КРОМЕ НИЩИХ И ФИЛОСОФОВ
“Если бы права государственной власти были неограниченны, если бы силы государственные соединены были в державной власти и никаких прав не оставляли бы они подданным, тогда государство было бы в рабстве и правление было бы деспотическое”.
Сослагательное наклонение, в котором сформулирована эта, двести лет назад написанная фраза, - дань осторожности и гибкости автора, адресовавшего её непосредственно этой самой “державной власти”. По-сути же, она являлась лишь теоретическим обобщением, констатацией, выводом из существовавшего в его государстве испокон веку практического положения вещей - и сослагательное “бы” в ней было тем же, чем новое платье короля в одноименной знаменитой сказке. Но автор не был шутом, могущим говорить царю правду “за ничегонебудет”, да и какая польза от такой шутовской правды? Не для пользы она существует. Целью же автора было изменить существующее деспотическое правление - ко всеобщей, как он полагал, пользе.
Михаил Михайлович Сперанский - явление столь же беспрецедентное в отечественной истории, сколь и парадоксальное. Откуда он взялся в этой чиновно-бюрократической и насквозь коррумпированной стране - тогда ничуть не меньше, чем теперь? Как сумел сын бедного священника без связей и денег, всего за пятилетку стать, по-сути, вторым человеком в государстве?.. Это казалось столь же невозможным, как невозможна жизнь на Марсе - и, тем не менее, это был факт. Факт, дававший (и дающий), может быть, основания для оптимизма…
Наполеон назвал Сперанского "единственной светлою головою в России" и предложил Александру I (которого тот сопровождал в Эрфурте на переговорах с французским императором) обменять на него любое немецкое княжество. Л. Н. Толстой в “Войне и мире” писал о нем: "…видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России". Любопытное свидетельство его незаурядности сохранилось и с “другой стороны” - в отчете III отделения полиции “Краткий обзор общественного мнения в 1827 году”: "Высшее общество делится на два класса: довольные, во главе которых стоят - граф Кочубей, группирующий вокруг себя многочисленных знатных особ всех возрастов, и г. Сперанский, на которого нужно смотреть как на опору всех умных и даровитых людей среднего класса, как, например, литераторов, купцов и гражданских чиновников. Значительное число их в трудных условиях жизни обращается к нему как к оракулу, доверяя ему свои опасения, свои надежды и свои самые сокровенные мысли. Он доступен, популярен и приветливо идет навстречу этому доверию. К его словам относятся как к пророчеству. Он, по-видимому, вполне предан Е. В. Государю Императору и существующему строю, поддержанию которого он посвящает все свои силы, возвышенно отзываясь о личности Государя и скрашивая будущее успокоительными предсказаниями... В Москве в настоящий момент нет ни одного сановника, который играл бы роль, подобную роли графа Кочубея или Сперанского". Уже через шестьдесят лет после смерти Сперанского, Ключевский сказал о нем: “ Со времен Ордина-Нащокина у русского престола не становился другой такой сильный ум; после Сперанского, не знаю, появится ли третий”.
“Дней Александровых прекрасное начало” возникло вовсе не из прекраснодушия и либеральных взглядов нового императора. После Тильзитского мира, восстановившего против него и верхи и низы, когда даже в газетах стали появляться недвусмысленные сатирические намеки, а среди дворянства зрели не только “протестные настроения”, но и “протестные” планы, Александру срочно потребовались реформы.
К тому времени Сперанский оставил преподавание в духовной Академии, где читал курс философии, математики и красноречия, и поступил на службу частного секретаря к князю Куракину, который, по достоинству оценив способности сотрудника, будучи назначен генерал-прокурором Сената, “паровозиком” потащил его за собой по службе. Вскоре Сперанский стал секретарем комиссии по обеспечению столицы продовольствием, председателем которой был государь. Так и познакомились…
Александр быстро понял, что это именно тот человек, которого он искал - и не мог найти в своем окружении (что, впрочем, неудивительно и не столько говорит о достоинствах Сперанского, сколько о критериях, по которым составлялось это окружение. В нашей, российской, истории такие люди почти всегда появлялись не “изнутри”, а “извне”). Он был назначен государственным секретарем и по определению Ж. де Местра, “первым и единственным министром империи”. К 1809 году Сперанский составил план государственного переустройства, главными результатами которого должны были стать конституция и отмена крепостного права. "Ни в каком государстве - писал он - политические слова не противоречат столько вещам, как в России... Я нахожу в России два состояния: рабы государевы и рабы помещичьи. Первые называются свободными только по отношению ко вторым, действительно же свободных людей в России нет, кроме нищих и философов".
Суть реформ - разделение власти на законодательную, исполнительную, судебную. Выборность части чиновников. Расширение свободы печати, но "в известных, точно определенных размерах". Законодательная инициатива должна принадлежать монарху и ему же - последнее слово, но ни один закон не должен войти в силу без рассмотрения в Государственной думе. Высшим же законодательным органом должен был стать Госсовет. Не забыл он и про государевых чиновников - проектом предусматривалась отмена существовавшего положения, по которому присвоение очередного звания автоматически влекло за собой и назначение на более высокую должность, что, по-сути, закрывало путь к государственному управлению людям “без происхождения”. Кроме того, чтобы попасть на государственную службу, чиновники должны были либо закончить университет, либо сдать специальный экзамен, попросту - пройти переаттестацию. Проект Сперанского должен был превратить страну в правовое буржуазное государство.
Дальнейшее - банально и, увы, предсказуемо для нашей родины. Любые реформы всегда приводят к “конфликту интересов” и тут главное - политическая воля правителя, его убежденность в своей правоте. Ну, и расклад сил, конечно. В России почему-то все эти факторы всегда складывались против реформаторов. Реформа не была выстрадана Александром, скорее, она являлась для него лишь средством выпускания пара после проигранной первой войны с Наполеоном 1805-07 годов, а Сперанский - своего рода, громоотводом. Когда главный реформатор объединил и сплотил против себя всё российское чиновничество, интересы которого и затрагивала реформа прежде всего, государь, подобно Пилату, “умыл руки”. Интересно, что во главе “похода против Сперанского” встал знаменитый русский писатель и историк Н.М Карамзин, откровенно заявивший, что “всякая новость в государственном порядке есть зло”. В те тёмные времена российской политической полицией ещё не было открыто такое ноу-хау, как обвинение в сотрудничестве одновременно с пятью иностранными разведками. Поэтому, накануне войны 1812 года Сперанского лишь “скромно” упрекнули в сношениях с одним Наполеоном, чего, разумеется, тоже было достаточно для высылки в Пермь под надзор полиции (попутно любопытно сравнить соответствующие наказания у проклятого царизма, у которого, по утверждению большевиков, руки были по-локоть в крови и - впоследствии - у самих большевиков). Впрочем, через четыре года он уже был назначен губернатором Пензы, а ещё через три - всей Сибири. Масштаб личности, все-таки, сказывался… Единственным результатом его проекта реформ стало учреждение в 1810-м году Государственного Совета, как высшего законодательного органа страны и по иронии судьбы в 1821-м году Сперанский был назначен его членом.
Его многолетний труд, ум, страсть, надежды, по-сути, ушли в песок - да и его ли одного за всю многострадальную историю русских реформ? Эх, если бы кто-то догадался этот песок засеять!..