(no subject)
По ссылке из ФБ
Владимир Дмитриев: «В "Солярис" вернется зеркальная комната»
http://www.russ.ru/pole/Vladimir-Dmitriev-V-Solyaris-vernetsya-zerkal-naya-komnata
Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова
РЖ: В отличие от «Страстей по Андрею», картины, которую все же когда-то показывали, первую версию «Соляриса» зрители не видели никогда. Чем она отличается от окончательной?
В.Д.: В «Солярисе» есть большой эпизод, который вырезал сам Тарковский. Он называется «зеркальная комната». Я думаю, он счел, что картина благодаря этому, очень красивому и очень условному эпизоду, - усложняется, что он сбивает ритм, и потому не нужен. Для сюжета эпизод большого значения не имеет. Но в изобразительном плане он очень интересен.
(...)Я много лет был отборщиком Московского международного кинофестиваля, и было две проблемы всегда: секс и евреи.
РЖ: Об этих «проблемах» говорили открытым текстом?
В.Д.: Про секс - открытым. А про евреев - в завуалированном виде. Скажем, идет «Последнее метро» Трюффо. Прямо сказать о том, что фильм нельзя показывать (по сюжету, в годы оккупации актриса скрывает в театре своего мужа-еврея - Н.И-Г) никто не мог. В таких случаях кто-нибудь вставал и говорил: ну, это - нельзя. И все как бы понимали, почему. А я очень любил спрашивать: а почему нельзя?
Владимир Дмитриев: «В "Солярис" вернется зеркальная комната»
http://www.russ.ru/pole/Vladimir-Dmitriev-V-Solyaris-vernetsya-zerkal-naya-komnata
Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова
РЖ: В отличие от «Страстей по Андрею», картины, которую все же когда-то показывали, первую версию «Соляриса» зрители не видели никогда. Чем она отличается от окончательной?
В.Д.: В «Солярисе» есть большой эпизод, который вырезал сам Тарковский. Он называется «зеркальная комната». Я думаю, он счел, что картина благодаря этому, очень красивому и очень условному эпизоду, - усложняется, что он сбивает ритм, и потому не нужен. Для сюжета эпизод большого значения не имеет. Но в изобразительном плане он очень интересен.
(...)Я много лет был отборщиком Московского международного кинофестиваля, и было две проблемы всегда: секс и евреи.
РЖ: Об этих «проблемах» говорили открытым текстом?
В.Д.: Про секс - открытым. А про евреев - в завуалированном виде. Скажем, идет «Последнее метро» Трюффо. Прямо сказать о том, что фильм нельзя показывать (по сюжету, в годы оккупации актриса скрывает в театре своего мужа-еврея - Н.И-Г) никто не мог. В таких случаях кто-нибудь вставал и говорил: ну, это - нельзя. И все как бы понимали, почему. А я очень любил спрашивать: а почему нельзя?