Тайна самоубийства полковника А.С Жукова (окончание)
Итак, 7 июня 1916 г. полк А.С. Жукова вместе с сотней захватили город Радауц, а на следующий день Эвакуационная комиссия при штабе 3-го Конного корпуса освидетельствовала полковника "на предмет эвакуации его в тыл армии для лечения".
Согласно Свидетельству № 630 от 8 июня 1916 года, "при исследовании найдено: полковник Жуков страдает правосторонней паховой грыжей, препятствующей верховой езде. Два раза ранее была произведена операция, но в настоящее время вновь нуждается в госпитальном лечении, а потому считаем необходимым лечение полковника Жукова в тылу армии. Что подписали и приложением казённой печати удостоверяется. 8 июня 1916 года. Действующая армия. Председатель комиссии, Корпусный врач 3-го Конного корпуса, Действительный статский советник Штерлинг".
На фронте, в период, когда сотня А.С. Жукова занимала пехотные окопы, офицеры и казаки Конвоя не замечали в нём никакой перемены: всегда ровный, спокойный, в высшей степени тактичный в обращении с конвойцами, он скрывал свой недуг, никогда не говорил о своей болезни. Однако, когда австрийский фронт был прорван, а конница была брошена в преследование отступающего неприятеля и боевые действия начались в конном строю, А.С. Жуков испытывал мученические боли вплоть до потери сознания, но сжав зубы терпел и терпел. После гибели командира 2-го Кизляро-Гребенского полка полковника Маркова, конвоец заменил его и принимал участие во всех конных атаках и захвате Радауца, что окончательно подорвало его здоровье. В период боёв, почти не слезая с седла, А.С. Жуков понял, что больше терпеть у него не осталось сил (об этом впоследствии рассказал есаул Г.А. Рашпиль).
После "приговора" Эвакуационной комиссии, врачи настаивали на лечении, ибо дальнейшее его пребывание на фронте может закончиться плачевно. Но полковник только цедил сквозь зубы: "Быть на фронте больше не могу! Уйти с фронта тоже не могу!" Уже тогда он принял решение...
Прибыв верхом в сопровождении вестового и денщика - казака-конвойца Георгия Жугина на станцию Новоселица, где дислоцировалась сотня, А.С. Жуков отдал распоряжение на отдых. Войдя в дом, он написал телеграмму и отправил Жугина с ней на почту для отправки в Петроград. Вестовому же сказал: "Оставь меня одного, хочу помолиться Богу". Когда тот вышел во двор покурить, то через несколько минут услышал выстрел. Влетев в дом вестовой увидел полковника, лежащего на полу у иконы Спасителя с простреленной головой. На столе он обнаружил две записки, прикрытые часами:
mso-fareast-font-family:"Times New Roman";mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:
RU;mso-bidi-language:AR-SA">«Коменданту Новоселиц. Эвакуирован с Радауца с разрешения Корпусного командира графа Келлера и корпусного врача по болезни. Боюсь не поверят моей болезни, лишаю себя жизни. Все деньги отдаю казаку Жугину. Лошадь продать на похороны. mso-fareast-font-family:"Times New Roman";mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:
RU;mso-bidi-language:AR-SA">Флигель-адъютант Жуков».
Вторая была адресована командиру СЕИВ конвоя: mso-fareast-font-family:"Times New Roman";mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:
RU;mso-bidi-language:AR-SA">«Ваше Сиятельство. Из причитающихся мне денег прошу выдать 1300 рублей казакам, которые были в походе. Завещание хранится у казначея. Меня оставить здесь. Эвакуирован с разрешения Корпусного командира графа Келлера и дивизионного и корпусного врача, боюсь не поверят. Прощаюсь со всеми, извиняюсь, что так скверно вышло. Во всем виноват сам. Полковник Жуков».
В ходе осмотра места самоубийства и проведенного дознания, денщик Жугин пояснил, что накануне А.С. Жуков говорил ему: «Совестно ехать домой. Что обо мне подумают?» и попросил отправить телеграмму, передав ему записку, что денщик и исполнил (текст телеграммы выложен вчера).
А дальше приведу несколько документов. Телеграмма сотника Коликова - командиру Конвоя:
Поскольку командир Конвоя А.Н. Граббе-Никитин находился в Ставке, туда последовала телеграмма от помощника командира Конвоя полковника М.Л. Унгерна фон Штернберга:
В штабе 2-го Кизляро-Гребенского полка была получена телефонограмма из Петрограда:
В связи с тем, что А.С. Жуков был холост, был установлен его дальний родственник полковник Корзун, которому адъютант Конвоя И.А. Ветер отправил уведомление:
По Высочайшему повелению Николая II в «Полном послужном списке СЕИВ конвоя флигель-адъютанта, полковника Жукова» было указано, что он «умер на фронте».
К сему добавлю, что А.С. Жуков за время службы Отечеству был награжден орденами Св. Анны 2-й и 3-й степеней, Св. Станислава 2-й и 3-й степеней, персидским орденом «Льва и Солнца» 4-й степени, испанским кавалерским крестом ордена Изабеллы Католической, сербским орденом Св. Саввы 4-й степени, болгарским орденом Св. Александра 5-й степени, черногорским орденом князя Даниила 4-й степени, французским кавалерским орденом «Почетного легиона», а также светло-бронзовыми медалями в память «100-летнего юбилея Отечественной войны 1812 года», «300-летия царствования Дома Романовых» и нагрудным знаком «300-летия царствования Дома Романовых».
Каких-либо выводов делать не буду. История эта - лишь один из прошедших мимо нас эпизодов Великой войны, прозванной советскими идеологами "Империалистической войной", резко и огульно охаиваемой ими.
Согласно Свидетельству № 630 от 8 июня 1916 года, "при исследовании найдено: полковник Жуков страдает правосторонней паховой грыжей, препятствующей верховой езде. Два раза ранее была произведена операция, но в настоящее время вновь нуждается в госпитальном лечении, а потому считаем необходимым лечение полковника Жукова в тылу армии. Что подписали и приложением казённой печати удостоверяется. 8 июня 1916 года. Действующая армия. Председатель комиссии, Корпусный врач 3-го Конного корпуса, Действительный статский советник Штерлинг".
На фронте, в период, когда сотня А.С. Жукова занимала пехотные окопы, офицеры и казаки Конвоя не замечали в нём никакой перемены: всегда ровный, спокойный, в высшей степени тактичный в обращении с конвойцами, он скрывал свой недуг, никогда не говорил о своей болезни. Однако, когда австрийский фронт был прорван, а конница была брошена в преследование отступающего неприятеля и боевые действия начались в конном строю, А.С. Жуков испытывал мученические боли вплоть до потери сознания, но сжав зубы терпел и терпел. После гибели командира 2-го Кизляро-Гребенского полка полковника Маркова, конвоец заменил его и принимал участие во всех конных атаках и захвате Радауца, что окончательно подорвало его здоровье. В период боёв, почти не слезая с седла, А.С. Жуков понял, что больше терпеть у него не осталось сил (об этом впоследствии рассказал есаул Г.А. Рашпиль).
После "приговора" Эвакуационной комиссии, врачи настаивали на лечении, ибо дальнейшее его пребывание на фронте может закончиться плачевно. Но полковник только цедил сквозь зубы: "Быть на фронте больше не могу! Уйти с фронта тоже не могу!" Уже тогда он принял решение...
Прибыв верхом в сопровождении вестового и денщика - казака-конвойца Георгия Жугина на станцию Новоселица, где дислоцировалась сотня, А.С. Жуков отдал распоряжение на отдых. Войдя в дом, он написал телеграмму и отправил Жугина с ней на почту для отправки в Петроград. Вестовому же сказал: "Оставь меня одного, хочу помолиться Богу". Когда тот вышел во двор покурить, то через несколько минут услышал выстрел. Влетев в дом вестовой увидел полковника, лежащего на полу у иконы Спасителя с простреленной головой. На столе он обнаружил две записки, прикрытые часами:
mso-fareast-font-family:"Times New Roman";mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:
RU;mso-bidi-language:AR-SA">«Коменданту Новоселиц. Эвакуирован с Радауца с разрешения Корпусного командира графа Келлера и корпусного врача по болезни. Боюсь не поверят моей болезни, лишаю себя жизни. Все деньги отдаю казаку Жугину. Лошадь продать на похороны. mso-fareast-font-family:"Times New Roman";mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:
RU;mso-bidi-language:AR-SA">Флигель-адъютант Жуков».
Вторая была адресована командиру СЕИВ конвоя: mso-fareast-font-family:"Times New Roman";mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:
RU;mso-bidi-language:AR-SA">«Ваше Сиятельство. Из причитающихся мне денег прошу выдать 1300 рублей казакам, которые были в походе. Завещание хранится у казначея. Меня оставить здесь. Эвакуирован с разрешения Корпусного командира графа Келлера и дивизионного и корпусного врача, боюсь не поверят. Прощаюсь со всеми, извиняюсь, что так скверно вышло. Во всем виноват сам. Полковник Жуков».
В ходе осмотра места самоубийства и проведенного дознания, денщик Жугин пояснил, что накануне А.С. Жуков говорил ему: «Совестно ехать домой. Что обо мне подумают?» и попросил отправить телеграмму, передав ему записку, что денщик и исполнил (текст телеграммы выложен вчера).
А дальше приведу несколько документов. Телеграмма сотника Коликова - командиру Конвоя:
Поскольку командир Конвоя А.Н. Граббе-Никитин находился в Ставке, туда последовала телеграмма от помощника командира Конвоя полковника М.Л. Унгерна фон Штернберга:
В штабе 2-го Кизляро-Гребенского полка была получена телефонограмма из Петрограда:
В связи с тем, что А.С. Жуков был холост, был установлен его дальний родственник полковник Корзун, которому адъютант Конвоя И.А. Ветер отправил уведомление:
По Высочайшему повелению Николая II в «Полном послужном списке СЕИВ конвоя флигель-адъютанта, полковника Жукова» было указано, что он «умер на фронте».
К сему добавлю, что А.С. Жуков за время службы Отечеству был награжден орденами Св. Анны 2-й и 3-й степеней, Св. Станислава 2-й и 3-й степеней, персидским орденом «Льва и Солнца» 4-й степени, испанским кавалерским крестом ордена Изабеллы Католической, сербским орденом Св. Саввы 4-й степени, болгарским орденом Св. Александра 5-й степени, черногорским орденом князя Даниила 4-й степени, французским кавалерским орденом «Почетного легиона», а также светло-бронзовыми медалями в память «100-летнего юбилея Отечественной войны 1812 года», «300-летия царствования Дома Романовых» и нагрудным знаком «300-летия царствования Дома Романовых».
Каких-либо выводов делать не буду. История эта - лишь один из прошедших мимо нас эпизодов Великой войны, прозванной советскими идеологами "Империалистической войной", резко и огульно охаиваемой ими.