостоятельно ее найти, а теперь пишет в статусе «Есть друг», может обойтись и без книги ужасов, жирно будет.
Когда садишься в автобусе к нашим студентам, а они тут же начинают подтрунивать друг над другом:
- Мише повезло, к нему девушка села.
- Хотите, я к вам пересяду? Чтобы вам тоже повезло.
- Да, но. Во-первых, тогда я не смогу подшучивать над Мишей. Во-вторых, я - армянин. Я буду ждать свою судьбу до следующей остановки.
Приободряешься «девушке», но спустя десять минут они прилипают к окну и говорят: «Смотри, какая у девушки тачка! Как ты думаешь - она на ней гоняет? Или так…катится». Девушка меж тем могла бы быть их мамой, но они совершенно серьезно. Я, очевидно, не знаю чего-то важного о родившихся в середине девяностых.
У меня все хорошо. Желая как-то приукрасить себя к началу весны, я, совершенно того не желая, лишилась трети шевелюры. Меня спасает относительное безразличие к временному и поддержка друзей. Обсуждали прически и проблемы с ними, и Надя удовлетворенно сказала: «Хорошо хоть, что у Марины стало поменьше волос».
Кстати, мне тут подумалось, что все наши последние встречи, любые предварительные долгие переговоры, трудный выбор между театром, концертом или балетом, заканчиваются в итоге выбором между красным, белым, полусухим и полусладким. Давайте уже, пожалуйста, возьмем себя в руки, друзья. Хотя бы в кино вместе сходим.
Присмотрела себе перед Пасхой пыльную собаку. Накормила ее сардельками. Пойдем, говорю, к нам жить? Не пойду, говорит, очень все это подозрительно. И машина твоя, и голос сладенький. Ну ладно, подумала я, буду хотя бы кормить тебя при встрече. И что бы вы думали? Она меня запомнила, ну, что я заманивала ее в душегубку, и теперь, завидев, пускается наутек. А я стою с ватрушкой или сосиской в руке. Боже мой, какие мы нелепые, твои создания.
Невозможно не писать. То есть, возможно, конечно. Очень легко. Но я теряю ворох дорогих мне мелочей, память удерживает только ту цепочку событий, за обрывом которой начинается серьезное медикаментозное лечение.
Вот это. Как не припрятать? Когда утром проносишь через службу охраны большой полиэтиленовый пакет:
- Стойте. Что у вас? Открываем, показываем.
- Земля. Цветы хочу пересадить.
- Цветы? Какие? Гиппераструм? А какой у вас? Красный? А знаете ли вы, в какой фазе сейчас луна?
Когда Анна пишет мне каждый вечер один и тот же вопрос: «Начала ли я наконец-то читать детскую книгу ужасов «Путешествие в мир тьмы»? Которую она попросила меня заказать в интернет-магазине и привезти ей. Нежелание мое ехать в пункт выдачи заказов я неделю оправдывала тем, что человек, который каких-то семь лет назад бегал по улице в шерстяных носках без обуви, потому что не мог самостоятельно ее найти, а теперь пишет в статусе «Есть друг», может обойтись и без книги ужасов, жирно будет.
Когда садишься в автобусе к нашим студентам, а они тут же начинают подтрунивать друг над другом:
- Мише повезло, к нему девушка села.
- Хотите, я к вам пересяду? Чтобы вам тоже повезло.
- Да, но. Во-первых, тогда я не смогу подшучивать над Мишей. Во-вторых, я - армянин. Я буду ждать свою судьбу до следующей остановки.
Приободряешься «девушке», но спустя десять минут они прилипают к окну и говорят: «Смотри, какая у девушки тачка! Как ты думаешь - она на ней гоняет? Или так…катится». Девушка меж тем могла бы быть их мамой, но они совершенно серьезно. Я, очевидно, не знаю чего-то важного о родившихся в середине девяностых.
У меня все хорошо. Желая как-то приукрасить себя к началу весны, я, совершенно того не желая, лишилась трети шевелюры. Меня спасает относительное безразличие к временному и поддержка друзей. Обсуждали прически и проблемы с ними, и Надя удовлетворенно сказала: «Хорошо хоть, что у Марины стало поменьше волос».
Кстати, мне тут подумалось, что все наши последние встречи, любые предварительные долгие переговоры, трудный выбор между театром, концертом или балетом, заканчиваются в итоге выбором между красным, белым, полусухим и полусладким. Давайте уже, пожалуйста, возьмем себя в руки, друзья. Хотя бы в кино вместе сходим.
Присмотрела себе перед Пасхой пыльную собаку. Накормила ее сардельками. Пойдем, говорю, к нам жить? Не пойду, говорит, очень все это подозрительно. И машина твоя, и голос сладенький. Ну ладно, подумала я, буду хотя бы кормить тебя при встрече. И что бы вы думали? Она меня запомнила, ну, что я заманивала ее в душегубку, и теперь, завидев, пускается наутек. А я стою с ватрушкой или сосиской в руке. Боже мой, какие мы нелепые, твои создания.