Отказаться от моделей и остаться один на один с миром.Сильный текст!
Владимир Генин
Национальность: подлец
Фотография В. Соловьева вызвала в ФБ кучу негативных комментариев.
Тональность большинства из них была такой: "Соловьев - позор еврейского народа!" и "Терпеть не могу выкрестов, превративших веру предков в фарс!" - далее шел список тех, кого читательница "не может терпеть"; первым был В. Соловьев, далее шли сплошь очень достойные люди.
Вот я думаю - вероятно, вам всем бы хотелось, чтобы среди евреев были одни нобелевские лауреаты? Чудесно! Только вот незадача: среди нобелевских лауреатов тоже куча выкрестов... И потом, сложная какая-то комбинация ненависти получается: мало того, что он позорит еврейский народ, так он еще и выкрест! Может, если он - выкрест, так он позорит как раз христиан? А, может, все гораздо проще - и для подлеца "нет ни эллина, ни иудея"?
И какая разница, кто он по национальности или вероисповеданию, если он - подонок? Это и его национальность, и его вероисповедание.
Вот я вам перескажу удивительнейшую историю, которую услышал от Юлия Анатольевича Шрейдера - Миша Аркадьев не даст мне соврать, ведь это он меня привел в середине 90х к доктору наук и одному из крупных деятелей московского католичества, руководителю Католического клуба «Духовный диалог». Рассказываю, как запомнил.
Его позвали в конце 80х в Голландию на международную конференцию иудеев и католиков (возможно, протестанты там тоже были - не помню). Он отправился к своему духовнику и сказал ему, что намерен отказаться от этой поездки, чтобы не ставить себя в двусмысленное положение. Духовник, однако, был совсем иного мнения и благословил его на эту поездку: кто же, как не Шрейдер, еврей и католик, обязан там выступить!
Поначалу все шло с большим трудом: никак не могли выработать общие принципы, общие молитвы и так далее. Только через несколько дней обстановка постепенно разрядилась. И ближе к концу встреч Шрейдер решился, встал и высказал крамольную мысль, которую обдумывал уже давно. Он сказал о том, что христиане никогда не отвергали иудаизм, что иудейские книги для них священны, и что католик наследует иудаизму. Но переход в христианство очень болезненен, ибо является как бы предательством иудаизма. Так вот, нельзя ли сделать так, чтобы иудейские священники БЛАГОСЛАВЛЯЛИ того, кто так или иначе покидает лоно иудаизма - благословляли на переход в христианство, не давая порваться этой важной связи?
Представляю, какой шок вызвало у всех это предложение, а у представителей иудаизма и подавно! В общей негативной реакции Шрейдер не сомневался. Естесственно, эту тему быстро закрыли. Но потом произошло то, что стало для него одним из важнейших событий его жизни. После закрытия конференции к нему подошел главный раввин Амстердама, заметнейшая в религиозном мире фигура - и шепнул ему: ваше предложение не может стать повсеместной практикой, но вас лично я благословляю!
Вот это человеческий масштаб...
А вы как-то мелковато, узколобо, да еще сравнили Долину, Райкина и других - с Соловьевым. Негоже это совсем.
И, чтобы уйти от этих мелких дрязг вокруг крупных подлецов - текст самого Шрейдера, его письмо другу.
Ю.А. Шрейдер - В.Т. Шаламову
Дорогой Варлам Тихонович!
Мысленно я продолжаю наш разговор и потому обращаюсь к бумаге. Стержень нашей беседы состоит, мне кажется, в том, что в нашем обществе литература играет особую роль. Каждый российский интеллигент (полуинтеллигент, четвертьинтеллигент) ощущает необходимость иметь мнение о литературе. Хотя существует масса вещей, казалось бы, не менее важных, о которых мы можем не иметь никакого мнения. Большинство не имеет никакого мнения об истории общества, философии, смысле своего существования. Но о литературе каждый имеет довольно категоричное мнение.
...Можно говорить, что это плохо или хорошо, но это так есть. Литература воспринимается как часть действительности, которую можно принимать или переделывать, но нельзя обойти. Я не могу встать над своим обществом и так или иначе принимаю его основную позицию. Все что я могу - это осознать ситуацию, и в этих рамках найти осмысленную точку зрения.
Ваше право писателя выбирать свою исходную позицию - считать ее учительской или художественной. Будь я семи пядей во лбу, я все равно не мог бы, не имел бы права ее обсуждать. Я могу лишь рассуждать о реальной значимости произведения, о смысле, который может быть воспринят внешним наблюдателем.
С такой точки зрения мне кажется уместным деление на литературу «протезов» и литературу «магического кристалла».
Первая поставляет протезы действительности. Поэтому правдоподобие, прямолинейный реализм или, в двойственном варианте, очевидный пряничный эстетизм необходимы для такой литературы. Одним удается больше, одним меньше, но все хотят того же: сделать модель мира и на ней решить все проблемы. Навязать решение. Любопытно, что А. Жолковский, находясь под влиянием ОПОЯЗа, пишет: «Мы же хотим представлять себе всякое художественное произведение как своего рода машину, обрабатывающую сознание читателя» (Труды по зн. системам, вып. 3, Тарту, 1967, стр. 146). Обратите внимание, как смыкаются здесь эстетическая точка зрения (формальная школа) и кондовые реалисты. Это их общая платформа: обрабатывать сознание читателей, учить жизни, говоря Вашими словами.
Есть совсем другой вид литературы. У нас в России он идет от Пушкина. Здесь нет речи о моделях. Здесь происходит чудо - конечный набор букв передает бесконечность духа. Чудо не нуждается в правдоподобии - оно убедительно само по себе. Метод формально возможен любой: натуралистический, фактографический, абстрактный. Суть в художественной задаче. В прошлом веке Пушкин, Гончаров, Достоевский, затем Лесков. В нашем - Зощенко, Платонов, Вы
Тут естественно вспоминается, что говорит Н.Я. (Мандельштам) о природе трагического. Искусство протеза несовместимо с трагедией. В модели нет понятия безысходности, крушения мира. Модель всегда можно подправить, улучшить. Если мой мир не совсем таков, как мир - протез, мир - эталон, то мне просто не повезло. Это не уютно, но и только. Если же через магический кристалл я увидел несовместимость явлений моего мира, то это трагедия. Трагедия, где ничто не исправляется, где трещина идет по самой сердцевине.
Трагедия Гамлета не в том, что у него подлец отчим, узурпировавший отцовский престол. Это было бы простое невезение. Трагедия в том, что он не может наказать Клавдия, не разрушив собственную личность. Гамлет-убийца не может править Данией, Гамлет-мститель не может любить Офелию.
Апостольская миссия вовсе не в том, чтобы учить, как жить. Учат жить не апостолы, а фарисеи. Апостол открывает людям мир во всем его трагическом противоречии.
Научить жить исходя из имеющихся моделей - стереотипов может всякий. Осознать недостаточность любой модели - этому я учился у Вас. Готовы ли Вы отказаться от такого «учительства» - прямо противоположного учительству жизни?
Мне кажется, что где-то здесь лежит причина несъедобности Ваших вещей для многих. Люди готовы даже менять стереотипы - модели. Но очень трудно отказаться от доверия к каким бы то ни было моделям. Остаться лицом к лицу со сложным и трагическим миром. Современному человеку хочется, чтобы в самых кровавых драмах была даже не надежда, а возможность небольшим изменением условий снять трудности. Перевести все из плана реальности в ситуацию «так было бы, если». В модели это можно. Плохой протез можно заменить хорошим. Только не все сводится к модели, а наедине с Богом быть страшновато. Люди перешли к атеизму не потому, что не нуждаются в утешении, а потому, что боятся всего выходящего за рамки стереотипа. Другой вопрос, что церковь создает свои стереотипы - модели. В сущности, я не имел в виду высказывать литературно-критические суждения. Это не мое дело. Но у нас литература заменяет историю, философию, мифологию...