Танго и образы.
Очень часто я вижу в фильме какой-нибудь эпизод, сильно западаю на созданный в нем образ и мне хочется его воссоздать. Тогда я жду, когда появится женщина, которая подошла бы под этот образ типом фигуры, овалом лица и внутренним зарядом. И она обязательно появляется.
После просмотра «Танго» Карлоса Сауры в память западает не известная сцена, где Сесилиа Нарова танцует со своим новым возлюбленным, в то время, как отправленный в отставку, за этим наблюдает, и не трио - потому что всё это - вы знаете - очень уж бытово- , а пред-финальная сцена фильма. Она мне кажется самой красивой своим аллегоризмом. В ней передано возрождение (зарождение??) нации.
Эпизод начинается... вообще, он начинается с кончика предыдущей сцены, в которой богатый покровитель выкрикивает "напутствия" вслед беглянке, и едва с экрана исчезает ее испуганное, но упорное лицо, как эхом дерзким решениям, на горизонте, появляются силуэты итальянских эмигрантов. Под звуки хора “Va pensiero” из оперы Верди "Навуходонассор", повествующей о бедствиях сынов израилевых, новая волна скитальцев уповает на перемены.
Все имущество уместилось в ручную кладь, младенцев греют теплом собственных тел, страх в глазах сменяет сомнение, когда внезапно, грибным дождем, начинает накрапывает скрипка и просыпается душа нации. Она цветет одинаково в пожилых и детских лицах. Оказывается, что она совершенно неопалима, эта душа и, главное, так величественна в своей простоте.
Она в неистребимой готовности к удовольствиям жизни, прыснувшей, при первых аккордах(2:14) и в неуверенности в уместности оной(2:18), треснувшей при легкой настойчивости, для того лишь, чтобы найти себя не единцею, но частью всеобщего народного потока, и в дерзновенном восторге забвения, вопреки лишениям недавнего прошлого и туманностям обозримого будущего(3:30 - 3:40).
Порожденная из толпы, словно из пены морской, Сесилиа Нарова (4:47) утраивает этот заряд. В ее образе столько односложной простоты и категоричности, сколько бывает только в царских указах да ежедневной рутине крестьянской страды.
Ее умение не противостоять бытовыми неумолимостями, но и не ломаться под их тяжестью, а проходить, уступая, где надо, и настаивая, где можно, придаёт ей столько карнальной уверенности, что каждое резкое болео выглядит оправданным.
Северный человек так не танцует. В северном человеке вообще нет способности подчиняться реалиям, оставаясь, при этом, собой. Северянину присуще уходить от природной и исторической неумолимости в некий паралелльный мир, так что все его жесты становятся двусолйными и - оттого - нечеткими и плавными. На милонге это выражается в том, что любая попытка сделать резкое болео выглядит как взмах картонной сабелькой.
Чтобы передать образ Сесилии Наровы в этом эпизоде, я ждала женщину, в которой бы сочетались the sense of soil («любовь к отеческим гробам»), дабы она выглядела убедительно в сермяжной простоте крестьянской блузки и природный контраст, выдерживающий по-рабочему закатаные рукава в ансамбле с тонкими шпильками изящных сапог.
Это мой следующий клиент. Ее зовут Ира.
Финальная сцена c Сесилией:
Клип с оригинальным исполнением “Va pensiero”, очень красивый.
После просмотра «Танго» Карлоса Сауры в память западает не известная сцена, где Сесилиа Нарова танцует со своим новым возлюбленным, в то время, как отправленный в отставку, за этим наблюдает, и не трио - потому что всё это - вы знаете - очень уж бытово- , а пред-финальная сцена фильма. Она мне кажется самой красивой своим аллегоризмом. В ней передано возрождение (зарождение??) нации.
Эпизод начинается... вообще, он начинается с кончика предыдущей сцены, в которой богатый покровитель выкрикивает "напутствия" вслед беглянке, и едва с экрана исчезает ее испуганное, но упорное лицо, как эхом дерзким решениям, на горизонте, появляются силуэты итальянских эмигрантов. Под звуки хора “Va pensiero” из оперы Верди "Навуходонассор", повествующей о бедствиях сынов израилевых, новая волна скитальцев уповает на перемены.
Все имущество уместилось в ручную кладь, младенцев греют теплом собственных тел, страх в глазах сменяет сомнение, когда внезапно, грибным дождем, начинает накрапывает скрипка и просыпается душа нации. Она цветет одинаково в пожилых и детских лицах. Оказывается, что она совершенно неопалима, эта душа и, главное, так величественна в своей простоте.
Она в неистребимой готовности к удовольствиям жизни, прыснувшей, при первых аккордах(2:14) и в неуверенности в уместности оной(2:18), треснувшей при легкой настойчивости, для того лишь, чтобы найти себя не единцею, но частью всеобщего народного потока, и в дерзновенном восторге забвения, вопреки лишениям недавнего прошлого и туманностям обозримого будущего(3:30 - 3:40).
Порожденная из толпы, словно из пены морской, Сесилиа Нарова (4:47) утраивает этот заряд. В ее образе столько односложной простоты и категоричности, сколько бывает только в царских указах да ежедневной рутине крестьянской страды.
Ее умение не противостоять бытовыми неумолимостями, но и не ломаться под их тяжестью, а проходить, уступая, где надо, и настаивая, где можно, придаёт ей столько карнальной уверенности, что каждое резкое болео выглядит оправданным.
Северный человек так не танцует. В северном человеке вообще нет способности подчиняться реалиям, оставаясь, при этом, собой. Северянину присуще уходить от природной и исторической неумолимости в некий паралелльный мир, так что все его жесты становятся двусолйными и - оттого - нечеткими и плавными. На милонге это выражается в том, что любая попытка сделать резкое болео выглядит как взмах картонной сабелькой.
Чтобы передать образ Сесилии Наровы в этом эпизоде, я ждала женщину, в которой бы сочетались the sense of soil («любовь к отеческим гробам»), дабы она выглядела убедительно в сермяжной простоте крестьянской блузки и природный контраст, выдерживающий по-рабочему закатаные рукава в ансамбле с тонкими шпильками изящных сапог.
Это мой следующий клиент. Ее зовут Ира.
Финальная сцена c Сесилией:
Click to viewКлип с оригинальным исполнением “Va pensiero”, очень красивый.