(no subject)
В утверждении, что человек произошел от обезьяны, кроется насмешка, - все знают, кого называют Обезьяной Бога. Отец лжи веселится, глядя на стада своих предполагаемых потомков. И велик соблазн согласиться, предположить, что на этот раз он для разнообразия сказал правду. Но тогда останется только проклясть себя, а заодно и своих родителей, и детей, - и тогда спасения уже не будет.
Почему имя Ева созвучно со словом Evil?
Кто ты, женщина, родившая маленьких скачущих обезьян?
Кто генетический код обезьяний вывел,
Лукаво вписав в него насмешливый золотой изъян?
Закавыка, родинка, отметина Зверя,
Оболочка соблазна, поющего о своем, -
Кто там, кто там сидит, никому не веря,
Радостно рот разиня, как псих с ружьем?
А это мы, это я, ничтожная, - здравствуй, Боже,
Детдомовские ублюдки, хранилище злых чудес,
С именем Евы во рту, с надписями на коже, -
«Не забуду мать родную», - и с кнопочками вот здесь:
Две для запуска, одна для выпуска, ходячие мины плохой игры,
Тыц, - и усмешка выползла, извиваясь, и поползла с горы.
Тыц, - говорю Тебе, Твои усилия по спасению нашему обречены,
Обезьяна корчится от бессилия, пытаясь увидеть, что там, на той стороне Луны.
Господи, в обезьяне скрюченный ангел забился в угол и плачет,
Топорщит мокрые перья, Божье зернышко прячет,
Мать родная, тебя немножко простили, разрешили зернышко потихоньку нести,
Оно пульсирует горестно и говорит «прости!..»,
И это единственное, что сегодня что-нибудь значит.
***
Ах, здравствуй, Дарвин, ученый-ас -
Ты догадался про всё, про нас:
Из чьей мы спермы, из чьих мы жил,
Кто был тот первый, кто всех нас слил.
Царь обезьяний, слепивший прах
Во славу знаний, теперь - в отцах,
Пасет народы, жирует всласть,
А мы уроды, и нам пропасть.
Поздняк метаться, мой бедный брат,
Пожалте на танцы в ад.
Но тот, отчаянный, примерив плоть,
Против теченья пытался плыть.
Да против крови - куда? Ни-ни.
И мы сказали: распни!
Небесный кровельщик, где же Ты?
У нас у всех на груди кресты.
Но если крест тяжелей плиты
Могильной, - при чем тут Ты?
Не я ль, поверив в любовь Твою,
Как чудо в перьях, стою-пою?
Но Дарвин, прыток, учен и лыс
Мне горлышко перегрыз.
Скажи, прогрессор, куды же бечь,
Когда по чреслам гуляет бич?
Неужто тятенька так сечет,
Чтоб выбить из тела плод?
Мы грязно жили, прости, прости,
Мы заслужили свои кресты,
И наши дети не лучше нас -
Кирдык всей планете, Спас.
Ну, петь отняли - не всем же петь,
Но, Боже, я ли целую плеть?
Стоим и ропщем в одном строю -
И я средь прочих стою.
А Он всё шепчет, пытаясь встать:
"Я ночью приду, как тать..."
Почему имя Ева созвучно со словом Evil?
Кто ты, женщина, родившая маленьких скачущих обезьян?
Кто генетический код обезьяний вывел,
Лукаво вписав в него насмешливый золотой изъян?
Закавыка, родинка, отметина Зверя,
Оболочка соблазна, поющего о своем, -
Кто там, кто там сидит, никому не веря,
Радостно рот разиня, как псих с ружьем?
А это мы, это я, ничтожная, - здравствуй, Боже,
Детдомовские ублюдки, хранилище злых чудес,
С именем Евы во рту, с надписями на коже, -
«Не забуду мать родную», - и с кнопочками вот здесь:
Две для запуска, одна для выпуска, ходячие мины плохой игры,
Тыц, - и усмешка выползла, извиваясь, и поползла с горы.
Тыц, - говорю Тебе, Твои усилия по спасению нашему обречены,
Обезьяна корчится от бессилия, пытаясь увидеть, что там, на той стороне Луны.
Господи, в обезьяне скрюченный ангел забился в угол и плачет,
Топорщит мокрые перья, Божье зернышко прячет,
Мать родная, тебя немножко простили, разрешили зернышко потихоньку нести,
Оно пульсирует горестно и говорит «прости!..»,
И это единственное, что сегодня что-нибудь значит.
***
Ах, здравствуй, Дарвин, ученый-ас -
Ты догадался про всё, про нас:
Из чьей мы спермы, из чьих мы жил,
Кто был тот первый, кто всех нас слил.
Царь обезьяний, слепивший прах
Во славу знаний, теперь - в отцах,
Пасет народы, жирует всласть,
А мы уроды, и нам пропасть.
Поздняк метаться, мой бедный брат,
Пожалте на танцы в ад.
Но тот, отчаянный, примерив плоть,
Против теченья пытался плыть.
Да против крови - куда? Ни-ни.
И мы сказали: распни!
Небесный кровельщик, где же Ты?
У нас у всех на груди кресты.
Но если крест тяжелей плиты
Могильной, - при чем тут Ты?
Не я ль, поверив в любовь Твою,
Как чудо в перьях, стою-пою?
Но Дарвин, прыток, учен и лыс
Мне горлышко перегрыз.
Скажи, прогрессор, куды же бечь,
Когда по чреслам гуляет бич?
Неужто тятенька так сечет,
Чтоб выбить из тела плод?
Мы грязно жили, прости, прости,
Мы заслужили свои кресты,
И наши дети не лучше нас -
Кирдык всей планете, Спас.
Ну, петь отняли - не всем же петь,
Но, Боже, я ли целую плеть?
Стоим и ропщем в одном строю -
И я средь прочих стою.
А Он всё шепчет, пытаясь встать:
"Я ночью приду, как тать..."