"Город трагического империализма" - 5
На своеобразную красоту города в первые послеоктябрьские годы обратили внимание многие современники Анциферова.
«Кто посетил Петербург в эти страшные, смертные годы 1918-1920, тот видел, как вечность проступает сквозь тление. Разом провалилось куда-то «чрево» столицы. В городе, осиянном небывалыми зорями, остались одни дворцы и призраки. Истлевающая золотом Венеция и даже вечный Рим бледнеют перед величием умирающего Петербурга».
Г. П. Федотов. Три столицы//Версты. 1926. № 1. С. 148.
"И с ч е з л а с у е т а с у е т с т в и й.
Медленно ползут трамваи, готовые остановиться каждую минуту. Исчез привычный грохот от проезжающих телег, извозчиков, автомобилей... Прохожие идут прямо по мостовой, как в старинных городах Италии... З е л е н ь д е л а е т в с е б о л ь ш и е
з а в о е в а н и я. Весною трава покрыла более не защищаемые площади и улицы. Воздух стал удивительно чист и прозрачен. Нет над городом обычной мрачной пелены от гари и копоти. П е т е р б у р г с л о в н о о м ы л с я. В тихие ясные вечера резко выступают на бледно-сиреневом небе контуры строений . Четче стали линии берегов Невы, голубая поверхность которой еще никогда не казалась так чиста. И в эти минуты город кажется таким прекрасным, как никогда. Во всем Петербурге воздвигается только одно новое строение. Гранитный материал для него взят из разрушенной ограды Зимнего дворца. Так некогда нарождающийся мир христианства брал для своих базилик колонны и саркофаги храмов древнего мира.
Из пыли Марсова поля медленно вырастает памятник жертвам революции..."
Н.П. Анциферов. “Душа Петербурга”.
«В 1920-1922 годах общество «Старый Петербург» переживало эпоху расцвета, который поистине можно было назвать вдохновенным. Причин тому было несколько. Во-первых, по мере того, как жизнь уходила вперед, все острей, все пронзительней ощущалась членами общества близкая и неминуемая разлука с прошлым - отсюда возникало желание как можно тщательнее сберечь о нем память. Во-вторых (и это может показаться вполне неожиданным для тех, кто не жил тогда в Петербурге), именно в эту пору сам Петербург стал так необыкновенно прекрасен, как не был уже давно, а может быть, и никогда. Люди, работавшие в «Старом Петербурге», как и все другие, обладавшие чувством, умом, пониманием, они не могли не видеть, до какой степени Петербургу оказалось к лицу несчастье. Петербург стал величествен. Вместе с вывесками с него словно сползла вся лишняя пестрота. Дома, даже самые обыкновенные, получили ту стройность и строгость, которой ранее обладали одни дворцы. Петербург… утратил все то, что было ему не к лицу. Есть люди, которые в гробу хорошеют: так, кажется, было с Пушкиным. Несомненно, так было с Петербургом. Эта красота - временная, минутная. За нею следует страшное безобразие распада. Но в созерцании ее есть невыразимое, щемящее наслаждение».
В. Ф. Ходасевич, «Дом Искусства»; Литературные статьи и воспоминания. Нью-Йорк. 1954. С. 399-400.
«На моих глазах город умирал смертью необычайной красоты и я постарался посильно запечатлеть его страшный, безлюдный и израненный лик».
М.В. Добужинский.
Под катом - литографии М. Добужинского из альбома “Петербург в 1921 году”
Сфинксы
Английская набережная в снегу
Землесос
Исаакий в метель
Летний сад зимой
Львиный мост
Набережная Пряжки
Огород на Обводном канале
Окружный суд (В советское время печально известный "Большой дом" - Литейный,4 )
Памятник Петру
Петропавловская крепость
Пустырь на Васильевском острове