Моя аспирантура. Часть вторая: защита
Историю этого кораблекрушения можно начать с классического "шерше ля фам". Летом 2004 года я стал встречаться с девушкой из довольно обеспеченной семьи. Буквально через несколько дней после начала наших отношений она улетала по путевке в Тунис.
- Жаль, что ты уезжаешь на целых две недели, - вздохнул я.
- Так бери путевку и полетели со мной! - улыбнулась она.
Я загрустил: денег на Тунис у меня не водилось. Зарплата на моем основном месте работы была, как я уже говорил, ниже рыночной - во многом именно поэтому меня берегли, продвигали по карьерной лестнице и без проблем отпускали в рабочее время по личным делам. Что делать? Искать другую работу с большей зарплатой? Это было несложно, но получится ли совмещать ее с преподаванием в университете? Выход оставался только один: искать приработки.
Литературный редактор, переводчик, профессиональный рецензент, журналист, репетитор… кем только я не побывал в течение следующего года. Понятно, что найти прибыльное местечко с ходу не удалось, и приходилось соглашаться на то, что дают. Например, я довольно долго писал рецензии на немецкие художественные книжки для издательства «Амфора». За каждую рецензию платили сто рублей (мой рабочий день на основной работе стоил в то время около пятисот). И по вечерам до глубокой ночи я сидел и читал… В конце года я вдобавок пошел в автошколу с твердым намерением купить весной машину (автомобиль был моей давней заветной мечтой, но наличие девушки, с которой мы уже к тому времени жили вместе, и тут заставило меня перейти от грез к действиям). В общем, времени на исторические штудии у меня не осталось от слова совсем.
Параллельно и независимо от этого портились отношения на кафедре. Чем дальше, тем больше мы расходились с заведующим в трактовке некоторых мест из блаженного Августина. Ему было не по нутру, что я веду себя слишком независимо и осмеливаюсь в чем-то с ним не соглашаться, да и в принципе иметь собственное мнение как таковое. Мне, в свою очередь, не нравилось, что он откровенно тормозил процесс защиты моей диссертации, чтобы я не защитил ее раньше срока (старая и недобрая истфаковская традиция). Согласование замены двух цифр в названии темы затянулось на целый год.
Правда, и в этом был свой плюс: в процессе корректировки темы мою диссертацию дали на рецензию профессору Владимиру Ивановичу Фокину. Владимир Иванович работал на полную ставку на факультете международных отношений и параллельно на долю ставки - на истфаке. В своем отзыве он подверг некоторые аспекты моей диссертации жесткой, хоть и отчасти справедливой критике. Парадоксально, но я был счастлив: впервые в жизни мою работу действительно прочли и всерьез оценили! Я совершенно искренне поблагодарил Владимира Ивановича тогда и благодарен ему по сегодняшний день.
Переработать диссертацию в соответствии с замечаниями получилось довольно быстро, да и срок моей аспирантуры начал подходить к концу, поэтому весной 2005 года мне все-таки дали на кафедре зеленый свет. Но одновременно заведующий принял решение не продлевать со мной трудовой договор. Мне об этом было сказано в весьма мягком ключе («Вам нужно сосредоточиться на защите, а потом мы возьмем Вас обратно»), но от лаборантки кафедры я знал, что в действительности говорилось за моей спиной. С надеждой работать на истфаке следовало попрощаться.
Это была печальная новость, но ввиду своей молодости и некоторой наивности я отнесся к произошедшему сравнительно легко. Что в Петербурге, других вузов нет, что ли? И я решил попытать счастья в другом месте.
На основной работе дела тем временем обстояли безрадостно. И виной стали даже не сокращения и задержки зарплаты, а мое собственное внутреннее выгорание. Очарование новизны исчезло, развиваться было особо некуда, и мне стало скучно. Благодаря наработанным навыкам и опыту я справлялся со всеми намеченными на день делами за два-три часа, а остальное время читал книжку, занимался приработками или готовился к лекциям. В конечном счете меня начали вгонять в тоску даже стены нашего отдела. Я считал, что засиделся на этой работе и она мешает мне двигаться вперед. Опять же, в силу своей молодости, неопытности и наивности я полагал, что корень проблем находится непосредственно в моем рабочем месте, и стоит мне уволиться - я сразу расцвету, как майская сирень.
Вот так и получилось, что в конце июня 2005 года закончился мой трудовой договор с истфаком, а в середине августа я уволился с основной работы. Уволился в никуда, наивно рассчитывая, что обзвоню все питерские вузы, и где-нибудь мне обязательно найдется местечко.
Сейчас я понимаю, что чисто теоретически мне могло повезти, и где-нибудь могла оказаться свободная вакансия, которую срочно требовалось закрыть к началу учебного года. Так, например, годом раньше повезло одному моему другу. Но я раз за разом сталкивался с отказами или бесконечным «футболом» от одной инстанции к другой (в высшей школе еще не закончился сезон отпусков). Обзвонив пять или шесть вузов, я в итоге опустил руки. Обратиться за помощью мне было особенно не к кому: идти на поклон к Комиссарову, устроившись на истфак вопреки его совету, я не хотел. Я поговорил с профессором Фокиным относительно работы на факультете международных отношений, но и здесь перспективы оказались туманными.
Осень 2005 года я встретил официально безработным. Устраиваться на работу в режиме "пять на восемь" не было никакого смысла - сдвинувшийся с мертвой точки процесс защиты диссертации требовал постоянной беготни по разным инстанциям, причем в рабочее время по будним дням. Кормила меня машина: «таксуя» по выходным, я порой зарабатывал больше, чем раньше на заводе. Бывали и другие приработки, связанные в основном с написанием текстов.
Плюсом стало то, что у меня появилось довольно много свободного времени, которое можно было наконец-то потратить на биографию Мольтке. Осенью 2005 года я приступил к ее написанию, параллельно продолжая сбор материала. Дело двигалось медленнее, чем могло бы - моя самодисциплина хромала на обе ноги. К научным исследованиям в строгом смысле слова эта работа отношения не имела - чисто научно-популярная книга. Но я считал, что впереди у меня еще безбрежный океан времени, все успеется. Это ощущение "вся жизнь впереди" будет сопровождать меня еще несколько лет и объясняет некоторые мои решения, которые могут показаться странными с рациональной точки зрения.
К середине осени надежды на скорое трудоустройство по специальности истаяли совершенно, и когда в ноябре мне предложили стать главным пиарщиком одного государственного оборонного предприятия, я сразу же согласился. Я снова трудился в офисе; вместе с доходами от машины и приработков получалась вполне приличная для 23-летнего молодого специалиста сумма. Моя официальная зарплата составляла 25 тысяч до вычета налогов, остальные доходы можно оценить примерно в 10 тысяч. В пересчете на цены 2022 года получится около "сотки" в месяц.
Большой радости, однако, работа мне не приносила - атмосфера в коллективе оказалась не то чтобы плохой, но довольно чуждой («молодые успешные офисные работники»), а принятый стиль работы подразделения казался мне откровенно неудачным. Я с определенным трудом отпрашивался по своим аспирантским делам (хотя соответствующие договоренности имелись с самого начала). Тем временем подготовка к защите вступила в свою финальную стадию. Мне предложили выбор между датами 7 и 14 декабря. Сперва я хотел отмстить заведующему кафедрой за затягивание моей защиты, выбрав вторую дату (официально моя аспирантура заканчивалась 10 декабря, таким образом, я бы не попал в категорию «защитившихся в срок» и ухудшил формальные показатели кафедры). Однако желание защититься в годовщину Перл-Харбора перевесило, и я выбрал 7 декабря.
Защита обошлась мне довольно дорого в плане как денег, так и нервов. Поскольку на истфаке диссертационный совет был закрыт, защищаться пришлось в Республиканском гуманитарном институте - довольно мутной конторе в структуре СПбГУ. Перед защитой секретарь ученого совета надиктовала мне длинный список продуктов для застолья. Некоторые из них (вроде сыра с плесенью) я до этого не пробовал никогда в жизни. Доставить научного руководителя и оппонентов также оказалось непростой задачей. В какой-то момент защита повисла на волоске, но в итоге все обошлось. Я наконец-то защитился.
Буквально через неделю мы с моим другом Колей Федоровым, учившимся на курс младше, но защитившимся почти одновременно со мной, повезли документы в ВАК. Тогда считалось, что личный визит ускоряет процесс. Однако в конечном счете выяснилось, что прокатились мы совершенно зря (если не считать прогулки по центру Москвы и посещения Оружейной палаты). Впереди был еще год пребывания в состоянии «недокандидата наук» - когда ты уже защитился, но тебя еще не утвердили, поэтому ты вроде бы уже кандидат, а вроде бы еще и нет.
Тем временем моя биография готовилась заложить очередной крутой поворот. В один из непогожих вечеров незадолго до защиты мне позвонили с неизвестного номера. В трубке я услышал голос Юрия Германовича Акимова, с которым был "шапочно" знаком в студенческие годы (он пару лет работал на истфаке). «Вы заинтересованы в том, чтобы работать на факультете международных отношений? Тогда вот Вам номер декана, Константина Константиновича Худолея, позвоните ему». Естественно, я позвонил. Так открылась новая глава в моей научной биографии, глава непростая и неоднозначная настолько, что лишь сейчас я начинаю осмысливать и оценивать этот этап.
Что же касается «моих университетов» - студенческих и аспирантских лет на истфаке СПбГУ - то в конце 2005 года эта эпоха завершилась. Мой научный багаж оказался к тому времени довольно скромным: полтора десятка статей, почти все - в сборниках материалов различных конференций, посредственная диссертация, отражавшая опыт изучения одной темы по имевшимся в Петербурге материалам, и практически никаких академических связей за пределами СПбГУ. Я искренне считал, что до публикаций в авторитетных журналах, зарубежных командировок и участия в больших международных конференциях мне еще далеко, что это - прерогатива уже известных, сложившихся ученых. Я же находился пока еще в самом начале своего пути. Это отчасти верно, и все же при правильном подходе за девять лет можно было бы достичь существенно большего.
Основная же проблема заключалась в том, что я и после защиты не видел и не понимал многих недостатков своей научной работы, а также толком не знал, куда двигаться дальше. И в дальнейшем эта ситуация улучшалась лишь медленно и нелинейно, с крутыми поворотами и откатами назад.
- Жаль, что ты уезжаешь на целых две недели, - вздохнул я.
- Так бери путевку и полетели со мной! - улыбнулась она.
Я загрустил: денег на Тунис у меня не водилось. Зарплата на моем основном месте работы была, как я уже говорил, ниже рыночной - во многом именно поэтому меня берегли, продвигали по карьерной лестнице и без проблем отпускали в рабочее время по личным делам. Что делать? Искать другую работу с большей зарплатой? Это было несложно, но получится ли совмещать ее с преподаванием в университете? Выход оставался только один: искать приработки.
Литературный редактор, переводчик, профессиональный рецензент, журналист, репетитор… кем только я не побывал в течение следующего года. Понятно, что найти прибыльное местечко с ходу не удалось, и приходилось соглашаться на то, что дают. Например, я довольно долго писал рецензии на немецкие художественные книжки для издательства «Амфора». За каждую рецензию платили сто рублей (мой рабочий день на основной работе стоил в то время около пятисот). И по вечерам до глубокой ночи я сидел и читал… В конце года я вдобавок пошел в автошколу с твердым намерением купить весной машину (автомобиль был моей давней заветной мечтой, но наличие девушки, с которой мы уже к тому времени жили вместе, и тут заставило меня перейти от грез к действиям). В общем, времени на исторические штудии у меня не осталось от слова совсем.
Параллельно и независимо от этого портились отношения на кафедре. Чем дальше, тем больше мы расходились с заведующим в трактовке некоторых мест из блаженного Августина. Ему было не по нутру, что я веду себя слишком независимо и осмеливаюсь в чем-то с ним не соглашаться, да и в принципе иметь собственное мнение как таковое. Мне, в свою очередь, не нравилось, что он откровенно тормозил процесс защиты моей диссертации, чтобы я не защитил ее раньше срока (старая и недобрая истфаковская традиция). Согласование замены двух цифр в названии темы затянулось на целый год.
Правда, и в этом был свой плюс: в процессе корректировки темы мою диссертацию дали на рецензию профессору Владимиру Ивановичу Фокину. Владимир Иванович работал на полную ставку на факультете международных отношений и параллельно на долю ставки - на истфаке. В своем отзыве он подверг некоторые аспекты моей диссертации жесткой, хоть и отчасти справедливой критике. Парадоксально, но я был счастлив: впервые в жизни мою работу действительно прочли и всерьез оценили! Я совершенно искренне поблагодарил Владимира Ивановича тогда и благодарен ему по сегодняшний день.
Переработать диссертацию в соответствии с замечаниями получилось довольно быстро, да и срок моей аспирантуры начал подходить к концу, поэтому весной 2005 года мне все-таки дали на кафедре зеленый свет. Но одновременно заведующий принял решение не продлевать со мной трудовой договор. Мне об этом было сказано в весьма мягком ключе («Вам нужно сосредоточиться на защите, а потом мы возьмем Вас обратно»), но от лаборантки кафедры я знал, что в действительности говорилось за моей спиной. С надеждой работать на истфаке следовало попрощаться.
Это была печальная новость, но ввиду своей молодости и некоторой наивности я отнесся к произошедшему сравнительно легко. Что в Петербурге, других вузов нет, что ли? И я решил попытать счастья в другом месте.
На основной работе дела тем временем обстояли безрадостно. И виной стали даже не сокращения и задержки зарплаты, а мое собственное внутреннее выгорание. Очарование новизны исчезло, развиваться было особо некуда, и мне стало скучно. Благодаря наработанным навыкам и опыту я справлялся со всеми намеченными на день делами за два-три часа, а остальное время читал книжку, занимался приработками или готовился к лекциям. В конечном счете меня начали вгонять в тоску даже стены нашего отдела. Я считал, что засиделся на этой работе и она мешает мне двигаться вперед. Опять же, в силу своей молодости, неопытности и наивности я полагал, что корень проблем находится непосредственно в моем рабочем месте, и стоит мне уволиться - я сразу расцвету, как майская сирень.
Вот так и получилось, что в конце июня 2005 года закончился мой трудовой договор с истфаком, а в середине августа я уволился с основной работы. Уволился в никуда, наивно рассчитывая, что обзвоню все питерские вузы, и где-нибудь мне обязательно найдется местечко.
Сейчас я понимаю, что чисто теоретически мне могло повезти, и где-нибудь могла оказаться свободная вакансия, которую срочно требовалось закрыть к началу учебного года. Так, например, годом раньше повезло одному моему другу. Но я раз за разом сталкивался с отказами или бесконечным «футболом» от одной инстанции к другой (в высшей школе еще не закончился сезон отпусков). Обзвонив пять или шесть вузов, я в итоге опустил руки. Обратиться за помощью мне было особенно не к кому: идти на поклон к Комиссарову, устроившись на истфак вопреки его совету, я не хотел. Я поговорил с профессором Фокиным относительно работы на факультете международных отношений, но и здесь перспективы оказались туманными.
Осень 2005 года я встретил официально безработным. Устраиваться на работу в режиме "пять на восемь" не было никакого смысла - сдвинувшийся с мертвой точки процесс защиты диссертации требовал постоянной беготни по разным инстанциям, причем в рабочее время по будним дням. Кормила меня машина: «таксуя» по выходным, я порой зарабатывал больше, чем раньше на заводе. Бывали и другие приработки, связанные в основном с написанием текстов.
Плюсом стало то, что у меня появилось довольно много свободного времени, которое можно было наконец-то потратить на биографию Мольтке. Осенью 2005 года я приступил к ее написанию, параллельно продолжая сбор материала. Дело двигалось медленнее, чем могло бы - моя самодисциплина хромала на обе ноги. К научным исследованиям в строгом смысле слова эта работа отношения не имела - чисто научно-популярная книга. Но я считал, что впереди у меня еще безбрежный океан времени, все успеется. Это ощущение "вся жизнь впереди" будет сопровождать меня еще несколько лет и объясняет некоторые мои решения, которые могут показаться странными с рациональной точки зрения.
К середине осени надежды на скорое трудоустройство по специальности истаяли совершенно, и когда в ноябре мне предложили стать главным пиарщиком одного государственного оборонного предприятия, я сразу же согласился. Я снова трудился в офисе; вместе с доходами от машины и приработков получалась вполне приличная для 23-летнего молодого специалиста сумма. Моя официальная зарплата составляла 25 тысяч до вычета налогов, остальные доходы можно оценить примерно в 10 тысяч. В пересчете на цены 2022 года получится около "сотки" в месяц.
Большой радости, однако, работа мне не приносила - атмосфера в коллективе оказалась не то чтобы плохой, но довольно чуждой («молодые успешные офисные работники»), а принятый стиль работы подразделения казался мне откровенно неудачным. Я с определенным трудом отпрашивался по своим аспирантским делам (хотя соответствующие договоренности имелись с самого начала). Тем временем подготовка к защите вступила в свою финальную стадию. Мне предложили выбор между датами 7 и 14 декабря. Сперва я хотел отмстить заведующему кафедрой за затягивание моей защиты, выбрав вторую дату (официально моя аспирантура заканчивалась 10 декабря, таким образом, я бы не попал в категорию «защитившихся в срок» и ухудшил формальные показатели кафедры). Однако желание защититься в годовщину Перл-Харбора перевесило, и я выбрал 7 декабря.
Защита обошлась мне довольно дорого в плане как денег, так и нервов. Поскольку на истфаке диссертационный совет был закрыт, защищаться пришлось в Республиканском гуманитарном институте - довольно мутной конторе в структуре СПбГУ. Перед защитой секретарь ученого совета надиктовала мне длинный список продуктов для застолья. Некоторые из них (вроде сыра с плесенью) я до этого не пробовал никогда в жизни. Доставить научного руководителя и оппонентов также оказалось непростой задачей. В какой-то момент защита повисла на волоске, но в итоге все обошлось. Я наконец-то защитился.
Буквально через неделю мы с моим другом Колей Федоровым, учившимся на курс младше, но защитившимся почти одновременно со мной, повезли документы в ВАК. Тогда считалось, что личный визит ускоряет процесс. Однако в конечном счете выяснилось, что прокатились мы совершенно зря (если не считать прогулки по центру Москвы и посещения Оружейной палаты). Впереди был еще год пребывания в состоянии «недокандидата наук» - когда ты уже защитился, но тебя еще не утвердили, поэтому ты вроде бы уже кандидат, а вроде бы еще и нет.
Тем временем моя биография готовилась заложить очередной крутой поворот. В один из непогожих вечеров незадолго до защиты мне позвонили с неизвестного номера. В трубке я услышал голос Юрия Германовича Акимова, с которым был "шапочно" знаком в студенческие годы (он пару лет работал на истфаке). «Вы заинтересованы в том, чтобы работать на факультете международных отношений? Тогда вот Вам номер декана, Константина Константиновича Худолея, позвоните ему». Естественно, я позвонил. Так открылась новая глава в моей научной биографии, глава непростая и неоднозначная настолько, что лишь сейчас я начинаю осмысливать и оценивать этот этап.
Что же касается «моих университетов» - студенческих и аспирантских лет на истфаке СПбГУ - то в конце 2005 года эта эпоха завершилась. Мой научный багаж оказался к тому времени довольно скромным: полтора десятка статей, почти все - в сборниках материалов различных конференций, посредственная диссертация, отражавшая опыт изучения одной темы по имевшимся в Петербурге материалам, и практически никаких академических связей за пределами СПбГУ. Я искренне считал, что до публикаций в авторитетных журналах, зарубежных командировок и участия в больших международных конференциях мне еще далеко, что это - прерогатива уже известных, сложившихся ученых. Я же находился пока еще в самом начале своего пути. Это отчасти верно, и все же при правильном подходе за девять лет можно было бы достичь существенно большего.
Основная же проблема заключалась в том, что я и после защиты не видел и не понимал многих недостатков своей научной работы, а также толком не знал, куда двигаться дальше. И в дальнейшем эта ситуация улучшалась лишь медленно и нелинейно, с крутыми поворотами и откатами назад.