Наконец села и дописала сказку, первую часть которой осенью выкладывала под замком. :-)
НЕВЕСТА ПОДЗЕМНОГО ПРИНЦА
Сказка
Стояло чудесное весеннее утро. Со всех концов города сходился на площадь народ, привлеченный предстоящим зрелищем. И лишь одного человека в городе ни хорошая погода, ни готовящееся развлечение совершенно не радовало - хоть он и должен был стать в этом спектакле главным героем.
Декстер Пойнт считал, что сегодня на редкость неудачный день. Да и вся неделя, честно сказать, начинается препаршиво - не зря говорят, что понедельник день тяжелый.
Дело в том, что сегодня его должны повесить.
Хотя Декстер вовсе не был злодеем... ну, по крайней мере, злодеем в классическом смысле. Он не запятнал рук кровью. Никого не делал вдовами и сиротами, никого, боже упаси, не насиловал. Он вообще не любил грубую силу. Конечно, человеку его профессии совсем без грубой силы не обойтись - кто не умеет драться, тот ни на большой дороге, ни в тюрьме не выживет. Но кулакам или шпаге Декстер всегда предпочитал мозги.
Каждое из его преступлений по отдельности было невелико - ни одно больше, чем на пять лет, не тянуло. Но вот их количество... Если даже отвечать только за совершенное в последние три года - отсидеть предстояло бы не меньше трех столетий.
А ведь Декстер Пойнт воровал, жульничал, мошенничал, объегоривал и надувал честных граждан куда дольше трех лет.
Хоть он и был сыном почтенных родителей, но с детства пошел по кривой дорожке. Он еще пешком под стол ходил, а родные и соседи уже стонали от его проделок и проказ. В школе все схватывал на лету, а вместо того, чтобы учить уроки, потешался над учителями; а стоило ему чуть подрасти - бросил школу, заявив, что там скука смертная, и начал пропадать по кабакам да притонам. Ни к какому честному ремеслу его приохотить не удалось. Попытался было отец его высечь - так этот великовозрастный оболтус вырвал у него розги и переломал, сказав при этом такие слова, какие грех даже мысленно обращать к родителю; а на следующую ночь бесследно исчез, прихватив с собой дневную выручку из отцовской лавки.
Все, что произошло с ним дальше, вкратце описано в уголовном деле - хотя, конечно, многое там упущено.
Следствие по делу Декстера Пойнта шло десять лет. За это время он успел трижды сбежать из тюрьмы и трижды снова попасться. Сбежать в четвертый раз, к сожалению, не успел. Окончательный список его преступных деяний занял 3477 страниц мелким шрифтом, а в числе потерпевших значился чуть ли не весь город, а также жители многих соседних королевств.
Суд над Декстером проходил в обстановке строжайшей секретности: ни журналисты, ни простые зрители в зал суда не допускались. Дело в том, что Декстер изобрел сто двадцать пять новых способов отъема денег у населения - и многие из них были так хитроумны и соблазнительны, что пускать их в народ было смерти подобно: любой обыватель, имеющий хоть малейшие преступные наклонности, не удержался бы от соблазна попробовать.
Кроме того, некоторые его преступления, как говорилось в обвинительном заключении, «подрывали устои церкви и государства, подвергая сомнению вещи несомненные и превращая всеми чтимые святыни в сущее посмешище».
И действительно: даже суровые судьи во время заседаний то и дело начинали как-то странно гримасничать, хмыкать и крякать. А прокурор, произнося свою речь, в самом патетическом месте вдруг забился в истерике, так что его пришлось вывести из зала под руки и отпаивать водой. Позже он объяснял, что испытал приступ священного негодования, внезапно представив себе живо и во всех подробностях тот способ, которым подсудимый проник в монастырь святой Брюхильды.
Несмотря на секретность, из зала суда в город просачивались самые удивительные слухи. Весь город читал книжку, состряпанную каким-то бойким журналистом, под заглавием «Тринадцать табуреток, или необычайные похождения Декстера Пойнта, величайшего мошенника всех времен и народов». Не перечислить всего, о чем жалел Декстер, покидая этот мир - но больше всего жалел о том, что никогда эту книгу не прочтет.
«Главное, при чем тут табуретки?» - недоумевал он. Перебирая в памяти всю свою бурную жизнь, Декстер не припоминал никаких историй с табуретками, да еще в таком загадочном количестве.
Вокруг эшафота собралась плотная толпа. Почти каждый здесь - или сам, или брат его, или сват - пострадал от проделок Декстера, и все радовались, что ловкач наконец получит по заслугам. По крайней мере, вслух радовались. А если кто думал иначе, то виду не подавал.
На почетных местах расселись члены Городского Совета. Взошел на эшафот священник, чтобы дать осужденному последнее напутствие. Палач в черной маске неторопливо мылил веревку.
Яркий солнечный свет после сумрака темницы слепил Декстеру глаза; он шел, полной грудью вдыхая весенний воздух, словно стараясь вобрать в себя каждое из этих драгоценных мгновений. Руки его были связаны за спиной, ноги в цепях, со всех сторон окружала его вооруженная стража - все знали, что от этого хитреца можно ждать чего угодно. Но на лице его играла улыбка, и шел он в свой последний путь гордо, как король - так, что зрители, глядя на него, примолкли, и кое-кто из женщин украдкой утер слезу.
Если бы только все они знали, как страшно Декстеру не хотелось умирать!
Может быть, он все-таки ошибся? Может, тогда, много лет назад, надо было послушать взрослых, когда они твердили, чтобы он бросил свои проделки и занялся чем-нибудь полезным? А он кивал с сокрушенным видом, отвечал: «Да, да, конечно, я исправлюсь, я больше никогда...» - а на следующий день опять принимался за свое.
Хоть Декстер никогда ни в каких богов не верил, но, всходя на эшафот, впервые в жизни всей душой обратился в молитве - к Богу? К Судьбе? К своей воровской удаче? Этого он не знал и сам.
«Господи! - молил он. - Помоги мне выбраться из этой передряги - и, клянусь, я брошу все свои... Впрочем, нет. Хотя бы сейчас, для разнообразия, не буду врать: не брошу. Я такой, как есть, и другим не стану никогда. Но, клянусь, я непременно займусь чем-нибудь полезным! Вот прям как только, так сразу! Может, даже подвиг совершу - убью дракона какого-нибудь, или спасу невинную деву... Что, думаешь, мне слабо? Да все что угодно сделаю - только дай мне шанс остаться в живых!»
И в этот миг...
Толпа с приглушенным шумом расступилась. Прямо к эшафоту подъехала черная карета с невиданными гербами на дверцах. Окна ее были наглухо затянуты черными шторками. Пара черных жеребцов была запряжена в нее; по обеим сторонам ее ехали рыцари в черных доспехах, в полном вооружении, а впереди - герольд, также в черном камзоле и на черном коне. Странно и жутковато было явление этой траурной колесницы посреди разноцветной, возбужденной толпы.
Герольд трижды протрубил в рог замысловатый сигнал, а затем объявил громким голосом:
- Господа члены Совета, почтенные граждане! Ведомо нам, что есть в вашей стране древний обычай: осужденный на смерть освобождается от казни, если какая-либо невинная дева пожелает взять его в мужья. С нами в этой карете - девица, знатная и владетельная особа, и она желает взять в мужья осужденного преступника по имени Декстер Пойнт!
Что за шум и гам поднялся на площади - не описать! Отовсюду слышалось: «Что это? Ну и ну! Голову на отсечение даю, это очередная хитрость Декстера! Небось все эти ребята - его сообщники, а в карете какая-нибудь ловкая потаскуха, переодетая принцессой!»
Если бы кто-нибудь на площади взглянул в этот миг не на карету, а Декстеру в лицо, сразу понял бы, что ошибается. Ведь сам Декстер прекрасно знал, что никаких сообщников у него нет.
Глашатай Совета поднял руку, призывая к тишине, и громко объявил:
- Если дама в карете - в самом деле девица, знатная особа, и намерения ее честны, пусть она выйдет из кареты, представится и вручит Совету документы, подтверждающие ее личность.
Шторка на одном из окон чуть отодвинулась, и нежный мелодичный голос произнес:
- Увы, я не могу покинуть карету - солнечный свет опасен для меня. Но я вижу среди вас мессера Даниэли, старого друга моего отца: пусть он подойдет сюда - и получит все доказательства, которых вы желаете.
Почтенный старец, председатель Совета, подошел к карете. Дверца чуть приоткрылась, нежный голос тихо сказал ему несколько слов, а затем тонкая девичья рука протянула письмо, скрепленное печатью. Мессер Даниэли сломал печать, проглядел письмо - и изменился в лице. Затем, вернувшись на свое место, громко объявил:
- Почтенные граждане! Ручаюсь и заверяю вас, что эта госпожа - действительно знатная особа, девица, и намерения ее... - тут он запнулся... - словом, она действительно хочет взять этого человека себе в мужья. Это - принцесса Эльза, дочь и единственная наследница короля Эдуарда Тригонского, моего старинного и злосчастного друга, чья ужасная история всем вам, конечно, известна! Декстер Пойнт, согласен ли ты стать ее мужем?
Трудно описать, что началось на площади при этих словах. Люди отхлынули от кареты и от черных рыцарей, словно от прокаженных; на лицах их жгучее любопытство мешалось со страхом. Со всех сторон слышались возгласы: «Как? Та самая Эльза Тригонская? Проклятая принцесса? Значит, все это правда? А что же, выходит, у нее в королевстве мужчины закончились?»
Священник, стоящий на эшафоте, размашисто перекрестился и пробормотал:
- Обреченная Дева?! Оборони нас Господь!
- Святой отец! - не выдержал Декстер. - Похоже, я один здесь ничего не понимаю. В тюрьму газеты не ходят, так что я не в курсе последних новостей. Что это за принцесса такая, кто ее проклял и зачем ей понадобился я?
Священник поднял на него мрачный взгляд.
- Сын мой, - ответил он, - это долгая история. Мой тебе совет: откажись. Лучше тебе искупить свои бесчисленные грехи простой и быстрой смертью на виселице, чем впутаться в историю этой злополучной девы - и обречь себя на участь худшую, чем смерть!
- Ну уж дудки! - пробормотал Декстер. Отодвинув священника плечом, он шагнул вперед и громко объявил: - Согласен!
- Что ж, каждый сам выбирает свою судьбу, - похоронным тоном откликнулся председатель Совета. - Снимите с него цепи и препроводите в карету. И, может быть, ты, мошенник, прекратишь нагло ухмыляться, когда услышишь, что принцесса Эльза выходила замуж уже не меньше дюжины раз - и ни один из ее мужей не пережил брачную ночь!
В гробовой тишине Декстер, окруженный стражей, шел сквозь толпу к карете. Люди молча уступали ему дорогу и отводили глаза. Какая-то женщина громко всхлипнула. И вдруг из толпы послышался звонкий детский голос:
- Держись, Декстер! Ты их победишь, я знаю!
Кого это «их»? - подумал Декстер. С кем и с чем, черт возьми, ему предстоит иметь дело? Но не мог же он ударить лицом в грязь перед таким множеством зрителей - так что, повернувшись на голос, подмигнул и громко ответил:
- А ты как думал, сынок? Само собой, я им всем надеру задницу!
В карету почти не проникал солнечный свет; несмотря на теплый день, здесь было холодно и затхло, словно в гробнице. Девушка съежилась у окна; стан ее скрывался под бесформенным платьем, лицо закрывала плотная вуаль. Она молча протянула Декстеру руку в черных кружевах.
Декстер, ошарашенный всем происшедшим, не сразу вспомнил, что дамскую ручку положено целовать. Рука была маленькая, как детская, совсем прозрачная - и очень холодная.
- Ваше высочество, - бодро начал он, - счастлив нашему знакомству, состоявшемуся в такой судьбоносный момент, ибо... ибо...
И запнулся, вдруг обнаружив, что все заковыристые комплименты вылетели у него из головы. Девушка молчала. Декстер тряхнул головой - и, может быть, впервые в жизни сказал прямо, просто и серьезно:
- Вы спасли мне жизнь. Все, что в человеческих силах сделать для вас - я сделаю.
Девушка снова промолчала - но тоненькие прозрачные пальцы судорожно сжали его ладонь.
Карета мчалась, подпрыгивая на ухабах: судя по неровной дороге, они уже выехали из города. Декстер сделал еще одну попытку завязать разговор со своей невестой.
- Думаю, все обсудить мы еще успеем, - начал он. - Но объясните хоть одно, не дайте умереть от любопытства: почему вы выбрали меня? Я, конечно, глубоко в душе - очень глубоко - ощущаю себя прекрасным принцем, но неужели это заметно и снаружи?
В полутьме сквозь вуаль не было видно ровно ничего - но он почувствовал, что принцесса смотрит на него и улыбается.
- Нет, мессер Декстер, - проговорила она. - Я потому и выбрала вас, что на прекрасного принца вы совсем не похожи.
Говорила она медленно, немного нараспев, как бы в полусне, и в голосе ее звучала глубокая печаль.
- Принцы уже пробовали, - объяснила она. - Немало принцев, и владетельных князей, и рыцарей - благородных, отважных, чистых душой - пытались освободить меня от проклятия. У некоторых из них за плечами были десятки спасенных принцесс. Но ни один из них не выжил. А времени остается все меньше. Мой отец уже потерял надежду... И тут мне в руки попала книга о ваших приключениях. И я поняла: если кто-то на земле может меня спасти - это вы! Вы обязательно что-нибудь придумаете!
Пожилой, интеллигентного вида король смотрел на будущего зятя, словно на очень мелкую и очень противную букашку.
- Одна пятая владений короны, и не больше, - сказал он.
- А может, вы хотите, чтобы я даром работал? - со скучающим видом поинтересовался Декстер. После ванны и отменного ужина он сильно приободрился.
- Ну и наглец! - процедил король.
- Послушайте, папаша, я вас не просил вытаскивать меня из петли. Это вы прислали за мной свой катафалк. Вам нужно, чтобы я женился на девушке, не увидев ее лица, и спасал ее от проклятия, о котором так ничего и не знаю. И судя по тому, как вы в меня вцепились - с вариантами у вас напряженка...
Торг продолжался. Исключительно из уважения к правящему дому Тригонии Декстер согласился на полкоролевства.
- А вторую половину наличными, - добавил он, когда они пожали друг другу руки.
Король рухнул на трон и утер пот со лба.
- С одним условием, - мстительно проговорил он. - Ты должен прожить с принцессой в любви и согласии не меньше месяца. Просто для информации: никто из твоих предшественников не пережил и одну ночь. Кстати, если хочешь сбежать, тебя никто не держит, - добавил он с явной надеждой в голосе.
- Не дождетесь, - отрезал Декстер. - Я дал слово вашей дочери. Не знаю, что вам там обо мне наговорили, но слово я держу.
- Вот как? Тогда зачем ты из меня полкоролевства вытряс, скотина?!
- Из принципа.
Некоторое время король беззвучно открывал и закрывал рот. Декстер тем временем безмятежно накладывал себе вторую порцию рябчиков с трюфелями.
- Ладно, - проговорил наконец король. - Перейдем к делу. Извини, если придется испортить тебе аппетит.
И начал свой рассказ.
Девятнадцать лет назад Эдуард, король Тригонии, умирал.
Он лежал на поле боя, почти погребенный под грудой своих и вражеских трупов. В глазах стремительно темнело, в ушах нарастал звон.
«Не хочу! - отчаянно думал он. - Только не сейчас, когда мы одержали победу, когда дома меня ждет любимая... Что угодно отдам, кому угодно продам душу - лишь бы не умирать!»
- Слышишь? - проговорил вдруг над ним сладкий, тягучий, насмешливый голос. - Он не хочет умирать!
- Готов отдать все, что угодно, лишь бы отсрочить неизбежное, - ответил другой голос, чуть пониже, но такой же серебристый и тягучий. - Может, заключить с ним договор? Как ты думаешь?
Смертный холод уже подступал к сердцу короля - но из последних сил он простонал:
- Да! Да! Все отдам! Только верните мне жизнь!
Незнакомцы над ним перешептывались и смеялись; сладки были их голоса, но каждый звук словно вонзал в сердце ледяную иглу.
- По рукам, король, - проговорил наконец тот голос, что пониже. - Ты отдашь нам то, чего в собственном дворце не знаешь.
А в следующий миг все исчезло - шепот, и смех, и звон в ушах, и серая муть перед глазами. Мир снова обрел краски, с груди как будто сняли тысячетонную тяжесть. А минуту спустя послышалось:
- Эгей, сюда! Вот же он - государь! Он жив! Слава богу! Поднимайте... осторожнее...
Тогда король так и не понял, с кем заключил сделку. И что пообещал незнакомцам, тоже не узнал - пока не вернулся домой, и навстречу ему не вышла королева с новорожденной дочерью на руках...
- Прошло шестнадцать лет, - рассказывал король. - Я убедил себя, что это был лишь сон или бред раненого, а потом и вовсе об этом забыл. Вплоть до того страшного дня, когда они явились мне в зеркале и потребовали исполнения договора...
- Кто же они такие?
Боязливо оглянувшись, король ответил полушепотом:
- Король и королева Подземного мира. Повелители живых мертвецов. Они потребовали, чтобы я отдал свою дочь в жены их сыну. Чтобы после моей смерти все королевство досталось им.
Я уверил их, что принцесса еще слишком молода для брака, и с трудом умолил об отсрочке на три года. А сам разослал гонцов по всем окрестным землям и объявил, что вместе с рукой дочери отдам все королевство тому смельчаку, благородной или неблагородной крови, что станет ее мужем и избавит ее от страшного обета.
- Так значит, все-таки королевство целиком?
Король сделал вид, что не расслышал.
- Немало женихов сваталось к Эльзе. Двенадцать раз под этими сводами играли свадьбу. Но увы! - нечистая сила охраняет ложе моей дочери, и каждый мужчина, который пытается к ней приблизиться, теряет жизнь и душу. Все двенадцать женихов теперь являются мне и ей в кошмарных снах.
И этого мало. Ежедневно, ежечасно, тысячью способов Повелители мертвых напоминают принцессе и всем нам о своей власти над ней. В спальне у нее висит портрет ее чудовищного «жениха» - тщетны все попытки его убрать или уничтожить. Во что начала превращаться она сама после захода солнца - ты увидишь сам. И с каждым днем все хуже. Бедная жена моя сошла в могилу от ужаса и горя. Дворец наш обратился в склеп, королевство - в одно большое кладбище: все жители его стенают и оплакивают свою неизбежную горькую участь. А время утекает, как вода сквозь пальцы: подходит к концу уже третий год. Услышав о тебе, Эльза поверила, что такой великий пройдоха найдет способ обмануть и саму Смерть. Откровенно говоря, я в этом очень сомневаюсь. Но она верит в тебя. Она...
Он вдруг остановился, напряженно глядя куда-то Декстеру за спину. В высоком окне блеснул и погас последний луч солнца.
- Не подходи к ней и не заговаривай с ней после заката! - быстро проговорил король.
Декстер обернулся.
Перед ними стояла принцесса. Теперь на ней было облегающее серебристо-серое платье с высоким воротом, напоминающее чешую. На левой руке - длинная, до локтя, перчатка. Вуали не было. Лицо...
- Ты, кажется, хотел увидеть мое лицо? - проговорила она каким-то новым, гортанным голосом.
Правая его половина была лицом юной большеглазой девушки, очень хорошенькой и очень усталой. Левая - в серо-зеленых пятнах, с тусклым остановившимся глазом - лицом несвежей покойницы.
Пахнуло трупным смрадом, и Декстер ощутил, что съеденные рябчики просятся наружу.
«Какого черта?» - подумал он. Старик, который продал собственную дочь, а теперь сам же ее боится, был ему противен. Он встал, оттолкнув стул, и решительно двинулся к принцессе.
- Солнце мое, - начал он, - выглядишь ты просто шикарно, только над макияжем стоит поработать. Знаешь, я в свое время работал стилистом, кое-что в этом понимаю...
Протянув руку в перчатке, принцесса оттолкнула его легонько, кончиками пальцев. «Кажется, я проявил бестактность...» - успел подумать Декстер, отлетая в сторону и звучно врезаясь головой в стену.
Барон Портос объявил во всеуслышание, что сделает принцессу своей женой, хотя бы весь ад встал у него на пути - и, подхватив новобрачную в свои могучие лапищи, перенес ее через порог спальни.
Наутро его нашли на супружеском ложе с перегрызенным горлом, а также некоторыми иными повреждениями, о коих открытые источники из деликатности умалчивают. Принцесса пребывала в состоянии истерическом и пояснений не давала.
Принц Флорестан, встав перед портретом в принцессиной спальне, бросил ему перчатку и предложил сразиться за девушку в честном бою. Очевидно, у нечистой силы свои представления о дуэльном кодексе - не прошло и двух часов после захода солнца, как принц вывалился из запертого и зарешеченного окна.
Прославленный целитель Параскельс подошел к делу основательнее всех прочих. На подготовку он потратил почти год. Вконец извел короля и королеву (тогда еще живую), расспрашивая их о младенчестве и детских годах принцессы; с самой принцессой вел многочасовые беседы о ее внутреннем мире и поил какими-то отварами, мерзкими на вкус, но укрепляющими волю к жизни. К концу года Эльза сильно повеселела и даже начала выходить на солнце...
- Вот тут-то и надо было брать гонорар и смываться! - прищелкнул пальцами Декстер.
Он возлежал в шезлонге посреди королевского сада, обложившись с трех сторон тригонской прессой за последние два с половиной года. С четвертой стороны стояла на травке бутылка пива и лежал корешком вверх раскрытый на середине роман о табуретках. Сюжет был закручен лихо, но главный герой вызывал у своего прототипа смешанные чувства, казался чересчур суетливым и чересчур пафосным одновременно.
А Параскельса подвело профессиональное тщеславие. Он решил довести дело до конца и собственно... э-э... собственноручно избавить принцессу от комплекса, вызванного страхом перед пробуждающейся сексуальностью и принявшего форму навязчивой идеи о проклятии.
Конец был немного предсказуем. Теперь призрак медицинского светила пугает фрейлин и лакеев, внезапно сгущаясь в темных углах и интересуясь вкрадчивым баритоном, что они чувствуют по этому поводу.
Декстер в Тригонии наслаждался жизнью. На правах будущего принца он жил во дворце и пользовался у тестя неограниченным кредитом. Все местные развлечения были к его услугам. Простые тригонийцы видели в нем знаменитость и выстраивались в очередь за автографами; знатные господа при виде его зеленели и всем своим видом демонстрировали, что Принц мертвых в качестве правителя страны, пожалуй, не так уж плох - пусть упырь, зато аристократ и без судимостей. Декстера это немало забавляло.
Принцесса - в дневное время очень даже миленькая, хоть и не совсем в его вкусе - смотрела на него глазами олененка Бемби и млела. Право, даже жаль, что нельзя ее...
Пожалуй, это единственное, что омрачало его теперешнюю жизнь. Время идет - и рано или поздно принцессу все-таки придется спасать.
Еще один жених, благочестивый граф Маглуа, явился исполнять супружеский долг, вооружившись здоровенным крестом и баллоном святой воды. Когда его нашли, на мертвом лице его застыло бесконечное удивление; о том, куда был засунут крест, источники писали уклончиво.
Последний по счету претендент, пожалуй, подошел ближе всего к успеху. По крайней мере, он оставил что-то похожее на ключ. Вот только непонятно, что этот ключ открывал.
Этот сэр Галадрис был поэтом - и, судя по всему, отличался нетривиальными вкусами: Эльза в ночном, подпорченном варианте заинтриговала его куда больше, чем в дневном. Он принялся писать ей стихотворные комплименты в духе раннего Бодлера (образцы прилагались, но Декстер их не осилил); скоро молодые люди нашли общий язык и однажды вечерком, пошептавшись, уединились в принцессиной спальне.
Измученный неизвестностью папа-король всю ночь дежурил у двери, время от времени прикладывая к ней ухо. Однако из спальни не доносилось ни звука.
Только после рассвета послышался какой-то шорох, а затем - звучный удар, словно на пол упало что-то тяжелое.
Не ожидая ничего хорошего, король вбежал без стука. Принцесса, уже в человеческом виде, спала в своей девичьей постельке крепким сном - и, как всегда в последние месяцы, ничего не помнила о том, что происходило ночью. Молодой декадент висел на люстре, а рядом с опрокинутым туалетным столиком, над которым болтались его ноги, лежала записка, торопливо нацарапанная на клочке бумаги и тоже ничего не проясняющая:
«Каждое зеркало - дверь.
Еще два места, одно для меня.
Никого не винить, я сам».
Окончание.