Баба Феня
Вчера был День рождения папиной мамы - Федосьи Игнатьевны, бабы Фени.
И я выложила в ФБ фотографию бабушки, отсканированную и присланную братом. Вот эту.
В комментариях попросили рассказать о ней. Не о фотографии - о бабушке. И впервые за долгое время у меня получилось
Стыдно признаться, но рассказать-то особо и нечего. Попробую, что знаю.
В Сибирь из Белоруссии бабушкину семью пригнал не то голод, не то ещё какая напасть.
Было их пятеро детей в семье (называю, как помню с детства): нянька-Дуська, тётя Мотя, тётя Лена, баба Феня и дед Костя.
Понятно, что все они были мне бабками, но называла я их как папа.
По детским воспоминаниям моим, всю жизнь сёстры и брат были дружны, общались и поддерживали друг друг друга.
Образования у бабы Фени никакого, даже начального (в противовес мужу её, деду Коле, у которого в арсенале целых 4 класса - "тогда, наверное, как сейчас университет закончил" - цитата от папы).
Работала в больнице санитаркой, в хирургическом отделении, которым руководил наш известный земляк - хирург М. А. Подгорбунский (тот самый, который во время ВОВ был главным хирургом Красной Армии, прошёл всю войну, вернулся в Кемерово и много ещё разного полезного и доброго сделал до войны и после для медицины и города).
Баба Феня же во время войны осталась санитаркой в госпитале, в одном из 72-х, открытых в те годы в Кузбассе.
Как я понимаю, замуж она вышла в годы войны. Старшую дочь - мою тёть Галю (на втором фото) - родила в 1944. Папа родился в 1948. Бабе Фене, если верить паспортным данным, было уже 36.
Я к чему эту арифметику. Просто вот эта вчерашняя фотография - прям особенная, на ней совсем молодая бабушка. На других проступают какие-то совсем иные черты. Как-то истончается и мельчает всё, что ли. Не знаю, не могу объяснить. Но как будто вообще другой человек…
Собственно, про трудовую деятельности бабы Фени мне и нечего больше рассказать. Папа говорит, что на его памяти она всё больше домом и детьми занималась.
Когда я была маленькой, она работала техничкой в хозяйственном магазине. И у нас благодаря этому было много красивой посуды. Сейчас уже почти всё перебито, конечно же. Но есть и сохранившиеся экземпляры. Например, прекрасный фарфоровый кофейный (или чайный) сервиз, который стоит у мамы в стенке, и на который я всякий раз облизываюсь, но не посмею, конечно, не посмею.
Баба Феня учила меня и старшего внука играть в подкидного дурака, выращивала на подоконнике жгучий перец и кормила нас нереально вкусным блюдом: в жестяную миску наливалось постное масло, крошился крупно лук и в эту смесь макался чёрный или серый хлеб, присыпанный соль
А когда я ложилась спать, просила бабушку «поцарапать мне спинку». И она шершавой рукой с не разгибающимся безымянным пальцем гладила мою спину и что-то говорила-говорила, даря любовь и покой. Но мне никогда не вспомнить, что она говорила, что пела.
Хотя… Одну песенку-считалочку смутно помню:
Дождик-дождик, пуще!
Дам тебе гущи!
Дам каравай - посильней поливай!
Дождик-дождик, перестань!
Я поеду в Аристань
Богу молиться, Христу поклониться.
Я любила её. Очень скучала, когда мы уехали из барака, где я росла, в отдельную двухкомнатную квартиру. Потом бабушке тоже купили (или обменяли) однокомнатную благоустроенную квартиру на Трикотажке.
Я ездила навестить её, помыть полы. Под домом был киоск, в котором продавали самые вкусные беляши, которые я когда либо ела, - и она неизменно давала сколько-то там копеек, чтоб я полакомилась.
Я помню этот запах, сопровождавший бабу Феню, последние годы жизни. Описать могу, но не буду - без того уже плачу. Но я точно знаю, что именно так пахнет одиночество. И очень боюсь, что когда-нибудь этот запах станет и моим сопровождением. А у меня ведь даже нету внучки, которая об этом будет помнить и вот так коряво рассказывать.
Всё.
На последнем фото - маленький, в смешных штанах - мой папа
Про деда Колю - отдельный разговор, но ещё более короткий. Точнее даже не про него, а про его отца, моего прадеда Семёна Титова. Но в другой раз.
И я выложила в ФБ фотографию бабушки, отсканированную и присланную братом. Вот эту.
В комментариях попросили рассказать о ней. Не о фотографии - о бабушке. И впервые за долгое время у меня получилось
Стыдно признаться, но рассказать-то особо и нечего. Попробую, что знаю.
В Сибирь из Белоруссии бабушкину семью пригнал не то голод, не то ещё какая напасть.
Было их пятеро детей в семье (называю, как помню с детства): нянька-Дуська, тётя Мотя, тётя Лена, баба Феня и дед Костя.
Понятно, что все они были мне бабками, но называла я их как папа.
По детским воспоминаниям моим, всю жизнь сёстры и брат были дружны, общались и поддерживали друг друг друга.
Образования у бабы Фени никакого, даже начального (в противовес мужу её, деду Коле, у которого в арсенале целых 4 класса - "тогда, наверное, как сейчас университет закончил" - цитата от папы).
Работала в больнице санитаркой, в хирургическом отделении, которым руководил наш известный земляк - хирург М. А. Подгорбунский (тот самый, который во время ВОВ был главным хирургом Красной Армии, прошёл всю войну, вернулся в Кемерово и много ещё разного полезного и доброго сделал до войны и после для медицины и города).
Баба Феня же во время войны осталась санитаркой в госпитале, в одном из 72-х, открытых в те годы в Кузбассе.
Как я понимаю, замуж она вышла в годы войны. Старшую дочь - мою тёть Галю (на втором фото) - родила в 1944. Папа родился в 1948. Бабе Фене, если верить паспортным данным, было уже 36.
Я к чему эту арифметику. Просто вот эта вчерашняя фотография - прям особенная, на ней совсем молодая бабушка. На других проступают какие-то совсем иные черты. Как-то истончается и мельчает всё, что ли. Не знаю, не могу объяснить. Но как будто вообще другой человек…
Собственно, про трудовую деятельности бабы Фени мне и нечего больше рассказать. Папа говорит, что на его памяти она всё больше домом и детьми занималась.
Когда я была маленькой, она работала техничкой в хозяйственном магазине. И у нас благодаря этому было много красивой посуды. Сейчас уже почти всё перебито, конечно же. Но есть и сохранившиеся экземпляры. Например, прекрасный фарфоровый кофейный (или чайный) сервиз, который стоит у мамы в стенке, и на который я всякий раз облизываюсь, но не посмею, конечно, не посмею.
Баба Феня учила меня и старшего внука играть в подкидного дурака, выращивала на подоконнике жгучий перец и кормила нас нереально вкусным блюдом: в жестяную миску наливалось постное масло, крошился крупно лук и в эту смесь макался чёрный или серый хлеб, присыпанный соль
А когда я ложилась спать, просила бабушку «поцарапать мне спинку». И она шершавой рукой с не разгибающимся безымянным пальцем гладила мою спину и что-то говорила-говорила, даря любовь и покой. Но мне никогда не вспомнить, что она говорила, что пела.
Хотя… Одну песенку-считалочку смутно помню:
Дождик-дождик, пуще!
Дам тебе гущи!
Дам каравай - посильней поливай!
Дождик-дождик, перестань!
Я поеду в Аристань
Богу молиться, Христу поклониться.
Я любила её. Очень скучала, когда мы уехали из барака, где я росла, в отдельную двухкомнатную квартиру. Потом бабушке тоже купили (или обменяли) однокомнатную благоустроенную квартиру на Трикотажке.
Я ездила навестить её, помыть полы. Под домом был киоск, в котором продавали самые вкусные беляши, которые я когда либо ела, - и она неизменно давала сколько-то там копеек, чтоб я полакомилась.
Я помню этот запах, сопровождавший бабу Феню, последние годы жизни. Описать могу, но не буду - без того уже плачу. Но я точно знаю, что именно так пахнет одиночество. И очень боюсь, что когда-нибудь этот запах станет и моим сопровождением. А у меня ведь даже нету внучки, которая об этом будет помнить и вот так коряво рассказывать.
Всё.
На последнем фото - маленький, в смешных штанах - мой папа
Про деда Колю - отдельный разговор, но ещё более короткий. Точнее даже не про него, а про его отца, моего прадеда Семёна Титова. Но в другой раз.