КАК ПОССОРИЛИСЬ АЛЕКСЕЙ МАКСИМОВИЧ С ВЛАДИМИРОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ
Приехавшему в Берлин Горькому в сентябре 1922 года устроили празднование 30-летия литературной деятельности. Когда выяснилось, что на торжественное мероприятие собирается и Маяковский, любители “острых ощущений” стали потирать руки в предвкушении скандала - вражда между “отцами-основателями” была общеизвестна. Вечер не обманул их ожиданий, с самого начала перестав быть томным. Маяковский, встав со своего места в зале, и бесцеремонно прерывая здравицу первого же оратора, выкрикнул:
- Такого писателя в литературе не существует! Он мертв!
И демонстративно ушел, как мавр, сделавший свое дело. Дело лействительно было сделано - скандал начался.
Кто-то бросился вслед за Маяковским, кто-то побежал утешать помрачневшего Горького. Вызвали врача. Горький то хмурился, кусая губы и барабаня пальцами по столу, то смеялся:
- Чего меня-то лечить - вызывайте психиатра Маяковскому!
Большинство, как всегда, было на стороне обиженного. Время фавора скандалистов для наших соотечественников наступит лишь лет через семьдесят...
Маяковский и Горький познакомились в канун Первой мировой войны - в августе 1914-го (по другим данным - в 15-м) и, возможно, астрологи (или кто там ещё?) скажут, что именно эта символика сыграла свою роль в их дальнейших отношениях. В декабре 15-го Горький начал издавать журнал “Летопись” и пригласил Маяковского стать его сотрудником.
Раскопать истинную историю о том, когда и как поссорились Алексей Максимович и Владимир Владимирович, не так-то просто. На этот счет существует, как минимум, две версии - и обе не могут быть признаны заслуживающими доверия. Почему - станет понятно дальше. Автор первой - Лиля Брик (что само по себе уже вызывает скептическую усмешку). Её рассказ об этом эпизоде растиражирован так широко и у стольких “литературоведов”, что нет необходимости давать ссылку - желающие без труда найдут его в интернете. Вот он:
"Мы были тогда дружны с Горьким, бывали у него, и он приходил к нам в карты играть. И вдруг я узнаю, что из его дома пополз слух, будто бы Володя заразил сифилисом девушку и шантажирует ее родителей. Нам рассказал об этом Шкловский. Я взяла Шкловского и тут же поехала к Горькому. Витю оставила в гостиной, а сама прошла в кабинет. Горький сидел за столом, перед ним стоял стакан молока и белый хлеб - это в 19-м-то году! "Так и так, мол, откуда вы взяли, Алексей Максимович, что Володя кого-то заразил?" - "Я этого не говорил". Тогда я открыла дверь в гостиную и позвала: "Витя! Повтори, что ты мне рассказал". Тот повторил, что да, в присутствии такого-то. Горький был приперт к стене и не простил нам этого. Он сказал, что "такой-то" действительно это говорил со слов одного врача. То есть типичная сплетня. Я попросила связать меня с этим "некто" и с врачом. Я бы их всех вывела на чистую воду! Но Горький никого из них "не мог найти". Недели через две я послала ему записку, и он на обороте написал, что этот "некто" уехал и он не может ничем помочь и т.д.
- Зачем же Горькому надо было выдумывать такое?
- Горький очень сложный человек. И опасный, - задумчиво ответила мне Лиля.
(Перепечатывая архив, я видела этот ответ, написанный мелким почерком: "Я не мог еще узнать ни имени, ни адреса доктора, ибо лицо, которое могло бы сообщить мне это, выбыло на Украину"...)
- Конечно, не было никакого врача в природе, - продолжала Лиля. - Я рассказала эту историю Луначарскому и просила передать Горькому, что он не бит Маяковским только благодаря своей старости и болезни"
(Галина Катанян, ”Азорские Острова”.)
Я уже упомянул, что эта история приводится многими авторами. Добавлю только, что в разных вариантах называются совершенно разные даты, начиная с 1914-го года. Впрочем, 1919 год, по крайней мере, не противоречит общеизвестным фактам...
Версия вторая, связанная со знаменитой “желтой кофтой” Маяковского:
С этой жёлтой кофтой случилась такая история. У Маяковского, всем известно, были по жизни две странности:
1. Он чрезвычайно был азартен и всякую свободную минуту был готов играть в любые мыслимые и немыслимые игры, чаще всего в карты: в покер, в "тысячу", в очко, в дурачка...
2. Он был до болезненности чистоплотен, старался принимать ванну и менять рубашки каждый день, в карманах его костюмов и пальто постоянно находились миниатюрные мыльницы и салфетки, чтобы умывать лицо и руки всякий раз, когда для этого имелась хоть какая-либо возможность - дома ли, в гостях ли, в поезде ли, в ресторане ли...
Грязная, желтая, явно женская кофта никак не вписывается в гардероб поэта. Тем не менее, многочисленные свидетели видели Маяковского в этой кофте несколько раз на публичных вечерах поэзии в МГУ, в зале Консерватории, в ДК Управления Российской железной дороги. Об этой кофте даже писали в прессе.
Дело было простое. В одной из своих поездок в Европу, Маяковский встретился на Капри с Горьким, показывал ему свои стихи. Горький с большим воодушевлением принял нового российского поэта... Уже через пару часов после знакомства будущие великие литераторы узнали друг о дружке самое главное и, стараясь не терять понапрасну времени, приступили к игре. Играли в покер по-крупному. В первые два дня сильно проигрался Маяковский, он даже послал купить пистолет, чтобы расплатиться сполна. Но на третий день фортуна повернулась задом к Алексею Максимычу. Он спустил выигрыш и начал сдавать своё. На восьмой день (заканчивалась итальянская виза у Маяковского) Горький решил поставить на кон свою любовницу Фаню Шуб. Маяковский выиграл. Но пожиловатую женщину себе не взял. Снял с неё всю одежду, а саму вернул Горькому. Барахло бабье выбросил, оставил лишь жёлтую кофту.
Вернувшись в Россию, первые полгода на поэтические вечера надевал только эту кофту. Газетчики наперебой сообщали о немыслимом наряде футуриста. Так самец Маяковский демонстрировал самцу Горькому свою победу над ним. Горький на Капри, читая российскую прессу, рвал волосы на своей голове.
Стоит заглянуть в биографию Горького, чтобы убедиться в том, что эта версия правдоподобна ещё менее первой - на Капри “великий пролетарский писатель” жил с 1907 по 1913 год, когда ещё не был знаком с “лучшим и талантливейшим” поэтом...
В 1926-м Маяковский опубликовал своё письмо Горькому, жившему тогда снова в Италии, в котором сетовал на то, что тот остается в стороне от великих дел, творящихся в Союзе.
Алексей Максимович,
как помню,
между нами
что-то вышло
вроде драки
или ссоры.
Я ушел,
блестя
потертыми штанами;
взяли Вас
международные рессоры.
Нынче -
иначе.
Сед височный блеск,
и взоры озарённей.
Я не лезу
ни с моралью,
ни в спасатели,
без иронии,
как писатель
говорю с писателем.
Очень жалко мне, товарищ Горький,
что не видно
Вас
на стройке наших дней...
Сталину тогда очень хотелось залучить Горького на родину. Лиля Брик нежными узами была связана и с НКВД и с Маяковским. А Маяковский... Чего не сделаешь ради любимой!..
