Одной из сквозных тем в обсуждении русско-японской войны является тема "шапкозакидательных настроений". Принято считать, что одной из причин поражений россиских армии и флота стала недооценка противника. Хотя тема и популярная, сколько-нибудь серьёзного исследования этого вопроса я не видел. Хотя таковое возможно, поскольку "шапкозакидательные настроения" верифицируются на уровне "определения состава сил сторонами". Если одна сторона полагает, что ей хватит для победы заведомо меньших сил, и поэтому терпит поражение от превосходящих сил противника - тогда можно утверждать, что этой стороне шапки глаза застят.
Примером такого отношения можно считать известный анекдот про Дэвида Битти: который, якобы, оценив состояние американского флота в 1917-1918 гг., заявил, что ему хватит флота в 2/3 от американского для победы над оным (процитировать прямо это высказывание я не могу, поэтому "анекдот" и "якобы", хотя, может, и чистая правда). Хорошей подборки подобных высказываний с нашей стороны перед русско-японской я не видел, более того, при обсуждении перспективного и желаемого соотношения сил русского и японского флота наши адмиралы хотели либо преимущества, либо равенства. Мне известен один пример, правда, не военный и не флотский: С.Ю. Витте, при обсуждении финансирования программы 1898 г., говорят, предложил растянуть её выполнение до 1905 г. (моряки хотели 1903 г.) на том основании, что японцы с финансированием своей программы не справятся. Это - пример важный, но как таковой он указывает на шапкозакидательство конкретно С.Ю. Витте.
Сказанное выше, разумеется, не есть опровержение "теории ушанок" - всего лишь предложение либо принимать её с изрядным скепсисом, либо, при наличии интереса и времени, исследовать её так, как это положено джентльменам. Я же сегодня добавлю небольшой штришок к этой картине. Речь, правда, пойдёт о британцах.
В самом конце 1903 г. члены британского кабинета - премьер Бальфур, канцлер казначейства Чемберлен, первый лорд Адмиралтейства Сэлборн, министр иностранных дел Лэнсдаун - вступили в оживлённую переписку (перечисленные были лордами, графами и маркизами, но я пишу по-простому). Предметом обсуждения стала надвигающаяся война России с Японией и определение выгодной для Великобритании позиции. Каковая зависела от ожидаемого исхода войны. Интересное описание этой переписки можно найти в сборнике The Anglo-Japanese Alliance, 1902-1922, на стр. 54-55. Соответствующий фрагмент я поместил в приложении, здесь же - краткое изложение сути.
Так вот, Лэнсдаун опасался, что Япония может быть "сокрушена" ('crushed') - и посему Британия должна сделать всё возможное, чтобы заставить Россию отступить. Сэлборн, в свою очередь, боялся, что Япония может быть "размазана" ("smashed").Считал ли он такой исход ожидаемым, не очень понятно, но возможным - да, считал, и сокрушался по поводу двусмысленного положения Родины (Британия не должна дать размазать Японию, но это может привести к войне с Россией и Францией). Позиция Сэлборна, главы адмиралтейства, особенно интересна потому, что офицеры британского флота были невысокого мнения о нашем флоте, и высокого - о флоте японском. Чэмберлен полагал, что после вступления России в войну Великобритания должна решить, и надёжно решить, все свои проблемы с нашей страной - поскольку Россия, после устранения японской "неприятности", станет совсем несговорчивой.
На этом фоне премьер Бальфур выглядел настоящим "скептиком" по отношению к перспективам России. Он полагал, что, из-за превосходства России в броненосцах (sic), Япония не сможет послать войска в Корею и удержаться там, но и Россия не сможет высадить армию на Японские острова. Из чего следовала концепция то ли зелёного винограда, то ли троянского коня: в подобной ситуации единственным призом для России будет Корея, провинция, которая обойдётся России дороже, чем принесёт, и для удержании которой России придётся держать на Дальнем Востоке сильный флот и большую армию, что лишит её возможности вести активную политику на других направлениях (читай - против Босфора и Индии). В результате Бальфур пришёл к выводу, что русско-японское дело следует оставить только участникам этого дела, и Британия должна "позволить Японии самой позаботиться о собственном спасении" (let her work out her own salvation in her own way). Лэнсдаун по этому поводу возразил следующее: хотя текущее соотношение сил на море и было примерно равным, к осени 1904 г. Россия могла стать "хозяйкой положения" (mistress of the situation), создать непосредственную угрозу Японии, повергнуть Токио в ужас, и превратить Японию в "ничтожную силу" на Дальнем Востоке! Стороны остались при своих, позиция премьера в итоге стала официальной: британское руководство решило держаться нейтрально.
Исторические пересказы - и тем более пересказы пересказов - конечно, следует воспринимать осторожно. В них могут исчезать важные нюансы и акценты, содержащиеся в первоисточниках. В данном случае акценты особенно важны: трудно понять, обсуждали ли британские политики ожидаемый, наиболее вероятный с их точки зрения сценарий, или - сценарий наихудший. Но, так или иначе, мы видим что они считали победу России вполне возможной, и некоторые из них допускали победу полную.
Подобное восприятие соотношения сил в начавшейся войне было, похоже, общим местом. В силу внимания к простым числам - вроде общего размера армии или флота - и в силу расовых и культурных предрассудков. Россию считали фаворитом как минимум до лета 1904 г. Это, в частности, выразилось в явном преимуществе России на мировом финансовом рынке - деньги охотнее давали ожидаемому победителю (с расчётом на хороший процент, уплаченный за счёт взятой с проигравшего контрибуции). В мае 1904 г. Россия и Япония сделали первые крупные заимствования: в то время как Россия смогла получить во Франции займ на 800 млн. рублей, Япония заняла 50 млн. долларов в США и Великобритании, т.е. примерно в 8 (!) раз меньше.
Суть сказанного сводится к простому тезису: в 1903-1904 гг., и тем более - раньше - имелись объективные основания для того, чтобы считать победу России в случае столкновения с Японией результатом ожидаемым. Оценка силы Японии сторонними наблюдателями была затруднена - не в последнюю очередь упомянутыми выше предрассудками, которые ни в коем случае не стоит отбрасывать, хотя и сложно учесть их вклад в полной мере. Как не стоит отбрасывать и объективные трудности в оценке японской силы, и субъективные факторы, определившие исход войны, каковой, на самом деле, ожидаемым не был.
Даже если и можно говорить о том, что высшее руководство Российской империи недооценило угрозу, стоит аккуратно расставлять акценты при такой оценке - как мы видим, угрозу для России "недооценивало" и британское руководство. Иными словами, если это и была ошибка российских политиков, то её не стоит расценивать как проявление "потрясающей близорукости" или видеть в ней иные симптомы надвигающегося краха самодержавия. Ошибиться было несложно. [Приложение 1] Приложение 1. Фрагмент статьи "The Anglo-Japanese Alliance and British strategic foreign policy, 1902-1914" Кейта Нейлсона из сборника The Anglo-Japanese Alliance, 1902-1922
The test for the Alliance would be the Russo-Japanese War. Towards the end of 1903, as the latter seemed more and more likely, there was detailed discussion of Britain’s position. In early December, Balfour (now Prime Minister) noted that the Cabinet had authorized Lansdowne to inform the French unofficially that a Russo-Japanese War
might draw us in, and that, if we were drawn in, France might find it difficult to keep out in the face of her treaty obligations. It was impossible to contemplate anything at once so horrible & so absurd as a general war brought on by Russia’s impractical attitude in Manchuria.
While the British blamed the Russians for the situation, there existed the possibility of a general war as a result of the Anglo-Japanese Alliance, the occurrence of which Balfour had warned of during its negotiation. Thus, Balfour wished to know what Japan was likely to do, and whether she had much chance of success against Russia.
Others also had concerns about possible results and consequences. The First Lord of the Admiralty put his concerns clearly to Lansdowne on 21 December:
I"f war ensues what are we to do? I have always held that we could not afford to see Japan smashed by Russia; but, if that is accepted does it not follow that we cannot wait to make up our minds till after Japan has been smashed? But our intervention might also entail that of France, and we and France might be driven into war, an appalling calamity!!"
Austen Chamberlain, the Chancellor of the Exchequer, saw a possible silver lining. If Russia were to go to war, ‘is not that the proper time for us to secure and to secure promptly, whatever we want in places where Russia is our rival?’ This argument, to ‘take a leaf out of the notebook of German diplomacy, and for once play a selfish but national game’, was based on Chamberlain’s evaluation of the difficulties of ever coming to terms with Russia over imperial issues (even after the Anglo-Japanese Alliance had been signed, Lansdowne had continued with his Russian negotiations, and, in fact, was still conducting them in December 1903). This was intimately related to Japan and the Anglo-Japanese Alliance. ‘I cannot help thinking’, the Chancellor asserted, ‘that if she [Russia] is once free of her anxieties about Japan, her inclination to negotiate a settlement of outstanding questions with us will evaporate, and that we shall find her very troublesome and not a little aggressive for all Benckendorff’s smooth words’.
There were a number of practical matters - the British position as a neutral and whether coaling facilities could be provided to Russia - that needed clarification, but the essential point was to determine what British policy generally should be, particularly in light of the Anglo-Japanese Alliance. Lansdowne, who worried that the Japanese might be ‘crushed’, favoured taking all steps to induce the Russians to give way. He worried that Britain might be drawn in to the conflict, ‘not on account of our Treaty engagement to Japan, but because the British public will not sit still while the crushing is going on’. He, in tandem with Chamberlain, was also concerned with the effect on British finances that a war would involve. But it was Balfour who issued the most comprehensive set of arguments. He contended that Japan, which was weaker in battleships than Russia, could not send an expeditionary force to Korea and maintain it; on the other hand, Russia could not invade Japan. Therefore, any impact on Japan would necessarily be with regard to her position in Korea. What did this mean for Britain?
"We of course care little for Corea except as it affects Japan. From every other point of view (except trade) there could be nothing better for us than that Russia should involve herself in the expense and trouble of Corean adventure - with the result that at the best she would become possessed of a useless province, which would cost more than it brought in, which could only be retained so long as she kept a great fleet in the Far East, and a large army thousands of miles from her Home base, and which would be a perpetual guarantee that whenever Russia went to war with another Power, no matter where or about what, Japan would be upon her back".
For these reasons, and because Balfour did not believe that Japan could be ‘crushed’, the Prime Minister advocated leaving the entire matter to the participants: Japan should be allowed to ‘let her work out her own salvation in her own way’. In a letter to Selborne, Balfour ventilated his views further. Counselling Japan to moderate her demands would amount to ‘giving diplomatic assistance to Russia in her attempt to weaken Japan’s position in Corea’. There was no reason to do this, as it would alienate the Japanese public, and it would ‘aid an unfriendly Power ... and put pressure upon an ally’. Besides, as he concluded with a dose of Realpolitik, ‘I believe that if any war could be conceived as being advantageous to us, this is the one.’ This latter point was a crucial one, for, after all, the Anglo-Japanese Alliance had been conceived as a means of checking Russia. Lansdowne did not share Balfour’s position. He argued that the basis of the Prime Minister’s argument was evanescent; that while Japan held the naval balance at present, Russia ‘might be mistress of the situation’ by the autumn of 1904 and threaten Japan itself.
In that case, Russia might be able to over-awe Tokyo, which would ‘render her [Japan] an almost negligible factor in Far Eastern politics instead of as at present a potential ally of great importance to us’. Despite a further exchange of letters, both Balfour and Lansdowne maintained their positions.
What was clear, however, was that the Prime Minister was unwilling to commit Britain to Japan’s side, at least in advance of any possible defeats of Tokyo. Balfour not only believed in the unlikelihood of a decisive Russian victory, but also that, if one could be achieved, it would be at such a financial cost as to make Russia ‘impotent everywhere else’, which would be to Britain’s advantage.45 Nor did he believe that Britain was obliged to support Japan because of the Anglo-Japanese Alliance. For him, the Agreement was not capable of such interpretation, as this would make be contrary to British interests:
"If we interpret the Japanese Alliance as one requiring us to help Japan whenever she gets to loggerheads with Russia, it is absurdly one-sided. Japan certainly would not help us to prevent Amsterdam falling into the hands of the French, or Holland falling into the hands of the Germans. Nor would she involve herself in any quarrel we might have over the north-west frontier of India".
Clearly, the Anglo-Japanese Alliance was not seen in London as committing Britain to Japan in all circumstances.