(no subject)
Виктор Миниотас родился 24 мая 1963 года в Хабаровске. В 1990 году окончил Петрозаводский филиал Ленинградской консерватории по специальности композиция. Преподавал в музыкальных учебных заведениях Красноярска. В 1996 г. с семьёй переехал на постоянное жительство в Литву. Член Союза композиторов России и Литвы. В 2004 году Митрополитом Виленским и Литовским Хризостомом (Мартишкиным) рукоположен во диаконы. С этого момента и до настоящего времени - клирик Вильнюсского Свято-Духова монастыря.
-- Отец Виктор, вы, судя по фамилии, литовец? Всегда жили в Литве?
-- Нет, родился я в Хабаровске. Литовец у меня отец, мама русская. Уже в конце сталинской эпохи, в начале 50-х, семья отца была выслана в Сибирь, жили в Красноярске, там они с мамой познакомились. Но отец хотел учиться на архитектора, а в Красноярске не было ни архитектурного института, ни факультета, поэтому после школы они вместе поехали в Хабаровск - там в политехническом институте был архитектурный факультет. А мама на строительный поступила.
В Хабаровске поженились, я родился, но после института они вернулись в Красноярск, а оттуда довольно скоро уехали в Литву. Мама язык учила уже на месте, а жили мы сначала на периферии, где и тогда не все по-русски говорили. Потом переехали в Вильнюс, я пошел в литовскую школу, но во 2 классе меня перевели в русскую. Видимо, тогда уже у родителей дело шло к разводу, вскоре они развелись, и мы с мамой вернулись в Красноярск. Ещё в Литве, до переезда, у меня появился отчим, родилась сестра.
-- Как началось ваше увлечение музыкой?
-- У нас было много пластинок с современными песнями, то есть песнями 60-х годов. Любил я их слушать, маленьким сам ставил на проигрыватель и, слушая, даже плакал. Кроме того, я в первом и втором классе учился в Вильнюсе, а в Литве и в обычной школе хорошо поставлена музыка, не считается она каким-то второстепенным предметом. Сейчас тоже, но и тогда. В Сибири, конечно, не так, но моя тетя, мамина родная сестра, была директором музыкальной школы, она и предложила мне заниматься там. Поступил в 11 лет, это считается поздно. Но нравилось, иначе ни за что не стал бы в такую даль ездить - больше часа в один конец. Учился по классу фортепиано, но почти сразу параллельно стал сочинять музыкальные пьесы, учительница заметила и поощряла это мое увлечение. У меня даже есть детский диплом «Композиторы среди нас».
Когда пошел в 9 класс, опять же тетя посоветовала поступить в музыкальное училище. А уже учебный год начался, но, помню, мы с тетей пришли в училище, и нас встретил там заведующий теоретическим отделением, Борис Трифонович Плотников (замечательный человек, эрудит, впоследствии он много интересовался моим творчеством), послушал мои пьески и взял меня. Со мной учился Володя Миллер, известный сегодня бас-профундо, солист Петербургской капеллы. Мы с ним пели в хоре, любили поиграть разную музыку на двух роялях, потом в училище появился композиторский факультатив, на этом факультативе я познакомился с моей будущей супругой Светой. Она училась на скрипке и тоже что-то сочиняла. Я почти сразу влюбился, но любовь эта поначалу была непростым испытанием для молодого человека, столкнувшегося с весьма «крепким орешком».
После училища поехали мы с Миллером в Петербург (тогда Ленинград) поступать в консерваторию. Его, как он своим профундо пропел, сразу и в консерваторию приняли, и в капеллу пригласили, а я из-за своей несчастной любви толком и не подготовился к экзаменам. Правда, сдал их все, но одного балла не хватило. Литератор мне за Плюшкина четверку поставил. Я ему прямо по учебнику процитировал, что Плюшкин - прореха на человечестве, а он мне: «Что ж вы так Плюшкина обижаете? Не такой уж он и плохой». И поставил четверку. Вот из-за этой четверки я недобрал один балл, и мне посоветовали ехать в Петрозаводск, там тогда был филиал Ленинградской консерватории.
Приехал, мне понравилось: озеро, чудесная природа, тихий небольшой город - я люблю маленькие, несуетливые городки. Приняли меня с моими баллами без экзаменов, но когда занятия начались, наш преподаватель, Эдуард Николаевич Патлаенко, удивился, увидев меня, сказал, что первый раз приняли студента на композиторское отделение без его, Патлаенко, ведома, когда он не видел и не слышал. Правда, послушав меня, смилостивился: «Да, правильно приняли!».
Но хоть и нравилось мне в Петрозаводске, рвался в столицу, и мне посоветовали съездить в Москву к профессору консерватории Альберту Семеновичу Леману, ныне покойному. Прихожу к нему в класс, он за роялем, играет, как сейчас помню, что-то виртуозное из Листа. Показал ему свои каракули, думал, скажет: играй. Нет, он только пролистал и сказал: «Имеет смысл заниматься. Приезжайте на экзамены». Дал понять, что переводом меня в Московскую консерваторию автоматически не примут, надо ещё и экзамен держать.
Экзамены летом, а я весной к нему приезжал. Летом же я в Москву не попал, потому что как раз в тот год решило наше советское государство призывать студентов, и загремели мы все после первого курса в армию, так что с июля 1984 по апрель 1986 года занимался я не музыкой, а совсем другими делами.
-- В ансамбль не попали служить?
-- Нет, служил в ракетных войсках (на обслуге вертолётов). Полгода в учебке в Лебяжьем - это в часе езды от Петербурга. Там хорошо было, даже в самоволку ходил (Миллер приезжал, привозил мне гражданскую одежду). А после учебки отправили нас в Сибирь. На точку ехали через Новосибирск, в Новосибирске приходили из военного оркестра, но спрашивали, нет ли духовиков, я же ни на чем дудеть не умею, а пианист у них был. А на точке, где я служил, в лесу, даже клуба не было. Однажды приезжал к нам в эскадрилью генерал и, узнав, что я на композиторском учился, сказал: «Вот и напиши симфонию про вертолёты…». Впоследствии написал симфонию, где есть часть с изображением, пожалуй, даже не вертолёта, а помощнее - скорее взлёта стратегического бомбардировщика. Но это было уже после армии, когда продолжил учебу.
Освободился я, то есть демобилизовался, 24 апреля 1986 года, и из Новосибирска поехал домой, в Красноярск. Поскольку билеты не сразу удалось достать, приехал в Красноярск 26 апреля, включил новости и услышал про аварию в Чернобыле. Как это серьезно, поняли позже.
Женился на своей несчастной любви - после армии она почему-то перестала быть несчастной. Света говорит: «Я как тебя увидела после армии, сразу всё поняла». А до армии я ей как-то не нравился. Я продолжил учебу в Петрозаводске (в Москву уже совсем не тянуло), а она еще полгода училась в Красноярске, в институте искусств, потом перевелась в Петрозаводск. Патлаенко помог, сказал свое веское слово. Потом он нам помог дочку в детский сад устроить. И мне операцию помог сделать - у меня аппендицит был, острый приступ, затем перешло в хронику, а у него жена врач, поспособствовал он, чтобы без задержек меня прооперировали. Иначе ждать пришлось бы и неизвестно, чем бы это для меня закончилось.
-- А как профессионалу он вам много дал?
-- Конечно, многому научил, хотя мы, студенты, по молодости относились к нему скептически: «Кто такой Патлаенко? То ли дело Шостакович!». К тому же мы почти не знали его произведений. Есть педагоги, которые всё время разбирают со студентами свои произведения, потому что очень хорошо эти произведения знают. А Эдуард Николаевич, по-моему, за всё время только один раз что-то показал, а так либо примеры из классиков приводил, либо наши произведения разбирал. А я упрямый был. Один раз он страничку из моей скрипичной сонаты вырвал, сказал, что она не нужна, хотел выбросить, а я схитрил, говорю ему: «Давайте я сам выброшу». А сам не выбросил, разгладил ее утюжком, да и на место положил, прихожу на следующее занятие, он посмотрел: «О, теперь гораздо лучше стало!». Самое парадоксальное, что я познакомился с творчеством Патлаенко только недавно, благодаря интернету. Нашёл его на одном музыкальном сайте, многое послушал, мы переписываемся время от времени. Вот так бывает!
Еще я во время учебы написал симфонию для хора с оркестром (это где вертолёт - бомбардировщик), и ее исполнили силами консерваторского хора и Симфонического оркестра Карельского радио. Сначала дирижер консерваторского хора сказал, что это сочинение хором неисполнимо, но полгода учили, выучили и исполнили, причём неплохо. После окончания консерватории я сразу вернулся в Красноярск. Тетя говорила: «Я уже старая, приедешь - будешь директором школы вместо меня». Я приехал, а она вдруг расхотела уходить из директоров, но преподавателем меня взяла. Еще в институте искусств преподавал, но потом бросил преподавание, потому что реформы начались, пришлось, как и всем тогда, крутиться. Музыкой в то время я немало занимался, писал, играл сам, собрал молодых музыкантов, мы концерты давали. Но это скорее для души, а жили за счет разных видов бизнеса. Многие тогда так стали перебиваться. Хотя именно тогда я написал Скрипичный концерт, за который позже и премию получил на Прокофьевском конкурсе. Вообще, немало писал музыки в те годы, не то, что нынче. А в 1996 году уехали сюда, в Литву.
-- Почему уехали?
-- Коммерция коммерцией, но с жильем были проблемы. У мамы жить не получалось, у тещи тоже. Сначала комнаты снимали, а в 1994 году сын родился, с двумя детьми уже квартиры стали снимать. Часто переезжали: снимем, а потом у хозяев обстоятельства меняются, и они просят освободить квартиру. В результате дочка в первом классе четыре школы сменила, потому что всё время в разных районах снимали. Еще у меня был рояль Беккер (Светланино приданое), и бедные мои друзья всё это время таскали его с одной квартиры на другую!
Как-то Светлана и говорит мне: «Слушай, а давай поедем в Польшу. У меня есть польская кровь». А я говорю: «Давай лучше в Литву. У меня там отец живет». У нас в Красноярске было Литовское общество, стали мы туда ходить, язык учить - я его к тому времени совсем забыл. Мне сказали, что я как сын репрессированного могу получить в Литве квартиру. Уже потихоньку готовились к отъезду, вдруг приходит письмо из литовского министерства: пишут, что мне ничего не положено, так как я уже возвращался туда. Это когда меня дошкольником привезли в Литву, а в третьем классе увезли обратно в Сибирь! Но в это же время позвонил председатель фонда ссыльных, я ему рассказал, он говорит: «Не обращайте внимания на письмо, собирайте контейнер и поезжайте». Поехали. Молодые были, смелые! Светлана потом вспоминала: «Подъезжаем к Москве, а меня от ужаса колотит: куда едем с двумя детьми?».
Но действительность превзошла все ожидания. Приезжаем, нас встречают, приводят в дом, правда, временного проживания, но квартиру там мы сами выбрали, а через пару лет нам дали постоянную, мы ее за копейки приватизировали, позже продали и купили дом за городом. Недостроенный, но жить в нем можно. До сих пор «подлизываем».
-- А с работой не было проблем?
-- Тоже пробовали затеять какой-то бизнес, используя старые наработки, но здесь это шло не так хорошо, как в России.
-- Музыкой не занимались?
-- Почему? Я же еще в России стал членом Союза композиторов, приехал в Литву, пришел в литовский Союз композиторов, они сказали: автоматически принимать не будем, надо вас послушать. Послушали и приняли - теперь я член двух Союзов, лауреат, дипломант и стипендиат там всякий... Как я люблю повторять чью-то колкость: «широко известный в узких кругах». Закупали мои произведения и в России, и здесь. Но музыка была всё же больше для души, а на хлеб тем, что подворачивалось, зарабатывали. До Церкви.
-- Как вы пришли в Церковь? Росли в неверующей семье?
-- Абсолютно. Но когда я стал интересоваться этим, мама сказала мне, что в детстве меня крестила в католичество пожилая литовка, которая сидела со мной как няня. А миропомазывают у католиков в подростковом возрасте, перед первым причастием. Поскольку я уехал из Литвы раньше, никто меня не миропомазывал, через миропомазание я уже к православию присоединился. Но первой пришла в Церковь Светлана. У нее были проблемы со здоровьем, а лечил ее врач, который сначала был католиком, а потом стал православным, и он ей как-то убедительно объяснил, что к чему, она крестилась, стала воцерковляться, я же относился к этому не враждебно, но скептически.
А потом в монастыре, где я теперь служу, один иеромонах на исповеди ей сказал, что она живет в блуде и должна на колени перед мужем встать и уговорить его (то есть меня) обвенчаться. Конечно, теперь я знаю, что иеромонах тот был неправ, но в нашем случае это помогло. Светлана подошла и, еле сдерживая слезы, попросила меня обвенчаться, и это на меня вдруг подействовало - заинтересовался я, стал читать книжки: «Сына Человеческого» отца Александра Меня, отца Андрея Кураева, а потом и святых отцов немало читал. И постепенно открылось мне, решил: почему бы не обвенчаться? В 2000 году меня миропомазали, и мы обвенчались.
-- И сразу стали воцерковляться?
-- Да. Стали ходить в монастырь, я сразу подумал, что хор монастырский праздничный нестройный, но самое смешное, что супруга мне тут же говорит: «А пойдем в хор петь». Она сама не хоровичка, но пошли, нас прослушали и взяли. Регентом хора был ныне покойный Леонид Адамович Мурашко, прекрасный певец, но возраст его уже был вполне степенный, и владыка искал ему преемника. Я вообще на это место не стремился, но раз начал петь в хоре, да ещё архиерей возлагал на меня какие-то надежды, подошел к делу ответственно: изучал Типикон, уставы, песнопения. В 2002 году назначили меня регентом молодежного хора - три раза в неделю мы пели по будням. Этот хор был создан для тренировки будущих регентов. И действительно, все, кто там пел, стали регентами в разных храмах. Одновременно владыка поставил меня петь в мужском хоре, где и монахи, и батюшки, и ребята из города. Пел-пел я в этих всех хорах, а бизнес тем временем стал приходить в упадок, и дочка мне говорит: «А ты пойди, да поговори с владыкой Хризостомом, что хочешь в диаконы».
Прихожу к владыке, говорю: «Бизнес у меня загнивает. Я, конечно, могу что-то новое придумать, но вообще хотел бы для Церкви потрудиться». Он сказал: «Хорошо, будешь петь во всех хорах». А в монастыре служба каждый день. поэтому пошёл ещё и в хор сестёр, где басом подпевал. Сёстры сначала возмутились: как это им какого-то мужика на клирос поставили? Ходили к владыке жаловаться, но он им, видно, что-то объяснил, и всё успокоилось. Более того, вскорости мы с сёстрами прекрасно спелись, и впоследствии я приходил иногда им помогать
К тому времени у нас было уже четверо детей. Полгода пел без выходных, но даже так невозможно было прокормить семью. Владыка доплачивал мне в конвертиках, чтобы семья могла нормально существовать. Говорят, что не только мне, а всем он помогал. А в 2004 году рукоположил он меня в диаконы, с тех пор служу и одновременно регентую (с 2005 года) в Свято-Духовом монастыре.
-- Несмотря на то, что вы женатый?
-- Там есть насельники, но мало, поэтому уже давно служат не только монахи, но и женатые священники.
-- Прихожане в основном русские или есть литовцы?
-- В основном русские. Есть в Вильнюсе один литовский приход, человек 40, в Пятницком храме, где, говорят, царь Пётр своего арапа крестил. Там и служба совершается на литовском языке, я тоже стоял у истоков этих служб - по просьбе настоятеля, отца Виталия Моцкуса, писал для них песнопения по-литовски (начал с Херувимской). Где-то примерно год, а может, больше, начиная с 2005, по воскресеньям служил в монастыре раннюю литургию, а потом шел на литургию туда, пел на клиросе по-литовски.
-- До этого не писали церковную музыку?
-- Нет, это были первые опыты. Потом ребята из моего молодежного ансамбля, теперь тоже все регенты, создали смешанный хор «Светилен», бывает, пишу для них. А чуть раньше «Светилена» у нас как бы сам собой родился мужской ансамбль «Скитос», мы потом много раз участвовали и в фестивалях, и в концертах различных в Литве, причем пели и редкие вещи: грузинские, византийские, раннее русское многоголосие. Для «Скитоса» и я немало написал.
-- А сколько в Литве православных приходов?
-- Около пятидесяти, но есть такие, где служба совершается чуть ли не раз в год. А в Вильнюсе более десяти православных приходов. Основная конфессия в Литве католичество.
-- Насколько вообще литовцы религиозны? В Польше, я знаю, и в коммунистическое время большинство оставались верующими, ходили в костел.
-- В коммунистическое время и в Литве так было. Сейчас, как и во всем христианском мире, молодежь всё больше отходит от веры, всё меньше ходит в храмы.
-- Ваши дети пока не бунтуют?
-- Дочка живет в Москве, учится в консерватории, а до этого училась там в училище при консерватории. Когда с нами жила, была очень ревностна, бывало, следила, чтобы и мы правило не сокращали. А сейчас у неё в Москве проблемы с хождением в храм - по воскресеньям и занятия часто назначают… Сыновья - у нас их трое, двое младших уже в Литве родились - с нами живут, пока все в Церкви, самый младший сам часто один на автобусе в город ездит - исповедоваться.
-- Какие у вас - у духовенства и мирян - отношения с католиками?
-- Почти у всех - прекрасные. Благодаря владыке Хризостому, который еще в 1991 году поддержал независимость Литвы, у нас и с властью прекрасные отношения, и с католиками. Проходят совместные мероприятия. Например, в январе бывает неделя единства христиан, собираемся вместе в костеле (и лютеране приходят), читается отрывок из Писания, потом проповедь на литовском языке. Совместные шествия против абортов проводим. Наш «Скитос» часто раньше участвовал в католических концертах и фестивалях.
-- Известны ли вам случаи перехода литовцев из католицизма в православие?
-- Известны. Это единичные случаи, но они есть. В том числе через наш театр мы некоторых привели в православие, а многие и просто хотя бы узнают о том, что есть такие православные, и они не сектанты какие-то, а вполне адекватные современные люди.
-- Что за театр?
-- Детский музыкальный театр «Тамбуринас». Он вырос из обычной детской приходской студии при Пречистенском кафедральном соборе. В какой-то момент руководительница студии - она же по совместительству и жена - попросила меня написать детскую оперу. Я растерялся, так как до этого никогда опер не писал, тем более детских, но рискнул и написал простенькую оперу «Добрый пастух» - про то, как овечка убежала за ограду, а пастух пошел ее спасать, чтобы волки не съели. И пошло - еще несколько произведений для детей написал.
А в прошлом году совершенно случайно подвернулась возможность подать проект на конкурс в Министерство культуры, я подал проект постановки оперы «Дюймовочка» на литовском языке, и, как ни странно, мы выиграли конкурс. Ещё до этого мы получили официальный статус театра, можем теперь снимать помещение, принимать людей на работу, продавать билеты, получать какое-то финансирование от Министерства культуры. Нынешний правящий архиерей, владыка Иннокентий, любит бывать на наших спектаклях и всячески поддерживает наш театр. Мы уже побывали в нескольких литовских городах с гастролями, показали там пять детских опер на русском языке, две - на литовском. В Данию и Швецию приглашали по православной линии, на фестивали, но я считаю, что рановато еще, не тот пока уровень, хотя мы быстро растём.
-- Как вообще в Литве с русской культурой?
-- В Вильнюсе есть русский драматический театр, и одна из его артисток, Лариса Попова, помогает нам, занимается с детьми и взрослыми в нашем театре. Есть ансамбль народной песни «Аринушка», в нем поет одна из наших маленьких артисток. Есть Дом национальных общин - там и украинцы собираются, и поляки, и русские. Правда, русская община разобщенная. Украинская сплоченная, польская тоже, они даже выступают за то, чтобы в местах компактного проживания поляков улицы назывались по-польски. А русские…. Православные ещё кое-как сплочены, но по статистике среди русских, проживающих в Литве, воцерковленных очень небольшой процент.
Конечно, многие молодые литовцы по-русски вообще не говорят, а вот люди постарше даже радуются, услышав русскую речь, просят поговорить с ними. Мы, говорят, не хотим забывать русский язык.
С другой стороны, многие русские вполне приспособились здесь к жизни, отлично владеют литовским или учат, чтобы овладеть. Сейчас и в русских школах (в Вильнюсе около 20 русских школ) некоторые предметы преподают на литовском - общий уровень знания языка вырос. Мы через свои спектакли помогаем русским ребятам с литовским - когда поёшь на языке, очень быстро его усваиваешь. Мои дети на двух языках свободно говорят, а сейчас ещё и серьёзно английским занимаются. В литовской среде английский очень сильно начинает заменять русский.
-- Не жалеете, что 20 лет назад переехали в Литву?
-- Нет. Никогда не жалел. Мы как-то ездили по Европе недели три, так супруга потом сказала: «Я никогда ещё не испытывала такой жгучей ностальгии, как в те недели - по Литве».
Беседовал Леонид Виноградов.
-- Отец Виктор, вы, судя по фамилии, литовец? Всегда жили в Литве?
-- Нет, родился я в Хабаровске. Литовец у меня отец, мама русская. Уже в конце сталинской эпохи, в начале 50-х, семья отца была выслана в Сибирь, жили в Красноярске, там они с мамой познакомились. Но отец хотел учиться на архитектора, а в Красноярске не было ни архитектурного института, ни факультета, поэтому после школы они вместе поехали в Хабаровск - там в политехническом институте был архитектурный факультет. А мама на строительный поступила.
В Хабаровске поженились, я родился, но после института они вернулись в Красноярск, а оттуда довольно скоро уехали в Литву. Мама язык учила уже на месте, а жили мы сначала на периферии, где и тогда не все по-русски говорили. Потом переехали в Вильнюс, я пошел в литовскую школу, но во 2 классе меня перевели в русскую. Видимо, тогда уже у родителей дело шло к разводу, вскоре они развелись, и мы с мамой вернулись в Красноярск. Ещё в Литве, до переезда, у меня появился отчим, родилась сестра.
-- Как началось ваше увлечение музыкой?
-- У нас было много пластинок с современными песнями, то есть песнями 60-х годов. Любил я их слушать, маленьким сам ставил на проигрыватель и, слушая, даже плакал. Кроме того, я в первом и втором классе учился в Вильнюсе, а в Литве и в обычной школе хорошо поставлена музыка, не считается она каким-то второстепенным предметом. Сейчас тоже, но и тогда. В Сибири, конечно, не так, но моя тетя, мамина родная сестра, была директором музыкальной школы, она и предложила мне заниматься там. Поступил в 11 лет, это считается поздно. Но нравилось, иначе ни за что не стал бы в такую даль ездить - больше часа в один конец. Учился по классу фортепиано, но почти сразу параллельно стал сочинять музыкальные пьесы, учительница заметила и поощряла это мое увлечение. У меня даже есть детский диплом «Композиторы среди нас».
Когда пошел в 9 класс, опять же тетя посоветовала поступить в музыкальное училище. А уже учебный год начался, но, помню, мы с тетей пришли в училище, и нас встретил там заведующий теоретическим отделением, Борис Трифонович Плотников (замечательный человек, эрудит, впоследствии он много интересовался моим творчеством), послушал мои пьески и взял меня. Со мной учился Володя Миллер, известный сегодня бас-профундо, солист Петербургской капеллы. Мы с ним пели в хоре, любили поиграть разную музыку на двух роялях, потом в училище появился композиторский факультатив, на этом факультативе я познакомился с моей будущей супругой Светой. Она училась на скрипке и тоже что-то сочиняла. Я почти сразу влюбился, но любовь эта поначалу была непростым испытанием для молодого человека, столкнувшегося с весьма «крепким орешком».
После училища поехали мы с Миллером в Петербург (тогда Ленинград) поступать в консерваторию. Его, как он своим профундо пропел, сразу и в консерваторию приняли, и в капеллу пригласили, а я из-за своей несчастной любви толком и не подготовился к экзаменам. Правда, сдал их все, но одного балла не хватило. Литератор мне за Плюшкина четверку поставил. Я ему прямо по учебнику процитировал, что Плюшкин - прореха на человечестве, а он мне: «Что ж вы так Плюшкина обижаете? Не такой уж он и плохой». И поставил четверку. Вот из-за этой четверки я недобрал один балл, и мне посоветовали ехать в Петрозаводск, там тогда был филиал Ленинградской консерватории.
Приехал, мне понравилось: озеро, чудесная природа, тихий небольшой город - я люблю маленькие, несуетливые городки. Приняли меня с моими баллами без экзаменов, но когда занятия начались, наш преподаватель, Эдуард Николаевич Патлаенко, удивился, увидев меня, сказал, что первый раз приняли студента на композиторское отделение без его, Патлаенко, ведома, когда он не видел и не слышал. Правда, послушав меня, смилостивился: «Да, правильно приняли!».
Но хоть и нравилось мне в Петрозаводске, рвался в столицу, и мне посоветовали съездить в Москву к профессору консерватории Альберту Семеновичу Леману, ныне покойному. Прихожу к нему в класс, он за роялем, играет, как сейчас помню, что-то виртуозное из Листа. Показал ему свои каракули, думал, скажет: играй. Нет, он только пролистал и сказал: «Имеет смысл заниматься. Приезжайте на экзамены». Дал понять, что переводом меня в Московскую консерваторию автоматически не примут, надо ещё и экзамен держать.
Экзамены летом, а я весной к нему приезжал. Летом же я в Москву не попал, потому что как раз в тот год решило наше советское государство призывать студентов, и загремели мы все после первого курса в армию, так что с июля 1984 по апрель 1986 года занимался я не музыкой, а совсем другими делами.
-- В ансамбль не попали служить?
-- Нет, служил в ракетных войсках (на обслуге вертолётов). Полгода в учебке в Лебяжьем - это в часе езды от Петербурга. Там хорошо было, даже в самоволку ходил (Миллер приезжал, привозил мне гражданскую одежду). А после учебки отправили нас в Сибирь. На точку ехали через Новосибирск, в Новосибирске приходили из военного оркестра, но спрашивали, нет ли духовиков, я же ни на чем дудеть не умею, а пианист у них был. А на точке, где я служил, в лесу, даже клуба не было. Однажды приезжал к нам в эскадрилью генерал и, узнав, что я на композиторском учился, сказал: «Вот и напиши симфонию про вертолёты…». Впоследствии написал симфонию, где есть часть с изображением, пожалуй, даже не вертолёта, а помощнее - скорее взлёта стратегического бомбардировщика. Но это было уже после армии, когда продолжил учебу.
Освободился я, то есть демобилизовался, 24 апреля 1986 года, и из Новосибирска поехал домой, в Красноярск. Поскольку билеты не сразу удалось достать, приехал в Красноярск 26 апреля, включил новости и услышал про аварию в Чернобыле. Как это серьезно, поняли позже.
Женился на своей несчастной любви - после армии она почему-то перестала быть несчастной. Света говорит: «Я как тебя увидела после армии, сразу всё поняла». А до армии я ей как-то не нравился. Я продолжил учебу в Петрозаводске (в Москву уже совсем не тянуло), а она еще полгода училась в Красноярске, в институте искусств, потом перевелась в Петрозаводск. Патлаенко помог, сказал свое веское слово. Потом он нам помог дочку в детский сад устроить. И мне операцию помог сделать - у меня аппендицит был, острый приступ, затем перешло в хронику, а у него жена врач, поспособствовал он, чтобы без задержек меня прооперировали. Иначе ждать пришлось бы и неизвестно, чем бы это для меня закончилось.
-- А как профессионалу он вам много дал?
-- Конечно, многому научил, хотя мы, студенты, по молодости относились к нему скептически: «Кто такой Патлаенко? То ли дело Шостакович!». К тому же мы почти не знали его произведений. Есть педагоги, которые всё время разбирают со студентами свои произведения, потому что очень хорошо эти произведения знают. А Эдуард Николаевич, по-моему, за всё время только один раз что-то показал, а так либо примеры из классиков приводил, либо наши произведения разбирал. А я упрямый был. Один раз он страничку из моей скрипичной сонаты вырвал, сказал, что она не нужна, хотел выбросить, а я схитрил, говорю ему: «Давайте я сам выброшу». А сам не выбросил, разгладил ее утюжком, да и на место положил, прихожу на следующее занятие, он посмотрел: «О, теперь гораздо лучше стало!». Самое парадоксальное, что я познакомился с творчеством Патлаенко только недавно, благодаря интернету. Нашёл его на одном музыкальном сайте, многое послушал, мы переписываемся время от времени. Вот так бывает!
Еще я во время учебы написал симфонию для хора с оркестром (это где вертолёт - бомбардировщик), и ее исполнили силами консерваторского хора и Симфонического оркестра Карельского радио. Сначала дирижер консерваторского хора сказал, что это сочинение хором неисполнимо, но полгода учили, выучили и исполнили, причём неплохо. После окончания консерватории я сразу вернулся в Красноярск. Тетя говорила: «Я уже старая, приедешь - будешь директором школы вместо меня». Я приехал, а она вдруг расхотела уходить из директоров, но преподавателем меня взяла. Еще в институте искусств преподавал, но потом бросил преподавание, потому что реформы начались, пришлось, как и всем тогда, крутиться. Музыкой в то время я немало занимался, писал, играл сам, собрал молодых музыкантов, мы концерты давали. Но это скорее для души, а жили за счет разных видов бизнеса. Многие тогда так стали перебиваться. Хотя именно тогда я написал Скрипичный концерт, за который позже и премию получил на Прокофьевском конкурсе. Вообще, немало писал музыки в те годы, не то, что нынче. А в 1996 году уехали сюда, в Литву.
-- Почему уехали?
-- Коммерция коммерцией, но с жильем были проблемы. У мамы жить не получалось, у тещи тоже. Сначала комнаты снимали, а в 1994 году сын родился, с двумя детьми уже квартиры стали снимать. Часто переезжали: снимем, а потом у хозяев обстоятельства меняются, и они просят освободить квартиру. В результате дочка в первом классе четыре школы сменила, потому что всё время в разных районах снимали. Еще у меня был рояль Беккер (Светланино приданое), и бедные мои друзья всё это время таскали его с одной квартиры на другую!
Как-то Светлана и говорит мне: «Слушай, а давай поедем в Польшу. У меня есть польская кровь». А я говорю: «Давай лучше в Литву. У меня там отец живет». У нас в Красноярске было Литовское общество, стали мы туда ходить, язык учить - я его к тому времени совсем забыл. Мне сказали, что я как сын репрессированного могу получить в Литве квартиру. Уже потихоньку готовились к отъезду, вдруг приходит письмо из литовского министерства: пишут, что мне ничего не положено, так как я уже возвращался туда. Это когда меня дошкольником привезли в Литву, а в третьем классе увезли обратно в Сибирь! Но в это же время позвонил председатель фонда ссыльных, я ему рассказал, он говорит: «Не обращайте внимания на письмо, собирайте контейнер и поезжайте». Поехали. Молодые были, смелые! Светлана потом вспоминала: «Подъезжаем к Москве, а меня от ужаса колотит: куда едем с двумя детьми?».
Но действительность превзошла все ожидания. Приезжаем, нас встречают, приводят в дом, правда, временного проживания, но квартиру там мы сами выбрали, а через пару лет нам дали постоянную, мы ее за копейки приватизировали, позже продали и купили дом за городом. Недостроенный, но жить в нем можно. До сих пор «подлизываем».
-- А с работой не было проблем?
-- Тоже пробовали затеять какой-то бизнес, используя старые наработки, но здесь это шло не так хорошо, как в России.
-- Музыкой не занимались?
-- Почему? Я же еще в России стал членом Союза композиторов, приехал в Литву, пришел в литовский Союз композиторов, они сказали: автоматически принимать не будем, надо вас послушать. Послушали и приняли - теперь я член двух Союзов, лауреат, дипломант и стипендиат там всякий... Как я люблю повторять чью-то колкость: «широко известный в узких кругах». Закупали мои произведения и в России, и здесь. Но музыка была всё же больше для души, а на хлеб тем, что подворачивалось, зарабатывали. До Церкви.
-- Как вы пришли в Церковь? Росли в неверующей семье?
-- Абсолютно. Но когда я стал интересоваться этим, мама сказала мне, что в детстве меня крестила в католичество пожилая литовка, которая сидела со мной как няня. А миропомазывают у католиков в подростковом возрасте, перед первым причастием. Поскольку я уехал из Литвы раньше, никто меня не миропомазывал, через миропомазание я уже к православию присоединился. Но первой пришла в Церковь Светлана. У нее были проблемы со здоровьем, а лечил ее врач, который сначала был католиком, а потом стал православным, и он ей как-то убедительно объяснил, что к чему, она крестилась, стала воцерковляться, я же относился к этому не враждебно, но скептически.
А потом в монастыре, где я теперь служу, один иеромонах на исповеди ей сказал, что она живет в блуде и должна на колени перед мужем встать и уговорить его (то есть меня) обвенчаться. Конечно, теперь я знаю, что иеромонах тот был неправ, но в нашем случае это помогло. Светлана подошла и, еле сдерживая слезы, попросила меня обвенчаться, и это на меня вдруг подействовало - заинтересовался я, стал читать книжки: «Сына Человеческого» отца Александра Меня, отца Андрея Кураева, а потом и святых отцов немало читал. И постепенно открылось мне, решил: почему бы не обвенчаться? В 2000 году меня миропомазали, и мы обвенчались.
-- И сразу стали воцерковляться?
-- Да. Стали ходить в монастырь, я сразу подумал, что хор монастырский праздничный нестройный, но самое смешное, что супруга мне тут же говорит: «А пойдем в хор петь». Она сама не хоровичка, но пошли, нас прослушали и взяли. Регентом хора был ныне покойный Леонид Адамович Мурашко, прекрасный певец, но возраст его уже был вполне степенный, и владыка искал ему преемника. Я вообще на это место не стремился, но раз начал петь в хоре, да ещё архиерей возлагал на меня какие-то надежды, подошел к делу ответственно: изучал Типикон, уставы, песнопения. В 2002 году назначили меня регентом молодежного хора - три раза в неделю мы пели по будням. Этот хор был создан для тренировки будущих регентов. И действительно, все, кто там пел, стали регентами в разных храмах. Одновременно владыка поставил меня петь в мужском хоре, где и монахи, и батюшки, и ребята из города. Пел-пел я в этих всех хорах, а бизнес тем временем стал приходить в упадок, и дочка мне говорит: «А ты пойди, да поговори с владыкой Хризостомом, что хочешь в диаконы».
Прихожу к владыке, говорю: «Бизнес у меня загнивает. Я, конечно, могу что-то новое придумать, но вообще хотел бы для Церкви потрудиться». Он сказал: «Хорошо, будешь петь во всех хорах». А в монастыре служба каждый день. поэтому пошёл ещё и в хор сестёр, где басом подпевал. Сёстры сначала возмутились: как это им какого-то мужика на клирос поставили? Ходили к владыке жаловаться, но он им, видно, что-то объяснил, и всё успокоилось. Более того, вскорости мы с сёстрами прекрасно спелись, и впоследствии я приходил иногда им помогать
К тому времени у нас было уже четверо детей. Полгода пел без выходных, но даже так невозможно было прокормить семью. Владыка доплачивал мне в конвертиках, чтобы семья могла нормально существовать. Говорят, что не только мне, а всем он помогал. А в 2004 году рукоположил он меня в диаконы, с тех пор служу и одновременно регентую (с 2005 года) в Свято-Духовом монастыре.
-- Несмотря на то, что вы женатый?
-- Там есть насельники, но мало, поэтому уже давно служат не только монахи, но и женатые священники.
-- Прихожане в основном русские или есть литовцы?
-- В основном русские. Есть в Вильнюсе один литовский приход, человек 40, в Пятницком храме, где, говорят, царь Пётр своего арапа крестил. Там и служба совершается на литовском языке, я тоже стоял у истоков этих служб - по просьбе настоятеля, отца Виталия Моцкуса, писал для них песнопения по-литовски (начал с Херувимской). Где-то примерно год, а может, больше, начиная с 2005, по воскресеньям служил в монастыре раннюю литургию, а потом шел на литургию туда, пел на клиросе по-литовски.
-- До этого не писали церковную музыку?
-- Нет, это были первые опыты. Потом ребята из моего молодежного ансамбля, теперь тоже все регенты, создали смешанный хор «Светилен», бывает, пишу для них. А чуть раньше «Светилена» у нас как бы сам собой родился мужской ансамбль «Скитос», мы потом много раз участвовали и в фестивалях, и в концертах различных в Литве, причем пели и редкие вещи: грузинские, византийские, раннее русское многоголосие. Для «Скитоса» и я немало написал.
-- А сколько в Литве православных приходов?
-- Около пятидесяти, но есть такие, где служба совершается чуть ли не раз в год. А в Вильнюсе более десяти православных приходов. Основная конфессия в Литве католичество.
-- Насколько вообще литовцы религиозны? В Польше, я знаю, и в коммунистическое время большинство оставались верующими, ходили в костел.
-- В коммунистическое время и в Литве так было. Сейчас, как и во всем христианском мире, молодежь всё больше отходит от веры, всё меньше ходит в храмы.
-- Ваши дети пока не бунтуют?
-- Дочка живет в Москве, учится в консерватории, а до этого училась там в училище при консерватории. Когда с нами жила, была очень ревностна, бывало, следила, чтобы и мы правило не сокращали. А сейчас у неё в Москве проблемы с хождением в храм - по воскресеньям и занятия часто назначают… Сыновья - у нас их трое, двое младших уже в Литве родились - с нами живут, пока все в Церкви, самый младший сам часто один на автобусе в город ездит - исповедоваться.
-- Какие у вас - у духовенства и мирян - отношения с католиками?
-- Почти у всех - прекрасные. Благодаря владыке Хризостому, который еще в 1991 году поддержал независимость Литвы, у нас и с властью прекрасные отношения, и с католиками. Проходят совместные мероприятия. Например, в январе бывает неделя единства христиан, собираемся вместе в костеле (и лютеране приходят), читается отрывок из Писания, потом проповедь на литовском языке. Совместные шествия против абортов проводим. Наш «Скитос» часто раньше участвовал в католических концертах и фестивалях.
-- Известны ли вам случаи перехода литовцев из католицизма в православие?
-- Известны. Это единичные случаи, но они есть. В том числе через наш театр мы некоторых привели в православие, а многие и просто хотя бы узнают о том, что есть такие православные, и они не сектанты какие-то, а вполне адекватные современные люди.
-- Что за театр?
-- Детский музыкальный театр «Тамбуринас». Он вырос из обычной детской приходской студии при Пречистенском кафедральном соборе. В какой-то момент руководительница студии - она же по совместительству и жена - попросила меня написать детскую оперу. Я растерялся, так как до этого никогда опер не писал, тем более детских, но рискнул и написал простенькую оперу «Добрый пастух» - про то, как овечка убежала за ограду, а пастух пошел ее спасать, чтобы волки не съели. И пошло - еще несколько произведений для детей написал.
А в прошлом году совершенно случайно подвернулась возможность подать проект на конкурс в Министерство культуры, я подал проект постановки оперы «Дюймовочка» на литовском языке, и, как ни странно, мы выиграли конкурс. Ещё до этого мы получили официальный статус театра, можем теперь снимать помещение, принимать людей на работу, продавать билеты, получать какое-то финансирование от Министерства культуры. Нынешний правящий архиерей, владыка Иннокентий, любит бывать на наших спектаклях и всячески поддерживает наш театр. Мы уже побывали в нескольких литовских городах с гастролями, показали там пять детских опер на русском языке, две - на литовском. В Данию и Швецию приглашали по православной линии, на фестивали, но я считаю, что рановато еще, не тот пока уровень, хотя мы быстро растём.
-- Как вообще в Литве с русской культурой?
-- В Вильнюсе есть русский драматический театр, и одна из его артисток, Лариса Попова, помогает нам, занимается с детьми и взрослыми в нашем театре. Есть ансамбль народной песни «Аринушка», в нем поет одна из наших маленьких артисток. Есть Дом национальных общин - там и украинцы собираются, и поляки, и русские. Правда, русская община разобщенная. Украинская сплоченная, польская тоже, они даже выступают за то, чтобы в местах компактного проживания поляков улицы назывались по-польски. А русские…. Православные ещё кое-как сплочены, но по статистике среди русских, проживающих в Литве, воцерковленных очень небольшой процент.
Конечно, многие молодые литовцы по-русски вообще не говорят, а вот люди постарше даже радуются, услышав русскую речь, просят поговорить с ними. Мы, говорят, не хотим забывать русский язык.
С другой стороны, многие русские вполне приспособились здесь к жизни, отлично владеют литовским или учат, чтобы овладеть. Сейчас и в русских школах (в Вильнюсе около 20 русских школ) некоторые предметы преподают на литовском - общий уровень знания языка вырос. Мы через свои спектакли помогаем русским ребятам с литовским - когда поёшь на языке, очень быстро его усваиваешь. Мои дети на двух языках свободно говорят, а сейчас ещё и серьёзно английским занимаются. В литовской среде английский очень сильно начинает заменять русский.
-- Не жалеете, что 20 лет назад переехали в Литву?
-- Нет. Никогда не жалел. Мы как-то ездили по Европе недели три, так супруга потом сказала: «Я никогда ещё не испытывала такой жгучей ностальгии, как в те недели - по Литве».
Беседовал Леонид Виноградов.