(no subject)
В конце ноября поспорили с коллегой (какое все же круглое слово из пластмассы). Заключили пари. Пообещал, что до Нового года он похудеет на двенадцать килограммов. Я сказала, что маловероятно. Контрольное взвешивание назначили на 31 декабря. Если «выигрываю» я, то с начала февраля и до конца июня каждую неделю он рассказывает нам стихи (был вариант обязать его на ежедневные пробежки в парке). Если он, то, поверьте, эту глупость не стоит озвучивать.
Любому должно быть очевидно, что я просто хочу преумножить красоту и спасти таким образом этот хрупкий мир. И никакой другой выгоды в этом споре для себя не ищу (дуреха). Коллега же подозревает, что я желаю в итоге получить «квартиру под ключ». Пыталась успокоить его, рассказывая, как однажды я целое лето разбирала чердак с вещами, накопившимися там за тридцать лет, и теперь не имею ни малейшего желания это повторять. Не верит. Говорит, что мне стоит почаще записывать за ним и запоминать (с его точки зрения спасти этот мир можно только таким образом), я стараюсь и складываю листочки под клавиатуру.
Если не сильно фонишь, то жизнь неизбежно вспыхивает щекочущим светло-голубым на фоне потрескавшегося серого. Каждый день. Если только ты не трамбуешь судорожно настоящее в мешок поверх никогда не достававшегося оттуда прошлого.
Стояла в очереди к окошку Макдональдса. К стене прислонился бездомный и просил у всех «мелочь на еду». Очередь в педагогических целях, очевидно, безмолвствовала. Говорю: «Я могу вам просто купить поесть, хотите?»
- Хочу.
- Что вам купить?
- Купите мне, пожалуйста, креветок.
- Что-что?
- Креветок. Я плохо говорю, картавлю..
- Нормально вы говорите (улыбаюсь). Простите, но почему креветок?
- Ну, они вкусные.
- Логично (уже просто хохочу про себя).
Прошу разложить по разным пакетам. «Подарок?» - зачем-то иронизирует кассир (бездомного она не видит). «Ну да. Главным образом мне». Именно креветки со мной в последнее время случаются особенно редко.
В. принес в кабинет кулебяку в форме хрюшки и стал всем показывать. Дойдя до меня, он с чмокающим звуком ткнул («легонько») ею мне в щеку. Твердый свиной пятак соскользнул со щеки к углу рта, и я довольно сильно прикусила губу. Еще одна зияющая пустота в моей биографии заполнена.
В данную конкретную минуту справа от меня сидит юноша. Он из Восточной Европы. Осенью он переехал в Подмосковье, в первую же неделю его ударили по голове, когда он выходил из магазина. Два месяца в больнице, но сейчас он уже в порядке. Ждет Александра Александровича, чтобы вместе писать какое-то заявление (совершенно не относящееся к тому делу), по учебе. Тот долго не идет, С. положил голову на руки, дремлет. Мы все работаем (кроме меня, конечно). Все как-то так, как должно быть. Нормально. Кроме нападения и меня, конечно.
На самом деле нестерпимо хочется делать дело и окончательно перестать нагибаться за ерундой. Пока же перебирала листочки на столе, нашла такой: «У каждого мужчины есть набор нравящихся женщин» (я записываю бессистемно). Положила сверху. Мы готовимся к поэтическим вечерам. Уже почти февраль, месяц, который неаккуратно рисовали углем, лист весь в отпечатках пальцев. Я его не люблю и меняю три на то, чтобы «вот это вот все» закончилось. Тысячелетия истории человечества не внушают мне никакого оптимизма, но как минимум одно событие дает надежду, что все мы когда-нибудь отдохнем. Ну, или хотя бы некоторые.
Любому должно быть очевидно, что я просто хочу преумножить красоту и спасти таким образом этот хрупкий мир. И никакой другой выгоды в этом споре для себя не ищу (дуреха). Коллега же подозревает, что я желаю в итоге получить «квартиру под ключ». Пыталась успокоить его, рассказывая, как однажды я целое лето разбирала чердак с вещами, накопившимися там за тридцать лет, и теперь не имею ни малейшего желания это повторять. Не верит. Говорит, что мне стоит почаще записывать за ним и запоминать (с его точки зрения спасти этот мир можно только таким образом), я стараюсь и складываю листочки под клавиатуру.
Если не сильно фонишь, то жизнь неизбежно вспыхивает щекочущим светло-голубым на фоне потрескавшегося серого. Каждый день. Если только ты не трамбуешь судорожно настоящее в мешок поверх никогда не достававшегося оттуда прошлого.
Стояла в очереди к окошку Макдональдса. К стене прислонился бездомный и просил у всех «мелочь на еду». Очередь в педагогических целях, очевидно, безмолвствовала. Говорю: «Я могу вам просто купить поесть, хотите?»
- Хочу.
- Что вам купить?
- Купите мне, пожалуйста, креветок.
- Что-что?
- Креветок. Я плохо говорю, картавлю..
- Нормально вы говорите (улыбаюсь). Простите, но почему креветок?
- Ну, они вкусные.
- Логично (уже просто хохочу про себя).
Прошу разложить по разным пакетам. «Подарок?» - зачем-то иронизирует кассир (бездомного она не видит). «Ну да. Главным образом мне». Именно креветки со мной в последнее время случаются особенно редко.
В. принес в кабинет кулебяку в форме хрюшки и стал всем показывать. Дойдя до меня, он с чмокающим звуком ткнул («легонько») ею мне в щеку. Твердый свиной пятак соскользнул со щеки к углу рта, и я довольно сильно прикусила губу. Еще одна зияющая пустота в моей биографии заполнена.
В данную конкретную минуту справа от меня сидит юноша. Он из Восточной Европы. Осенью он переехал в Подмосковье, в первую же неделю его ударили по голове, когда он выходил из магазина. Два месяца в больнице, но сейчас он уже в порядке. Ждет Александра Александровича, чтобы вместе писать какое-то заявление (совершенно не относящееся к тому делу), по учебе. Тот долго не идет, С. положил голову на руки, дремлет. Мы все работаем (кроме меня, конечно). Все как-то так, как должно быть. Нормально. Кроме нападения и меня, конечно.
На самом деле нестерпимо хочется делать дело и окончательно перестать нагибаться за ерундой. Пока же перебирала листочки на столе, нашла такой: «У каждого мужчины есть набор нравящихся женщин» (я записываю бессистемно). Положила сверху. Мы готовимся к поэтическим вечерам. Уже почти февраль, месяц, который неаккуратно рисовали углем, лист весь в отпечатках пальцев. Я его не люблю и меняю три на то, чтобы «вот это вот все» закончилось. Тысячелетия истории человечества не внушают мне никакого оптимизма, но как минимум одно событие дает надежду, что все мы когда-нибудь отдохнем. Ну, или хотя бы некоторые.