ИСТОРИК, КОТОРЫЙ ВОЙДЁТ В ИСТОРИЮ
Пишет Влад Тупикин:
Уже несколько месяцев как я понимал, что эти слова придётся написать. И утренний телефонный звонок известил меня о том, что это время пришло. Спрятаться от этой мысли невозможно, как ни хотелось бы: исследователь русского нацизма и проявлений ксенофобии в современном российском обществе, остроумная, отважная и дотошная одновременно Галина Кожевникова, умерла.
Мне очень трудно понять, что жизнь Гали закончилась: мне всё время кажется, что мы же с ней только совсем недавно познакомились, хотя если раскапывать воспоминания, то окажется, что это "недавно" имело место в середине 1990-х годов, когда студентка истфака Галя Кожевникова начала сотрудничать с информационно-аналитическим центром "Панорама", про который знали все, кто всерьёз интересовался новой российской политической и экономической реальностью, нынче вполне сложившейся, а тогда только складывавшейся после крушения Советского Союза. Я подумал ещё тогда: ну что её сюда тянет, что историку может быть интересного в современности, тем более российской, позабыв про то, что я и сам был историком по образованию и некоторым въевшимся привычкам, и тоже занимался не далёким прошлым, а сегодняшним днём.
Узнав Галю получше, я понял прекрасно, что именно тянет. Галя, в отличие от многих выпускников и выпускниц истфака, была историком "от бога", она внимательно выкапывала факты, анализируя источники, атакуя их, проверяя на правдивость, она держала в голове, кажется, всю информацию, имеющую важное значение для её сферы исследований (то есть буквально запоминала всё), она могла цитировать на память документы или высказывания персонажей исторической драмы удивительно точно и всегда старалась, чтобы все её оценки, все её публичные высказывания и, уж конечно, все статьи и книги, опирались на точный фундамент из фактов и их трезвой интерпретации.
Узнав Галю получше, я не уставал удивляться, как такой страстный и живой в лучшем смысле этого слова человек, наверное, озорной даже, мог быть одновременно столь холодным и непредвзятым аналитиком. Но Галя Кожевникова умела как мало кто разделять сферу предположений, версий, игры и эмоций от сферы фактов, выводов, решений и умозаключений.
Особенно это важно было в той опасной, даже взрывоопасной, в том числе и буквально, сфере, которой она занималась. Лучшая исследовательница современного русского нацизма, она не раз получала личные угрозы расправы за то, что, будучи историком, специалистом высокого уровня, она занимала также совершенно чёткую антинацистскую позицию на общественной сцене. В отличие от многих российских интеллектуалов, она не чуралась этой общественной сцены как якобы пространства "профанного", умея и в публицистическом тексте, и в выступлении на радио или на публичной дискуссии оставаться умным, последовательным и осведомлённым аналитиком, то есть, по сути, настоящим учёным, не чуждым эмоциям и нравственным оценкам, но не ставящим свои научные выводы в зависимость от них.
Будучи сам антифашистом по взглядам, я, читая её высказывания, иногда злился: ну что же она "их" жалеет, почему не вдарит сильнее, почему не очертит ярче, резче?.. А потом успокаивался и понимал: для "ярче" и "резче" не хватало фактуры, не хватало доказательной базы. И если я чувствовал что-то важное, что Галя должна была бы, на мой взгляд, сказать, но почему-то не говорила, то это значило обычно, что Галя ещё не добыла достаточно фактов для подтверждения данного тезиса, либо - и это тоже бывало, - что чувства меня просто обманывали.
Не раз и не два я брался за перо, чтобы нечто сказать, нечто выразить, откликнуться по горячим следам на какую-то подлость или гадость российской ли власти или её ультраправых ненавистников, как вдруг обнаруживал комментарий Галины Кожевниковой и понимал, что всё, ничего писать не надо, всё уже написано ею - и лучше не скажешь.
В московской политической, информационной и бытовой суете мы слишком мало пересекались и я теперь понимаю, что не успел научиться у неё этому её бесценному умению - быть трезвой и вместе с тем пылающей. Я поглядывал на неё и её тексты с восхищением и завистью в хорошем смысле, думал, вот ведь как можно, вот как надо работать, ну где она такому научилась, не в университете же, а ведь реальность у всех у нас в девяностые и нулевые была вроде бы одна и та же? Думаю, Галя Кожевникова была очень способной от рождения, просто умной очень, быстро схватывающей и быстро и надёжно цементирующей, когда надо. Ещё её, безусловно, очень правильно воспитали - в настойчивости, правде и строгих моральных принципах, без каких-то поблажек и послаблений злу. Вот только здоровья, почему природа отпустила ей так мало здоровья...
Последний раз, когда мы виделись, Галя была уже фактически прикована к постели, но мы говорили с ней о политике, о меняющейся фактуре нашей и её жизни, об искусстве, о путешествиях, и на всё у неё находились какие-то поводы улыбнуться, пошутить, рассказать что-нибудь интересное и вдохновляющее - так бы и сидели мы у неё весь день, если бы вдруг она не сказала: "Извините, ребята, я очень устала, мне надо отдохнуть. Заходите как-нибудь ещё". Этого "как-нибудь" так и не случилось.
От Гали осталась масса эмоций у знавших её людей, много воспоминаний, и всё это, конечно, сотрётся вместе с нами и нашими жизнями, уйдёт в небытие, как ушла сегодня утром в небытие жизнь самой Гали.
Но ещё от неё останутся её статьи и книги, которых она успела написать удивительно много для её неполных 37-ми лет. Она писала историю нашей страны - честно, страстно, но при этом с точной опорой на факты. Она писала историю этой страны и, я верю, сама в ней останется.
Вечная тебе память, Галка.
Влад Тупикин
5 марта 2011 года, Москва
источник
Уже несколько месяцев как я понимал, что эти слова придётся написать. И утренний телефонный звонок известил меня о том, что это время пришло. Спрятаться от этой мысли невозможно, как ни хотелось бы: исследователь русского нацизма и проявлений ксенофобии в современном российском обществе, остроумная, отважная и дотошная одновременно Галина Кожевникова, умерла.
Мне очень трудно понять, что жизнь Гали закончилась: мне всё время кажется, что мы же с ней только совсем недавно познакомились, хотя если раскапывать воспоминания, то окажется, что это "недавно" имело место в середине 1990-х годов, когда студентка истфака Галя Кожевникова начала сотрудничать с информационно-аналитическим центром "Панорама", про который знали все, кто всерьёз интересовался новой российской политической и экономической реальностью, нынче вполне сложившейся, а тогда только складывавшейся после крушения Советского Союза. Я подумал ещё тогда: ну что её сюда тянет, что историку может быть интересного в современности, тем более российской, позабыв про то, что я и сам был историком по образованию и некоторым въевшимся привычкам, и тоже занимался не далёким прошлым, а сегодняшним днём.
Узнав Галю получше, я понял прекрасно, что именно тянет. Галя, в отличие от многих выпускников и выпускниц истфака, была историком "от бога", она внимательно выкапывала факты, анализируя источники, атакуя их, проверяя на правдивость, она держала в голове, кажется, всю информацию, имеющую важное значение для её сферы исследований (то есть буквально запоминала всё), она могла цитировать на память документы или высказывания персонажей исторической драмы удивительно точно и всегда старалась, чтобы все её оценки, все её публичные высказывания и, уж конечно, все статьи и книги, опирались на точный фундамент из фактов и их трезвой интерпретации.
Узнав Галю получше, я не уставал удивляться, как такой страстный и живой в лучшем смысле этого слова человек, наверное, озорной даже, мог быть одновременно столь холодным и непредвзятым аналитиком. Но Галя Кожевникова умела как мало кто разделять сферу предположений, версий, игры и эмоций от сферы фактов, выводов, решений и умозаключений.
Особенно это важно было в той опасной, даже взрывоопасной, в том числе и буквально, сфере, которой она занималась. Лучшая исследовательница современного русского нацизма, она не раз получала личные угрозы расправы за то, что, будучи историком, специалистом высокого уровня, она занимала также совершенно чёткую антинацистскую позицию на общественной сцене. В отличие от многих российских интеллектуалов, она не чуралась этой общественной сцены как якобы пространства "профанного", умея и в публицистическом тексте, и в выступлении на радио или на публичной дискуссии оставаться умным, последовательным и осведомлённым аналитиком, то есть, по сути, настоящим учёным, не чуждым эмоциям и нравственным оценкам, но не ставящим свои научные выводы в зависимость от них.
Будучи сам антифашистом по взглядам, я, читая её высказывания, иногда злился: ну что же она "их" жалеет, почему не вдарит сильнее, почему не очертит ярче, резче?.. А потом успокаивался и понимал: для "ярче" и "резче" не хватало фактуры, не хватало доказательной базы. И если я чувствовал что-то важное, что Галя должна была бы, на мой взгляд, сказать, но почему-то не говорила, то это значило обычно, что Галя ещё не добыла достаточно фактов для подтверждения данного тезиса, либо - и это тоже бывало, - что чувства меня просто обманывали.
Не раз и не два я брался за перо, чтобы нечто сказать, нечто выразить, откликнуться по горячим следам на какую-то подлость или гадость российской ли власти или её ультраправых ненавистников, как вдруг обнаруживал комментарий Галины Кожевниковой и понимал, что всё, ничего писать не надо, всё уже написано ею - и лучше не скажешь.
В московской политической, информационной и бытовой суете мы слишком мало пересекались и я теперь понимаю, что не успел научиться у неё этому её бесценному умению - быть трезвой и вместе с тем пылающей. Я поглядывал на неё и её тексты с восхищением и завистью в хорошем смысле, думал, вот ведь как можно, вот как надо работать, ну где она такому научилась, не в университете же, а ведь реальность у всех у нас в девяностые и нулевые была вроде бы одна и та же? Думаю, Галя Кожевникова была очень способной от рождения, просто умной очень, быстро схватывающей и быстро и надёжно цементирующей, когда надо. Ещё её, безусловно, очень правильно воспитали - в настойчивости, правде и строгих моральных принципах, без каких-то поблажек и послаблений злу. Вот только здоровья, почему природа отпустила ей так мало здоровья...
Последний раз, когда мы виделись, Галя была уже фактически прикована к постели, но мы говорили с ней о политике, о меняющейся фактуре нашей и её жизни, об искусстве, о путешествиях, и на всё у неё находились какие-то поводы улыбнуться, пошутить, рассказать что-нибудь интересное и вдохновляющее - так бы и сидели мы у неё весь день, если бы вдруг она не сказала: "Извините, ребята, я очень устала, мне надо отдохнуть. Заходите как-нибудь ещё". Этого "как-нибудь" так и не случилось.
От Гали осталась масса эмоций у знавших её людей, много воспоминаний, и всё это, конечно, сотрётся вместе с нами и нашими жизнями, уйдёт в небытие, как ушла сегодня утром в небытие жизнь самой Гали.
Но ещё от неё останутся её статьи и книги, которых она успела написать удивительно много для её неполных 37-ми лет. Она писала историю нашей страны - честно, страстно, но при этом с точной опорой на факты. Она писала историю этой страны и, я верю, сама в ней останется.
Вечная тебе память, Галка.
Влад Тупикин
5 марта 2011 года, Москва
источник